Остров холода

Первая

Когда-то давно я думал, что жизнь начинается вместе с наступлением дня, теперь же я знаю, что она начинается на закате и либо продолжается, либо оканчивается под утро. Когда-то давно, когда я был ребенком — свободным, беззаботным, счастливым — и бегал в башмаках из мягкой кожи по промёрзшей земле, тогда я мечтал о том, что буду завоевателем моря! Что буду выходить на большую воду за славой и богатством! Когда-то давно я ошибался… сильно ошибался.

Рука крепко сжимает канат. Еще миг, и дракар, подхваченный волной, врежется в судно какого-то из государств. Мне нет никакого дела до того, какого именно. Для меня есть две стороны: та, на которой я, и противоположная.

Еще миг, и судно остановится. Это произойдет внезапно, резко и бросит меня и всю команду сначала навстречу врагу, а потом обратно. Это всегда вызывало у меня смешанные чувства, и чтобы избавиться от них, я научился одному трюку: забраться на мачту, взять канат, обмотать вокруг руки и ждать рывка.

Спустя миг меня подхватывает ветер. В сотый раз я лечу вниз и внимательно высматриваю самую аппетитную жертву. Обычно — это тяжелые воины, с которыми никто другой не осмеливается вступить в схватку. Обычно это те, кто забирает с собой как можно больше жизней! Обычно это те, которым, как и мне, нечего терять.

Этот раз — не исключение. В первую же секунду своего полета на канате я замечаю того, чьи глаза не отражают света. Глаза мертвеца, чьи будни наполнены мечтой о скорой смерти в бою, под звон клинков и свист стрел. Глаза, под которыми можно заметить холодные отпечатки, оставленные самой судьбой!

Все, что от меня требуется: сосредоточиться, сгруппироваться, разжать пальцы и быть готовым к встрече с валькириями. Все, что я сейчас могу сделать: убить такого же, как и я, или склонить перед ним голову. Все, что мне сейчас подвластно: мой меч, несколько мгновений полета и азарт, что душит покруче смрадного поля под палящим солнцем после ожесточенной бойни за власть, влияние и деньги.

Приземляюсь аккурат перед выбранным врагом. Он на несколько голов выше. Он шире в плечах настолько, что два поставленных плечом к плечу меня вряд ли смогут сравниться с этой горой мяса, жира, костей, волос, ненависти и азарта.

Меня окружают. На меня смотрят так, будто я волк, загнанный стаей собак, но этот мужчина, габариты которого оказываются гораздо больше тех, которые я видел с искаженной перспективы, поднимает руку. Он произносит несколько простых слов, и армия вокруг нас находит себе более предпочтительных противников. Это не может не радовать. Это рассказывает историю одной надвигающейся прекрасной битвы. Это заставляет перестать слушать и слышать голоса тех, с кем мы не так давно вместе пили мед, вино, пиво под жареное мясо животных.

Внимательно изучаю одежду незнакомца: что-то строгое, клепаное, с промокшим от брызг и дождя мехом, с вкраплениями стали, от которой движения должны быть медленными, неповоротливыми и, возможно, неустойчивыми.

Незнакомец в свою очередь проделывает тот же самый трюк — и главное! — самое главное заключается в том, что он смотрит в мои глаза так же, как я смотрел в его, когда искал очередную жертву для прекрасного времяпрепровождения в момент противостояния двух сил. Он смотрит на меня и примеряется, продумывает, просчитывает.

«Не вооружен», — понимаю я и прикидываю, что нет чести в том, чтобы убить такого врага, когда у него из оружия — только кулаки.

Смотрю по сторонам. В этот раз я впервые перестаю следить за противником. Я хочу найти что-нибудь такое, с чем он сможет вступить в сражение со мной, и не подозреваю, что бой уже начался.

Крепкий удар в челюсть. Залихватский, можно сказать. Меня отбрасывает на несколько шагов назад. Если бы не боевой опыт, если бы не то количество боли и боев, которые вместе с победным вином я влил в себя за годы жизни, то я бы пал ничком, но не устоял бы на ногах. А так я удерживаюсь, быстро поворачиваюсь и смотрю на глыбу мяса, костей и азарта, что с уважением смотрит на то, как я выстоял после удара.

«Он смотрит, смеется и хлопает в ладоши. Он что-то говорит на своем языке. Он доволен, а это значит, что я не имею права огорчить достойного противника», — с этими мыслями на моем лице появляется улыбка, а вместе с улыбкой из глотки прорываются смех и крик.

Да… ему не нужно оружие, чтобы убивать. Он — сам по себе оружие для убийства, принявшее облик человека. Этот человек — словно демон, что вырвался из самых глубин Хельхейма и несет сладкий груз жатвы!

На каждый мой уворот он делает несколько смертоносных выпадов кулаками и ногой. Этот мужчина двигается так, как я никогда не видел. Это заставляет быть осторожнее. Это принуждает быть на расстоянии одного точного удара, причем не моего, а противника. Это лишь подливает масло в огонь азарта и делает бой лишь приятнее.

Голоса за нашими спинами потихоньку стихают. Это значит, что бой близится к завершению, и когда один из нас падет, то другой либо окажется в окружении врагов, либо среди друзей. Да даже если не падет и бой будет продолжаться! Он будет либо на стороне и под ободряющие крики своих, либо падет под вой и улюлюканье врагов. Я даже не знаю, что предпочтительнее… Я знаю только, что хочу умереть в прекрасном и жестоком бою, чтобы сама королева валькирий, если у них такая есть, сопроводила меня в Вальхаллу!

Мой противник истекает кровью. Он весь в мелких, неглубоких порезах, потому как не дал ни единого шанса ударить в полную силу, наотмашь, на отсечение, насмерть.

Я раскрашен синяками, тонкими струйками алой крови, что сочится из рассеченных брови, губы и, на удивление, ключицы. Мне тяжело двигаться от боли в правом боку. Кажется, он сломал мне несколько нижних подвижных ребер. Неприятно. Не смертельно. Обидно. Раззадоривает и заставляется активнее рваться в бой. Заставляет… но рассудительность еще не пропала. Она держит меня в холодных лапах ветра и брызгах рассекающихся о судно волн. Она принуждает меня желать победы над этим противником, и я бьюсь.

Голоса за спиной стихают совсем. Мне не страшно. Я жду того момента, когда смогу узнать победившую сторону. Кажется, мой противник тоже. Да, поначалу он не воспринимал меня всерьез, но теперь, от приличной кровопотери и от усталости, мужчина смотрит вперед и не спускает с меня глаз ни на секунду.

Голосов нет. Совсем. Такое чувство, что только двое нас осталось на борту чужого судна и только двое продолжают этот бой, победитель которого уже и не столь важен, потому что рано или поздно его заберет море. Поглотит огромным организмом, чтобы переварить в соли и желудках рыб.

Я не знаю, сколько продолжается наше противостояние. Не знаю, сколько еще будет продолжаться. Мы уже даже практически не движемся. Наше сражение продолжается отдельно от движений. Оно происходит в наших умах. Кто первый сдастся, тот и проиграет.

— Да это же самое великое сражение, которое только у меня было! — кричу я и утопаю в хрипящем смехе. — Ты достойный противник, чужак! Ты великий и достойный! Согласно этому я назову тебе свое имя! — кричу я, не расслабляясь ни на единый миг. — Я — Агнар! И если бы ты знал, что значит это имя!.. — вновь смех вырывается из моих легких.

«Агнар означает — достойный воин. Достойный воин встретил достойного противника. Достойная битва, которая заслужит достойной легенды… Могла бы заслужить в том случае, если бы кто-то, кроме нас двоих, остался в живых», — думаю я.

В свою очередь мужчина, что больше похож на гору, кричит мне что-то в ответ. Не понимаю ни слова. Ни единого слова не могу разобрать слухом, но та душа, что сгорает от несравнимого счастья такой битвы, без проблем переводит каждое сочетание звуков. Я понимаю, его зовут Гридя. Я это слышу по интонации, вижу по тому, как он бьет себя правой рукой по груди.