Когеренция

Кима скептически относился ко всему, что человек привык считать нерушимым. Восприятие цветов, звуков и вкусов менялось от флюента к флюенту настолько, словно Ким смотрел кино, снятое разными режиссёрами. Ещё больше менялся образ мыслей и мотивация. Одни флюенты пребывали в апатии, и тогда она казалась основой мира, как бы его внутренним слоем, который всегда открывается человеку, если поскрести жизнь как следует. Другие словно имели бесконечный источник энергии, требующей выхода, и мир представлялся им чередой благоприятных возможностей. Внутренний диалог одних напоминал торопливую речь страхового бота, другие жили словно в пустоте, лишь иногда осмысливая происходящее. Одна пожилая дама вообще не разговаривала с собой: ей представлялось, будто внутри головы находится огромный кинозал, к которому ведёт винтовая лестница у левого уха, и все мысли появляются в дрожащем свете кинопроектора под фанфары или тихую музыку финальных титров.

Через призму восприятия разных флюентов даже лица известных актёров выглядели настолько по-своему, словно речь шла о совершенно разных людях. Человеческое внимание не воспринимает внешность целиком, а концентрируется на значимых для него деталях, и набор этих деталей у всех разный: кто-то видит щетинистый подбородок, а кто-то воспринимает лишь форму глаз. Есть и те, кто почти не распознаёт чужих лиц и отличает людей по одежде, мимике или походке.

Но больше всего Кима поражала способность флюентов абсолютизировать собственное восприятие. Каждый готов был признать субъективность взглядов, на деле же был убеждён, что именно его способ мышления является отражением объективной реальности как она есть. И мощь этого заблуждения была так велика, что Ким неизменно поддавался ему во время когеренций, а после мучился от невозможности вывести среднее арифметическое между мыслями флюента и собственным мироощущением, о котором знал не так много.

– Всё это так интересно! – подбадривала его Стелла. – Ким, я так завидую тебе. Ты погружаешься в бездны, которые я всю жизнь изучаю и никогда не вижу.

– Ты и сама такая же бездна. Можешь смотреть в себя. На самом деле, почти ничем не отличается.

– Как же, не отличается! – фыркнула Стелла. – А перцепторные тиски? Сколько времени ты с ними мучился?

Перцепторные тиски – явление, возникающее в первые минуты когеренции, если перцептор и флюент слишком контрастно воспринимают окружающий мир. В этом случае сознание перцептора ощущает такой шок и сопротивление, что оказывает почти парализованным. Оно работает только на восприятие с отрицательными коэффициентами Курца.

В последнее время тиски ослабили хватку, и Ким научился смотреть на вещи более отстранённо. Он привык к разному восприятию цветов и запахов, к разной возбудимости и мыслительным способностями флюентов. Лишь иногда неожиданный поворот сбивал его с толку. Недавно одному флюенту показалось странным слово «груздь». Оно рудиментарно всплыло в сознании Кима в ассоциативном ряду и поставило флюента в тупик, спровоцировав внезапный приступ паники. Мозг флюента решил, что с этим полузнакомым словом связана вытесненная мысль, которая пытается пробиться из бессознательного. Возникло сильное отливное течение, которое Ким попытался успокоить, спровоцировав сильный резонанс. После этого когеренция стала неустойчивой, флюент разнервничался и потребовал прервать эксперимент.

– Флюенты очень похожи, – проговорил Ким. – Это странно, да? Люди отличаются характерами и биографиями, но это как листья на воде. А сама вода везде одинаковая, понимаешь?

– И ты устал от этой одинаковости?

– Я, наверное, устал ходить как мул на верёвочке. Хотя в этом и есть моя работа.

– Тебе хочется больше свободы?

– Наверное.

– Я поговорю с руководством. Возможно, ты уже созрел для следующего шага.

Но Стелла не поговорила. Этот сеанс стал для неё последним. Ким догадывался, что Стеллу уволили за ту мелкую оплошность, когда она открыла своё лицо, но вопрос нигде не обсуждался, так что Ким не знал наверняка. В следующий раз его встретил другой визор, под которым сиял маленький старческий подбородок, а в углу светилась надпись: «Ирина Ивановна».

Зачем они скрывают лица? Боятся, что Ким найдёт способ достать их за пределами «Талема»? Для чего они оставляют открытыми подбородок и губы? Чтобы сохранять иллюзию человечности?

* * *

Ким часто испытывал сочувствие к флюентам. В когеренции есть что-то издевательское и противоестественное, как в походе к проктологу без личного согласия. Кто захочет попасть во власть кукловода, который сначала подёргает за ниточки, а потом натянет тебя, как хирургическую перчатку?

Нейросети и так превратили людей в нервные клетки, которые лишь думают, что свободны. Но раньше надзор корпораций и государств, вся их сенсорика, работали только во внешнем поле, не проникая под корку мыслей, в сплетения нашего беспокойного кортекса. Человек, сидящий неподвижно без выражения на лице, был неуязвим для наблюдателя. Когеренция – это другое. Это троянский конь. Она затрагивает самую сущность человека и выворачивает её наизнанку, не понимая, чем эта сущность является. Скоро мы станем совсем прозрачными для мира, но вряд ли более близкими друг для друга. Всех интересуют только практические результаты. Всех интересует, как далеко может зайти перцептор.

Яна – ещё один тестовый флюент. Но Яна – это нечто большее. Это пропуск Кима в большой мир, его показательное выступление, его экзамен. Если комиссия из специалистов, которых он никогда не увидит, признает его достаточно квалифицированным для работы вне тестовых комнат, его флюентов выпустят в большой мир, а он сделает ещё один шаг навстречу свободе.

Кима тянуло на волю, пусть даже в чужой шкуре. Он надеялся, что это скрасит его пребывание в северных декорациях «Талема», спасёт от затяжной полярной ночи, вернёт его в человеческое общество, где лица не закрыты масками. Он надеялся, что контакт с забытой жизнью растревожит его память. Он сможет оказаться в местах, которые видел в прошлом, и даже встретить людей, которые знали его раньше…

Краткий демарш Петра Дерезина закончился для Кима без последствий. Он не знал, сработало ли заступничество Виноградова, или руководство проекта приняло к сведению психологическую усталость, но наказания не последовало. Зато эта прогулка до крайности обострила желание Кима вырваться из лабораторной стерильности в суету человеческого общества, пусть даже в шкуре флюента. О жизни на воле он помнил не так уж много, но ощущал её во всей полноте, как что-то массивное, светлое, полное запахов и внезапных открытий.

От этой волнующей перспективы его отделяла лишь когеренция с домохозяйкой Яной. Вводные он получил в переговорной от Виноградова с Фольшойером, которые уселись напротив Кима со странной торжественностью, будто готовились сообщить плохую новость. Виноградов заметно нервничал, и его недозаряженная бионическая рука двигалась судорожно и резко. Фольшойер казался насмешливым.

Ким углубился в досье. Флюент, Яна Мильман, семь лет работала преподавателем истории в одном из московских вузов, но в 2032 году попала под сокращение и с тех пор нигде не задерживалась дольше нескольких месяцев. Сейчас она была преимущественно безработной, что, видимо, угнетало её. В тайне от семьи Яна посещала социальный центр, где по несколько часов в день подрабатывала кликером, а с недавних пор за деньги участвовала в разных экспериментах.

Яна была типичным флюентом. Нетипичным было задание: вместо складывания пазлов и пирамид, ей предстояло лишь корректно ответить на ряд вопросов об окружающем мире.

– Каких вопросов? О квантовой физике? – спросил Ким недоуменно. – Я сам-то на них отвечу?

– Ответишь, – издевательская улыбка тронула губы Фольшойера. – Вопросы взяты из квалификационного экзамена для детей в возрасте 9-11 лет. Где водятся слоны и какая из планет ближе к Солнцу.

Ким ещё раз пробежал глазами досье:

– Её отец – преподаватель теоретической механики, – констатировал он. – Мать – сотрудник архива. Сама Яна работала доцентом кафедры «Истории русского мира». Она образованный человек. В чём сложность ответить на вопросы для третьеклассников? Она и без меня справится.