Страница 25 из 27
‒А кто не может?».
Диалог на пароходе «Севрюга»
Уже вторая, чтоб её! Однако ж руководящие кадры, на сей раз прогрессоры-рыночники, так же, как и их предшественники, ретрограды-плановики, сильно недооценили подопытный народ. Тем более, что на первой он уже потренировался, хотя, не к ночи будь помянутые ретрограды-плановики, секреты маскировали – на зависть нынешним шпионам-государственникам. За три дня до этого всенародного сюрприза председатель ЦБ даже руки предлагал себе отрубить, если таковой случится. (Или это он – перед второй реформой? Ладно, не в этом суть).
Как-то по ящику его видал: руки на месте, одной даже чешется постоянно, мудрости свои излагая. Подумаешь, соврал, не впервой для всеобщего блага. Незадолго до его клятвы – захаракирить себя в облегчённой форме, я имел честь лицезреть этот эталон банкира на закрытой встрече для своих. Так там, в ответ на стоны генерала в резерве, что Внешэкономбанк не выдаёт честно нашпиониную валюту, самурай от финансов заявил: «Государство не может позволить себе вернуть ваши деньги». Вот так! Прежние-то не знали пощады «ни к женщинам, ни к детям, ни к генералам в отставке». А как же: социальная справедливость, твою мать!
С тех пор в узкой среде банковских руководителей фамилия председателя ЦБ применялась в качестве эталона честности. Например: «Зуб даю. Предложение – справедливее не бывает: два Г…о».
Возвращаюсь к реформе. Вечером, после объявления этого первого всенародного гуляния от накоплений, я имел возможность наблюдать знакомое мне только из учебников научного коммунизма «творчество масс». Граждане менее чем за три часа придумали и осуществили не меньше шести способов обменять находящиеся вне закона 100- и 50-ти рублёвки. Предлагаю молодёжи, не нюхавшей пороху и прочего амбрэ реформ, в качестве домашнего задания найти эти методы самостоятельно – пригодится в будущем, я думаю.
В эту сказочную ночь я, тогда ещё работник Нормального банка, понял, как должен действовать настоящий банк в условиях встречного ночного боя с превосходящими силами реформы. Так что во второй раз на грабли наступили только мудрые руководители, подвижники-демократы. Мы-то были отмобилизованы по полной.
Во-первых, надо было успокоить бьющуюся о ворота конторы толпу, грозящую взять кассу штурмом. Вышел я к мученикам за веру в правительство и, клянясь всеми святыми, Марксом, Энгельсом и свободой слова, обещал работать всю ночь – до полного обмена. Волнение упало баллов до четырёх, хотя отдельные обещания «в случае чего – мы тебя» и вскипали на гребнях беспокойства.
Во-вторых, с целью окончательно унять рефлекторный тремор граждан, послал девочек из секретариата раздавать в очереди чай и горячие пельмени. Народ ел, но бдительности не терял.
В-третьих, следовало отсепарировать из «девятого вала» нуждающихся знакомых и менять им без пересчёта – на доверии. Риск был, но скорость важнее. Из всех знакомых выделили важных знакомых – этими, с подачей успокаивающих напитков, занимался я, остальными – мои замы и сотрудники.
Неопознанным личностям меняли в кассе. Вы видели, как считает купюры настоящий кассир в таких обстоятельствах? Выгибает пачку и считает купюры по торцам, не распечатывая саму пачку. Получается быстрее, чем на машинке, а ошибок я лично не видел. Ненастоящие кассиры считали с помощью техники, но с неменьшим остервенением.
Понятно, что бумажки, называемые по привычке деньгами, носили по банку в чём попало, иногда просто охапками.
Картина как раз для учебников по истории революции: «отмена капитала – введение продразверстки». Пол засыпан чистоганом, очумевшие сотрудники с презрением его топчут, иногда нагибаясь за сдачей.
‒ Эй, не найдется разменять пятьдесят по рублю?
‒ Загляни к кредитникам, там, как войдёшь, у шкафа с досье лежала кучка.
Бухгалтерия фиксирует операции «со слуха», руководствуясь здравым смыслом. Около двух часов ночи в углу кто-то затянул, и счетоводки, все как одна, подхватили:
«Идём, идём весёлые подруги, страна как мать холит и любит нас!»
«Везде нужны заботливые руки и наш хозяйский, теплый женский глаз!» – поддержали две бабульки-уборщицы, сметавшие с пола в корзины неоприходованные средства.
«А ну ка девушки, а ну красавицы! Пускай поёт о вас страна!» – сквозь подступившие слёзы прошептал я.
Кафка в «Замке» отдыхает!
К утру угар ажиотажа рассеялся, дав возможность обозреть поле битвы за сбережения. Как вы думаете: недостача была? Кто-нибудь, что-нибудь, с пола похитил? Правильно, ни копейки! (Тем более что их тогда в обороте не было). Вот какой у нас народ, когда беда всенародная!
Более того, в моём кабинете оказались неизвестно чьи 237923 р. Сколько ни вешал объявления на двери кабинета – так никто за ними и не пришёл, может хозяин погиб в давке?
Ещё более этого: после сверки баланса с данными из ЦБ у нас вообще четыре миллиона лишних оказались. Как честные люди, мы их в ЦБ привезли, возьмите – не наше. А нам в ответ: уберите свои мешки – они нам отчётность рушат. Без них всё сходится, а с ними всё по новой пересчитывать.
Так 4 миллиона 237 тысяч 923 рубля и остались на счёте «невыясненные суммы» в качестве приза за ночной поединок с правительством.
Эпизод девятый. По кручам к новым вершинам, или Менеджер – генеральный по бюджету
«Позови меня с собой,
Я приду сквозь злые ночи,
Я отправлюсь за тобой,
Что бы путь мне не пророчил…».
Татьяна Снежина
Гуляя по поляне свободного предпринимательства, Секретный банк, естественно, принюхивался к местам, где паслись хоть какие-никакие состоятельные клиенты, чтобы неожиданно выскочить из-за кустов и предложить своё обслуживание. В «оборонке» таких было – днём с осветительной ракетой не найти, поэтому, расширяя область промысла, набрели мы на залежи: бюджет Москвы. Прямой заход-поход на приём к начфину не принёс ожидаемых результатов, поскольку нас просто не впустили в здание мэрии.
Действительно: «Всех пускать – ковры потопчут, а полы не намоешься!» – так выразилась глубоко верующая бабулька-уборщица, когда мы с приятелем пришли, как спонсоры, на церковное мероприятие по приглашению патриарха. Бабулька заставила нас, уважаемых, судя по количеству пожертвованного, людей пробираться вдоль стеночек парадного зала. Действительно, калош на нас не было, а ковёр и полы были чистыми. Поскольку сменную обувь я невзлюбил ещё в школе, больше на приёмы к духовному пастырю не ходил.
Пришлось пробираться с заднего крыльца. Нашёлся профессиональный ходатай, занимающийся подводом желающих на водопой в мэрию. Привёл меня в какое-то скромное, ну совсем скромное, помещение больше похожее на кладовку. За столом сидит мрачный кавказец.
‒ Привет! – обращается к сыну гор бюджетник-профессионал. – Вот он, – показывает на меня. – Все вопросы решены, можно вести.
‒ Не могу, – отвечает джигит, – пост у меня!
‒ Как это? Мы же договаривались!
‒ Я своё слово держу! Просто кушать очень хочется. Сейчас Солнце зайдёт, звёзды выйдут, перекушу и поедем.
«А-а-а, вот почему такая мрачность на лице, – думаю. – Конечно, целый день не есть не пить – радости мало». Тут как раз закат, одновременно восход, но луны; правоверный достаёт цыпленка «гриль» и мгновенно от него остаются одни косточки. Куда там пираньям!
‒ Вот теперь поехали.
Садимся в «Волгу» (!) и едем. Я был безмерно удивлён скромности и близости к народу южанина, если к тому же принять во внимание меру моей благодарности. Приезжаем куда-то, в Черёмушки, заходим в квартиру. В маленькой двухкомнатной «хрущёвке», на раскладушке лежит-болеет бедно одетый мужчина. Горло завязано, на табуретке стакан горячего молока.
‒ Он? – хрипит моим конвоирам.