Нежность ее губ

-Я долго думал, что же мне с Вами, малютка, сделать,-Генрих грубо сжал ладонью мои скулы.-надругаться над Вашей честью было бы низко с моей стороны, да и к тому же, то, что Вас ждет будет гораздо хуже, и Вам придется стать моей, ибо никто другой никогда в жизни не посмотрит в Вашу сторону.-он засмеялся.-забавно, воин попал в мышеловку, словно глупая крыска. Да, милая, это было неожиданно.

-Крыса здесь одна, и не пытайтесь меня запугать своим громкими речами. Оставьте это для монашек.-улыбнулась я, но через секунду зажмурилась от страха, как только он обнажил свой меч.

Моя оппозиция оказалась не по вкусу Генриху IV, и тогда он решил несколько охладить мой пылающий огнем своенравный пыл. Пока двое его подручных держали меня за руки, он срезал мои длинные волосы, оставляя длину до ушей, чем, как он считал, он сможет опорочить меня. Глупый король. Конечно, я думала, что это максимальное коварство гасконца, но я ошиблась. Блефует он лучше, чем играет честно.

Вечером, когда придворные дамы обступили короля своим вниманием и выдающимися формами, все те же подручные вывели меня в центр зала, где двое из постоянных фавориток Генриха IV брезгливо расступились, чтобы пропустить меня вперед.

Они хотели сорвать мои одежды с той жестокостью и надменность, что могла сломить любую малютку Франции, но только не меня. Я сама сняла с себя платья, и бросила в ноги королю. Он ухмыльнулся и приказал принести ему горсть спелой вишни, что спустя секунду он уже бросал под ноги мне. Медленно под вздохи придворных кавалеров, я опустилась на колени и раскрытой ладонью собрала несколько сочащихся ягод. Вишневый сок стекал от запястья к локтю, и я ловила острым языком сладко-кислые капли. Напряжение между желание прогнуть меня под себя у Генриха, и не дать себя поработить у меня, нарастало с каждой секундой сильнее. Ягод становилось больше. Сок растекался по всему полу, и вдруг моя ладонь поехала вперед, заставив тело окунуться в эту вишневую лужу, обмочив напряженную грудь, живот и немного бедер. Дамы, что были ближе к королю Генриху IV скрывали приторно-ядовитые улыбки за раскрытыми веерами, а те, что когда-то служили летучему эскадрону Екатерины Медичи презирающим взглядом наблюдали, как король позволяет себе все эти недопустимые фривольности.

-Хватит!-закричал знакомый женский голос.-что вы здесь все устроили? Гадость. Мерзкий разврат, что так нравится пытливым юношам и легкомысленным девицам. Вам всем, кто бросал ягоды этой девушке, должно быть стыдно, что вы стадо.

-У-у-у,-Генрих IV отошел от своих женщин, чтобы ближе подойти к нам.-Шарлотта Де Сов собственной персоной. Небось прямиком из постели нового кавалера.

-В моей жизни все крутиться не вокруг постели, король.-она помогла мне приподняться с липкого пола и набросил на плечи халат, крепко сжала мою ладонь.

-Правильно.-Генрих отпил глоток вина из кубка.-это же Вы, моя милая, так умело вертится в кровати, что сотрясает стены во время Вашей, повторюсь, Вашей стыдливой агонии.

-Фривольными словечками Вам не заставить краснеть мои щеки, король.-брезгливо ответила Де Сов прижимая меня к себе.-наслаждайтесь падалью, стервятники, покуда вы еще здесь нужны.

Шарлотта вывела меня из зала в коридор, где после мы прошли до моих покоев. Вокруг никого не было, и только лунные лучи, что попадали тенью в замок, заставляли мое нутро свирепствовать. Драгоценное время было потрачено на то, чтобы я просто привела себя в порядок. Все это время Де Сов находилась рядом, и я не сразу обратила внимание на ее округлившийся из-за ребенка живот. Она находилась в положении, и я ни на секунду не сомневалась, что отцом ее дитя был герцог Де Гиз. Пока я переливала теплую воду из руки в руку, девушка нежно расчесывала остатки волос на моей голове, а после сравняла ножницами всю длину.

-Он мерзавец, но я восхищена Вами.-прошептала Шарлотта.-если честно, то я с первой минуты, с первой секунды, с первого взгляда была восхищена Вами, Виктория. Столько силы, экспрессии, столько огня.

-Надеюсь, моего огня хватит на то, чтобы сжечь новоиспеченного короля со всеми его потрохами, чтобы после скормить воронью.-ответила уверенно я наблюдаю, как постепенно прозрачная вода становится вишневой.-он ответит мне за все.

-Не рубите с плеча, дорогая.-Шарлотта схватилась за живот.-эти толчки сводят меня с ума. Неспокойный ребенок.-улыбнулась девушка.

В один из вечеров, когда Генрих Наваррский покинул замок, и внутри него воцарилась тишина, я решила, что должна быть рядом с Марго, а не с теми, кто жаждет того, чтобы вырезать одну из частей всего народа. Аккуратно толкнув двери спальни Марго, я ужаснулась.

Глава 15

***

«И жизнь, и честь к твоим ногам…»

*Виктория

В отражении высокого зеркала ее отражение. Потухшие, невероятной красоты глаза, что ранее были огоньками самого искреннего задора, природного кокетства смотрели на королеву через зеркальную гладь, и протянув изящную кисть к своему отражению, она прикусила нижнюю губу и я увидела, как предательская слеза скатилась по пышной, нежно-румяной щеке. Пройдя внутрь покоев, я вздохнула, но только королева не обратила на меня никакого внимания. Она была подавлена настолько, что все вокруг казалось ей совершенно безразличным. Я понимала, что Марго переживала предательство, смерть брата и матери, тягость и обиду за то, что любила его…его…короля Наваррского больше жизни, больше чем она любит то голубое небо над головой, больше чем сладкий шоколад, что тает в ладони, если слишком сильно сжать, больше чем смех, что издает счастливый ребенок, больше чем стон, что срывается с губ страстного любовника в момент постельной агонии.

Мой цветочный запах заставил ее обернуться. В грустной улыбке двинулись уголки ее пышных, дрожащих губ, и склонив голову на бок, она посмотрела мне в глаза так, что внутри меня начали скрестись тоскливо кошки. Подставив стул к дверной ручке, я подошла к королеве и в знак чести припала на колени, а после, обвив руками ее икры, не выдержала я. Словно маленькая девочка, что свезла коленки, я плакала, уткнувшись в ее бедра. Я плакала от того, что понимала только одно – именно я виновница всех бед Марго. Что если бы тогда я не подошла к ней? К ней…женщине, что привлекла мое внимание с первых минут своего появления…ее звонкий голосок, медные, роскошные волосы, нежная кожа с неприлично-ветреным румянцем, и взгляд, что прожигал насквозь душу…я помню это все…и закрывая глаза, я вижу этот вечер с самого начала…

***

Вот он. Новоиспеченный король Генрих III проходит к своему законному трону сквозь восхищенную толпу знати, что ненароком позволяет себе столь низменные замечания, но вдыхая совершенно новый воздух власти ему все равно на этих…кто позволяет себе такое поведение. Склонив голову подставляя ее рукам королевы Екатерины Медичи, он принимает в дар то, что по праву принадлежит этому молодому юноше. Золотая корона обвивает его голову, и закрыв на секунду глаза, он весь сжимается, а после резко поворачивается к своему двору. Осыпанный цветами, возгласами придворных и моим уважительным кивком, Генрих III целует руки матери, и спустившись с трех ступеней, что ведут к трону, он раздвигает ладонями толпы людей, чтобы подойти ко мне. Забавно, сам король направляется ко мне. Это польстило бы любой малютку Франции, любой знатной даме, и той, кто станет однажды его женщиной. Будь-то обычная крестьянская дочь, или же дочь министра, чей отец давно метит на пригретое местечко возле короля. Все это заставило бы робко краснеть любую глупенькую девочку.

Придворные пустились в пляс, как только пробили винную бочку. Бокалы наполнялись до самых верхов с такой же легкостью, как и опустошались спустя секунду. Светские дамы вертели своими юбками так задорно, что и не считали выпитых бокалов, стаптывая обувь в веселом танце. Партнеры менялись в течении танца три-четыре раза за пять минут задорной музыки, что так мастерски играл королевский квартет. Екатерина Медичи расположилась на диванах вместе со своей свитой, а король Наваррский, коего здесь так любят называть беарнцем, пустился плясать словно мальчишка с каждой доступной или же свободной девицей. Крепко сжав руку нового короля Франции, я вывела его на веранду прочь от веселого, хмельного, придворного люда. До нас еще долго доносилась музыка квартета, но только я была настроена серьезно. Мне нужно было многое разъяснить, о многом говорить, как и ему не терпелось обо всем мне рассказать. Почему-то, я чувствовала, что в момент своей коронации он думал обо мне. Это трудно объяснить, но, когда о тебе думают, то краснеют и горят не уши, а дрожит в смятении сердце.