Страница 16 из 25
— Хватит старые обиды поминать, — уже более властно повторила женщина. — Было и прошло, что через столько лет крайнего выискивать? Раз сама пришла, значит, есть на то повод. Открывай путь, говорю! Обещаю, вреда тебе никакого нынче не причиню и неволить никак не стану. Просто потолкуем о том и о сем. И не без выгоды для тебя.
И снова ничего не произошло.
— Да чтоб тебе, старый ты хрыч! — топнула ногой тетя Паша. — Сказано же, разговор важный! Хорош уже припоминать то, что я тебе тогда…
Деревья неподалеку от сотрудников отдела странно скрипнули, словно дверь на несмазанных петлях, после качнулись, и на поляну кубарем вылетел невысокий старичок в когда-то добротной, а теперь разодранной, а местами и окровавленной одежде.
— Фома? — изумилась тетя Паша. — Слушай, в подобные крайности-то впадать все же не стоило. Нет, мне как женщине, безусловно, приятно, что ты, забыв все наши разногласия, вот так, раздирая в клочья вещи и кожу, мчишься сюда, наплевав на любые преграды, но можно было ограничиться чем-то менее зрелищным. Например, просто открыть короткую дорогу на твою гору. И все. Хотя столь пылкие чувства, разумеется, достойны всяческого…
— Какие чувства? — фальцетом завопил старичок. — Ты о чем? Нет у меня никаких чувств к тебе, и не было никогда! И быть не могло! Ты человек, а я нет. Ерунда какая! Да я разве что убить тебя хотел пару раз, вот и все чувства!
— Красивая сцена могла получиться, — чуть расстроенно сообщила присутствующим Павла Никитична, довольно кокетливым жестом поправив волосы. — Академическая. Давние друзья-неприятели встречаются вновь и все такое. У меня ведь, Коля, немалый сценический дар имеется. Помню, мы с Константином Сергеевичем как-то в «Савое» шампанское употребляли по зиме, он мне так и сказал: «Вот тебя, Павла, ничему учить не надо, не то что иных актерок». Хотя, может, он и не это имел в виду, конечно. Мы с ним тогда… Кхм… Н-да. Но он был гений, а их поди пойми. Ладно, не суть. Фомич, если дело не во мне, то отчего ты такой замурзанный? Словно волки тебя зубами драли, честно слово.
— Они и драли! — заорал в голос местный Хозяин. — Только не простые, а оборотные. Меня! В моем доме! В моем лесу! Как зайчишку! Каково?
Николай и Евгения недоуменно смотрели на него и не могли поверить в то, что именно это и есть Фома Фомич, тот самый, про которого им рассказывала уборщица. Они ждали увидеть эдакого Темного Властелина местного разлива, повелителя лесов, рек и капищ, а получили замызганного, да еще и перепуганного, старикашку.
— Зело борзо, — оценила его слова уборщица. — То-то мне вой не понравился. Стало быть, все же оборотни.
— Все препоны поломали, все запоры да замки сорвали, тайные и явные, — бормотал Фома Фомич, вставая на ноги. — Ничего их не сдержало. Ничего! Что нож сквозь масло, через лес прошли и прямо к моему дому выбрались. Чудом улизнул.
— Выходит, кто-то им помог, — резонно заметила тетя Паша. — Рубль за сто даю.
— Выходит, — хозяин Битцевского парка на секунду задумался, а после как-то по-другому, по-новому глянул на отдельскую уборщицу. — И не ты ли этот «кто-то», а? А что, с тебя станется, ты ведь тоже та еще волчица. Так ведь тебя Иннерхайб прозвал после того, как ты за бриллиант Абрамелина в Марьиной роще сначала глотку Форшу перегрызла, а после и его самого чуть на тот свет не спровадила? Так, может, ты этих головорезов на меня натравила, а теперь здесь стоишь и делаешь вид, что ни при чем?
— Совсем ты рехнулся? — возмутилась тетя Паша. — Никогда за мной такие штуки не значились, даже в старые годы. А уж теперь-то… Я, знаешь ли, себя уважаю. А что до Форша, патроны у меня тогда кончились, нож я еще раньше в чьем-то трупе оставила, вот и пришлось зубы в ход пускать. Нельзя было его живым оставлять, опасен он был для нашего дела. Но это все к делу не относится. Ты другое скажи — чего они от тебя хотели-то?
— Убить! — взвизгнул Фомич. — Что же еще?
— Да чем ты, пенек трухлявый, мог им помешать? — насмешливо осведомилась старушка. — Им твой лес даром не нужен. Это же город, а оборотни их терпеть не могут. Особенно волкодлаки. Темнишь ты. Ой, темнишь. Говори, огрызок, что им нужно!
— Да пошла ты! — старик встал с земли и зло зыркнул на собеседницу. — Не твоего ума дело! И вообще, пропадите вы все пропадом! Вы, они… Все! Ненавижу!
Последнее слово старичок не столько произнес, сколько выплюнул, а следом было собрался покинуть круг идолов и снова скрыться в лесной чаще, вот только не успел, потому что на поляну одна за другой скользнули шесть серых теней.
Волки. Вернее, оборотни. Здоровые, поджарые, зубастые, с лобастыми головами и нехорошим блеском в глазах.
— Догнали, — проскулил Фомич. — И все из-за тебя! Всегда ты мне, Павла, неудачу приносила. Дурной у тебя глаз.
— Нормальный у меня глаз, — неторопливо проговорила старушка. — Обычный. А в своих бедах себя вини. Ты же всегда хотел сидеть выше других? Вот и результат. Мало того, ты и нас, похоже, с собой на тот свет утащишь. Знаю я этих тварей, они свидетелей не оставляют.
— Теть Паша, плохо дело, — Нифонтов внимательно следил за волками, которые преувеличенно неторопливо окружали небольшую компанию, стоящую среди идолов. — Двоих я, если очень повезет, уработаю, но не больше.
— И пули у нас не заговоренные, — добавила Мезенцева. — Чего не взяла, дура? Ведь думала же.
— Сама же сказала — дура, — тетя Паша пихнула ногой старика, который мешком осел на землю и жалобно всхлипывал. — Что, владыка земель, рек и леса, обгадился уже от страха? Говори, чего им от тебя надо?
— Амулет, — ответил ей вместо Фомича один из волков. Вернее, молодой человек, который невесть когда успел сменить серую шесть на вполне пристойный костюм, а звериный оскал — на весьма приветливую улыбку. — Нам нужен амулет, который он присвоил себе давным-давно.
— Не присвоил, — неожиданно подал голос старик. — Он — мой. По праву! Был ничей, я его нашел!
— Еще раз предлагаю — отдай его нам добром, — повторил оборотень. — И никто этой ночью в твоем лесу не умрет.