Страница 17 из 25
— Что-то подобное Барченко тогда и предполагал, только проверить его гипотезу мы не успели. Сначала Азия, потом Тибет, а после и вовсе не до того стало, — сузила глаза тетя Паша и рывком подняла слабо сопротивляющегося Фомича на ноги. — Верно он говорил, не бывает такого, чтобы обычный лесовик ни с того ни с сего такую силу обрел, которая позволит ему исконное призвание отбросить без малейшего для себя вреда, а после еще и к власти над людьми начать тянуться.
Она распахнула подранный старомодный пиджак, рванула косоворотку, и луч фонарика блеснул на красных камнях, вделанных в серебряный кругляш, висящий на шее старика. Очень тонкой работы кругляш, со странными и непонятными символами, вырезанными на его краях.
— Амулет берегини, — выдохнул волк. — Отдай нам его, мать. Отдай, и мы уйдем. Порука — мое слово. Ты знаешь наше племя, мы всегда делаем то, что обещаем.
— Мое! — проныл Фомич. — Не смей! Прокляну!
— Срать я на тебя хотела, — отмахнулась от него тетя Паша. — Меня после Кольского ничем не напугаешь, особенно проклятием. Ты тамошним обитателям в подметки не годишься, лихоманка лесная.
— Отдай! — пролаял еще один из волков. — Или умрете.
— Все против вас, мать, — поддержал его вожак, подходя все ближе и ближе. — Даже будь вас вдвое больше, мы все равно взяли бы верх. Вы остановились не там, где следует. С вами только оружие. С нами — новая сила и старые боги. Мы — их дети, и они это знают.
Волк не врал и не пугал. Николай увидел, как деревянные столбы, на которых неумело были вырезаны гротескно выглядящие в ночной темноте лики, начали оживать. Нет-нет, они не двигались, не выкорчевывались из земли, ничего подобного. Но вот их глаза уже не казались мертвыми, они наливались недобрым багровым светом, и смотрелось это довольно-таки жутко.
— Они не выпустят вас с этой поляны, — все еще миролюбиво пояснил оборотень. — А после в дело вступим мы. Зачем эти жертвы? Да и моей стае проблемы ни к чему. Наш вожак не боится господина Ровнина, которому вы подчиняетесь, но он его уважает.
— Сдается мне, что ваш вожак уже не самый главный, — подбросила на ладони амулет тетя Паша. — Но один оборотень не сможет назвать своим предмет, которым некогда владела берегиня. Он просто никого из вас не примет, сразу же учуяв, что в ваших венах течет звериная кровь. Для кого ты его добываешь, воин? Кому понадобилась сила тех, кто давно ушел из этого мира?
— Я это делаю для своего рода, мать. И в его славу, — с достоинством ответил оборотень, сделал еще пару шагов и протянул руку. — Отдай мне амулет и ступай домой. Ночь холодна, а ты уже немолода. Надо себя беречь.
— И то правда, — поежилась старушка. — Зябкая нынче ночь. Ладно, держи.
Амулет, звякнув цепочкой, лег в ладонь оборотня, тот белозубо улыбнулся, задрал голову вверх и издал протяжный вой, в котором слышалось ничем не скрываемое торжество.
Глаза идолов на миг вспыхнули нестерпимо ярким белым пламенем, а следом за тем погасли. Они опять превратились в обычные деревянные столбы, изукрашенные незамысловатой резьбой.
— Ты обещал, оборотень, — холодно произнесла тетя Паша. — Уходи, тебя тут больше ничего не держит.
— Мы не люди, — юноша убрал амулет в карман и склонил перед старушкой голову. — Мы знаем, что такое держать слово. И мы знаем, что такое уважение к врагу, особенно такому достойному, как ты, вечная мать.
Короткий серебряный росчерк — и вот стая из пяти волков следует за лидером, уносящим прочь с поляны свою добычу.
— А-а-а! — в небо рванулся крик Фомича, следом за тем он принялся кататься по земле и молотить ее кулаками.
— Иногда противнику симпатизируешь больше, чем союзнику, — заметила тетя Паша, глядя на разбитого горем старика. — Н-да. Знаете, что я вам скажу, ребятки? Не обманули Олега предчувствия.
— Какие? — уточнил Николай.
— Скверные. Ну, не просто так он на нас всех собак нынче спустил? Так у него психика реагирует на действительно серьезные неприятности, которые вот-вот пожалуют в гости. Вроде вот этих. Фомич, заканчивай орать. Ты жив, мы живы, а амулет все равно раньше или позже у тебя кто-то да отнял. И вообще радуйся, что у нас в тридцатых до него руки не дошли, ты благодаря этому с ним целый век в обнимку провел.
— Точно! — оживилась Мезенцева. — Тетя Паша, можно вопрос?
— Теперь уже да, — вздохнула уборщица. — Мы не спешим. Нам же этого паразита опросить все равно надо, а он вон в прострации.
— Вот ты там про какого-то Константина Сергеевича говорила. Ну, что шампанское с ним пила и так далее. А он кто?
— Театральный режиссер, — ответила старушка. — По фамилии Станиславский. Слышала про такого? Но он не современный. Давно уже умер.
— Ну да, — ответила Женька, но некоторая неуверенность в голосе имелась. — Нет, точно. Знакомая фамилия. Так-то я театр не очень люблю, но про него слышала.
— И слава богу, — усмехнулась уборщица. — Хоть что-то. Коль, может, ты Фомича пнешь как следует пару раз, а? Боль дивно снимает нервные стрессы. Я это точно знаю, не раз проверяла на практике.