Страница 2 из 4
Я привыкла с дерзостью глядеть на окружавших меня мужчин, покрикивала и командовала. Револьвер, вообще, огнестрельное оружие, как и охотничий нож, я носила с собой всегда. Однажды лет в тринадцать мне пришлось выстрелить в одного наглеца. Я его довольно серьёзно ранила – попала в нижнюю часть живота.
Банда отца состояла из интернационального сброда. И как-то молодой афганец, осторожно последовав за мной в лес, решил изнасиловать меня… Его, раненного, отнесли в лекарскую избу.
Затем со мною был устроен допрос. Выяснив причину, отец незамедлительно казнил неудачливого насильника прямо у местного врача. Но мне было всё равно.
К моим тринадцати годам я насмотрелась и пережила такое, что некоторым и в шестьдесят не снилось.
Ещё я узнала, что мой родитель не терял связь со своими подельниками из Канады и во времена казанской жизни. Что лесная банда была частью его криминального бизнеса в России, мне стало известно уже в нашем сатанинском лесу. Отец сам же мне этим и бахвалился. Тогда же он проговорился, что самолично убил своего родителя, моего деда. И при этом показал, какой рукой и как.
– Эту суку, – сказал он, – я резал так.
При этом он отвёл левый кулак далеко за спину и резким махом совершил несколько воображаемых ножевых ударов по предполагаемому деду. Отец изображал своё преступление, широко и самодовольно улыбаясь.
Моя бабушка по отцу была мексиканкой, а дед – потомок немецкой колонии семнадцатого века.
Но маму отца я не застала, как и его сестру.
Однажды я с удивлением прослушала рассказ моего родителя об изменницах – его сестре и матери. Так я узнала, что имею тётю и плюс к этому ещё одну бабушку. Рассказ о моих новых родственницах отец закончил буквально так:
– Эти бляди много зла содеяли. Никакая полиция их долго не сможет укрывать, мы их вычислим в любом случае.
Какое зло «эти твари» (по выражению моего родителя) сотворили ему, я узнала гораздо позже, в мои лет пятнадцать.
Моя персона…
Мой отец выглядел эффектно. Смесь европейца и южанина, уверенность жестов, решительность поступков и, казалось, абсолютное бесстрашие – всё это выделяло моего родителя, как исключительного самца. Он был высок, широкоплеч, поджарист и жилист. Соглашусь с мамой, мой отец и вправду был очень красив. Я хорошо понимаю её выбор. Я бы поступила так же лет в двадцать, но не теперь.
В мои двенадцать мой родитель сделал меня своей «женой». И ни от кого не скрывал этого, даже от мамы. Мне кажется, с ней случилось лёгкое помешательство, а затем инсульт. В тот день, когда отец лишил меня девственности, маму нашли в лесу едва живой и полупарализованной.
Дверь в мою комнату оставалась настежь отрытой, пока отец растлевал меня.
Он вошёл ко мне утром. Я уже была готова и собиралась спуститься вниз к завтраку. Отец появился на пороге неожиданно. Я даже не услышала его шагов, скрипа досок наших старых полов (наш дом был огромный и весь деревянный). Родитель мой стоял голый, облокотившись на косяк двери…
…Когда всё закончилось, я снова приняла душ, поменяла постель и спустилась к завтраку. Чувствуя некоторую внутреннюю дезориентированность и омертвелость эмоций, я обрадовалась, что мама не вышла к столу. Был только отец, и мы как ни в чём не бывало поели. Родитель будничным тоном расспросил меня о планах на этот день (я училась на дому). Закончив завтрак первым, отец пожелал мне удачи и ушёл на лесопилку.
Но всё-таки и за завтраком я увидела, что отныне всё по-другому.
Покидая дом, родитель не поцеловал меня, как обычно, в голову, а языком залез в мой рот, настаивая на глубоком поцелуе. Я как сумела, так и ответила.
Наша кухарка и работница, когда мы остались одни, прижав мою голову к своему животу, долго-долго гладила меня по волосам. Так мы, молча, и пребывали одни в столовой. А из-за окна доносился раздражённый голос отца, отчитывавший рабочих за какую-то оплошность.
Маму я не видела весь этот день и не решалась пойти к ней сама. К вечеру её принесли из леса полуживой. А к утру она умерла.
Наша домработница, иранка по происхождению, Иза, которая утешала меня на кухне, рассказала мне, что же произошло тогда.
Иза, накрывая на стол, заметила очень медленно спускающуюся маму. Домработница собралась поздороваться, но остановилась из-за странного вида приближающейся фигуры. Мама, широко улыбаясь, как сомнамбула, босиком и в пижаме, не обратив на Изу внимания, прошла мимо и вышла из дома. Стояла середина душного лета. Да и вообще никто бы здесь не посмел посмотреть косо на мою маму. Но такое поведение казалось чрезвычайным и невозможным для неё. Если только она не сошла с ума, конечно.
Иза, увидев состояние мамы, обеспокоенная, решила сообщить всё моему отцу. Домработница поспешила наверх. А там…
Иранка сказала, что отец заметил её, застывшую в проёме дверей моей комнаты. Он нагло улыбнулся и с большим азартом продолжил соитие. Мы предположили, что не только мама, несомненно, обнаружила наше преступление, но и сам отец увидал её. Я уверена, что только потому, что он желал, чтобы нас застали, он не закрыл дверь.
Я смогла оплакать смерть моего бесконечно любимого человека много-много позже. А тогда моё сердце затянулось омертвевшей сухой коркой. И на похоронах я ни слезы не проронила.
Глава 2
Мой канадский дед Джозеф ещё в молодости организовал религиозный культ и стал главой секты. Она имела довольно простую философию – обожествление эрекции. Устремлённый вверх стойкий фаллос был центром нового верования.
Но Джозеф утверждал, что культ не является новшеством – это древняя первородная и истинная религия. Она сохранялась у шумеров, античных греков и в Древней Индии. Главное, она существовала в современной Африке. И время от времени дед посещал этот беспокойный материк для участия в тайных ритуалах фаллического культа.
По учению деда, гармонизация в отношениях семьи, близких друзей и родственников происходит только через эрегирующий мужской половой орган. Он, проникая в сокровенную внутренность близкого, становится подлинным проводником любви. Так что всё дело было в ней – ради любви и её неразрывных уз совершались растление и преступление. Потому Джозеф совратил свою дочь, когда ей было двенадцать, и позже заставил спать с ней и моего отца, своего сына. А последний был младшим ребёнком (сестра отца была старше его на два года).
Но одним из худших деяний моего канадского деда стало организованное изнасилование его жены, матери моего отца.
Когда моему родителю (его имя Карлос) исполнилось восемнадцать, в ту самую ночь дед разбудил моего отца и повёл с собой в свою спальню…
Карлос рассказывал мне об этом примерно так (мне легче называть отца по имени, чем своим родителем).
«Я был очень сонный. Мы шумно отпраздновали мой день рождения накануне; легли поздно.
На празднике присутствовали только мужчины, люди моего отца. Ни мама, ни сестра приглашены не были. Я был рад их отсутствию.
После того как мы стали трахать на пару с отцом нашу девочку, она с ненавистью смотрела на меня (я присоединился к папаше, когда ей уже было почти двадцать). Она перестала разговаривать со мной, вообще не замечала. Я для неё стал словно невидимым. Меня это бесило жутко. Ну я её и наказал – я решил её драть дополнительно в одиночку.
Однажды (после моего восемнадцатилетия) я вошёл в её комнату с битой в руках и приказал раздеться. Она послала меня на хер. Стояла передо мной гордая, бесстрашная, несломленная. Но я быстро объяснил ей, кем я стал теперь и где её место. Несколько раз я проехал по ней хорошенько битой. Она даже не зарыдала, а перепуганная, с трясущимися руками, опустилась передо мной на колени и впервые за долгие месяцы обратилась ко мне. Сказала что-то вроде “прошу, не надо, я всё сделаю”.
Тогда она мне хорошо отсосала. Затем я вбросил ей две палочки, одну из которых в анус. Она явно мучилась от боли, но я пригрозил: если издаст звук, изобью. Она вцепилась зубами в подушку и глухо в неё стонала. В общем, мне понравилось, и я продолжил практиковать наш трахач наедине.