Страница 30 из 31
Мне кажется, что нашему адмиралу очень хочется открыть какой-нибудь остров в океане и прославить себя как великого мореплавателя. Однако так показалось не мне одному, и среди экипажа было ворчание, ибо запаса воды и провизии может не хватить для столь дальнего пути. Но ворчание было остановлено не только увещеваниями отца Ионы, но и объяснениями офицеров, что для путешествия к Вальпараисо или Консепсьону[33] этого запаса тоже маловато, и, по сути дела, выхода у нас нет.
Будем надеяться, дорого́й братец Пашенька, что это письмо ты получишь, а мы доберёмся до берега.
Я очень переживаю по поводу смерти твоей Прасковьи, как ты это переносишь Павел? Как мама? Как сестрёнки? Жду с нетерпением твоих писем, братец!
С любовью, твой брат, Алёша Акулинин».
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Во время одного из приёмов в Москве я получил челобитную от трёх армянских купцов с жалобой на астраханского губернатора Бекетова. Дескать, он вымогает взятки, рушит дела, мешает торговле и вообще не любит армян. Такая весть меня огорчила и очень. Я всегда считал Бекетова одним из лучших губернаторов, а здесь такое…
Однако у меня были и его докладные, и в них он называл одного из доносчиков, гостя[34] золотого пояса Григория Авессаломова, подозреваемым в нечестной торговле. Так что, мною в Астрахань была отправлена комиссия из Довбыша, Николая Шереметева да самого, совсем седого, но не сдавшегося Метельского, который всё увереннее подбирал под себя дела внутри государства, благо Захар всё более тяготел к заграничной разведке, пусть разберутся. Странно мне всё это было.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Значит, Григорий Александрович, Вы утверждаете, что Бекетов Никита Афанасьевич Вас безвинно обижал, принуждал платить ему взятки за право торговли и всячески принижал армян?
— Конечно, Ваше Превосходительство! Все армяне Астрахани могут это подтвердить! — лощёный, европейского вида, в отличном дорогом камзоле, купец золотого пояса Авессаломов солидно кивал Зыкову, в России его род жил давно и он говорил по-русски красиво и изысканно.
— Не первый раз Вам повторяю: прошу не титуловать, не престало офицера титуловать! Необходимо называть меня господин капитан. Понятно?
— Да-да! — с некоторым непониманием отвечал ему купец.
— Итак, Григорий Александрович, а как Вы можете ответить на обвинения Никиты Афанасьевича? Вы препятствовали торговле прочих многих гостей золотого пояса. В частности, у купца Иванова Лазаря Татусовича сгорел склад, в коем пожаре губернатор винит Вас. Купец Самойлов Патрикей Семёнович потерял в Баку целое судно, гружёное хлебом. Зерно отказались брать в городе по настоящей цене, а потом за стоянку и нарушения с него потребовали семьсот туманов[35], которых у него, естественно, не было, уж больно сумма значительная, и судно было конфисковано. Опять же губернатор указывает на Вас.
— Ха-ха-ха! — залился смехом торговец, — Всё это чистая ложь! Никаких доказательств подобного нет и будет! Я честный купец и торгую честно!
— Значит, Бекетов лжёт?
— Безусловно! Я настаиваю! Почему, господин капитан, вы меня снова об этом спрашиваете? Уже два месяца спрашиваете, а дело-то стоит! Ущерб наносите торговле!
Зыков улыбнулся:
— Думаете, Григорий Александрович, я из чистого любопытства Вас спрашиваю об этом уже два месяца? Доказательств нет и не будет, говорите… Ладно, посмотрите вот на это. — капитан протянул Авессаломову бумаги, — Вот показания отставного капрала Стукина. Он сообщает, что поджёг склад купца Иванова за деньги, полученные от Вашего приказчика Тетевосова. Что скажете?
— Ложь! Тетевосов прекрасный человек! Он никогда бы… — купец отреагировал как-то замедленно и изумился неподдельно.
— Кстати, Вам, наверное, интересно, как же Стукин даёт показания?
— Нет! — торговец скорчил презрительную мину.
— Интересно-интересно, не таитесь уж! А вот, посмотрите, допрос некого горожанина Иосифа Голованя. Его слова о том, что господин Тетевосов заплатил ему пятьдесят рублей за убийство Стукина. Однако тот увернулся и в результате Головань только порезал ему лицо, но, боясь не получить денег, соврал Тетевосову, что Стукина он убил. Забавно, да?
— При чём тут я? — возмутился Авессаломов, — Значит, Тетевосов затеял предать моё доверие! Идите к этому нечестному человеку! Ах, позор мне, что такую змею пригрел на груди! Позор!
— Не лицедействуйте, Григорий Александрович, Вам не идёт! Думаете, что Тетевосов никогда против Вас ничего не скажет, всё на себя возьмёт, ибо всем Вам обязан? Ха-ха… — Зыков коротко и жёстко рассмеялся, — Конечно, Вы же его из грязи вытащили…А нет! Знали ли Вы, что Ваш приказчик и помимо Ваших заказов делишки свои обделывал? То здесь что украдёт, то там кого ограбит. Много на нём крови! А когда предлагают решить, что для тебя лучше: навсегда в серебряные шахты отправиться, или всего-то на восемь лет, то здесь уже в голове что-то переворачивается!
Авессаломов резко побледнел. А Зыков продолжал:
— Вот, посмотрите, господин честный купец, показания Тетевосова, Ваша расходная книжечка из тайничка Вашего. Вы же в него сегодня не заглядывали, да? Приказчик Ваш много чего приметил…
Купец стал похож на свежего покойника, он механически брал протягиваемые ему капитаном документы, смотрел на них с явным ужасом и клал на стол.
— А вот, гляньте-ка, Григорий Александрович, вот документ от Бакинского хана. Мелик Мухаммад-хан[36] пишет, как Вы обманом заставили его обидеть Самойлова. Много чего он здесь написал, а на деле: Вы же ему десятую часть дохода от обмана своего же русского купца обещали, да ещё и стали единственным посредником в торговле ханства с Россией, за ту же десятину, а?
— Как? — хрипел купец.
— Как удалось получить такое письмо от хана? Да просто — мы ему показали, что Вы его обманывали, причём на огромные суммы. Зачем ему такой сотоварищ? А если есть партнёр лучше? Ха-ха. — Опять коротко рассмеялся Зыков.
— Что Вы…