Страница 29 из 31
Они давно просили о смягчении своей участи и допуске к нормальной жизни, но мама решительно противилась такому, памятуя о переворотах, что непрерывно совершались в России почти полвека. Я-то уже склонялся даровать им такое право, но возможность выторговать за это что-то важное у Дании, заставляла временно отложить благодеяние.
А вот вопрос Шлезвиг-Гольштейна был более сложным. Мне, как наследному, после почившего папы, герцогу Гольштейн-Готторпскому и как герцогу Шлезвиг-Гольштейн-Зондебургскому, титул который я получил от молодого Фридриха Бекского в обмен на сохранения за ним должности и поместий его деда в Поволжье, принадлежала значительная часть Шлезвиг-Гольштейна, которую собственно Дания сейчас оккупировала и желала присоединить.
Не то чтобы мне очень необходимы были земли в Германии, и неминуемая война за право владения ими со всеми, без исключения, соседями мне точно не была нужна, но опять-таки это был неплохой предмет для торга. Просто так отдать всё Дании в обмен на дружбу, мне, казалось, очевидно глупым. Требовалось решать этот вопрос путём переговоров, и у Хёэх-Гульберга соответствующие полномочия были.
Антон-Ульрих и его дети получали полную свободу, навечно отказываясь от каких-либо прав на российский престол, а земли Шлезвиг-Гольштейна переходили к датской короне на тридцать лет, в обмен на отмену Зундской пошлины[22] для русских купцов на тот же срок. Иначе развязать это узел пока не получалось: ну не было у Дании ничего нам нужного, кроме прохода через Датские проливы из Балтики в Северное море, за который они брали немалые деньги. При этом именно Зундская пошлина была одним из важнейших источников дохода страны, и отменять её для нас навсегда датчане тоже совсем не горели, так что мы вопрос просто подвесили на будущее. Ну а Дания и Россия становились союзниками.
Наконец, торжества закончились, и я смог вернуться в столицу — к работе и делам.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Джонни! Джонни! — Барти Вильямс ткнул в бок тяжело дышащего Ивайло, в изнеможении лежащего рядом со шлюпкой, в которую он только что погрузил десятигалонную[23] бочку с водой.
— Ох, Барти! Что ты хочешь от меня, дружище? Я невероятно устал, а мне ещё идти за новой бочкой! Чёртовы голландцы, не могли сделать на этой глупой земле Ван Димена[24] хоть какой-нибудь порт, чтобы не надо было тащиться за водой в такую даль! — едва прохрипел моряк.
— Джонни, я тоже очень устал! Мы полдня уже таскаем из леса дерево. Но, послушай, что я услышал!
— Что, Барти? — Ивайло с интересом посмотрел на приятеля, шепчущего с крайне возбуждённым видом.
— Ты знаешь, куда ведёт нас капитан Кук?
— Барти, конечно, мне ведомо, что мы плывём искать этот Северо-Западный проход, будь он неладен!
— Но это не всё! — от возбуждения Барти чуть не вскакивал.
— Не тяни!
— Мы должны исследовать такое место — Камчатка! Я случайно услышал, как капитан переговаривался с доктором Андерсоном[25]…
— И что мне от этого надо радоваться?
— Джонни! Там есть город!
— Ну и?
— Это русский город! Андерсон так и сказал, что если они не примут величие Англии, мы накажем этих русских!
— Барти! Ты уверен! — усталость Ивайло как рукой сняло. Неужели судьба, наконец, даёт ему шанс вернуться домой?
— Точно, Джонни! Точно! Город называется Петропавловск.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
«Дорого́й брат! Извини за то, что я не писал тебе целых четыре дня, но у меня не было никакой возможности это сделать.
Только не смейся, я отлично понимаю, что письма ты мои получаешь большими пакетами, которые я передаю в портах, где мы останавливаемся для пополнения запасов воды, провианта и ремонта судов, но я решил писать тебе каждый день. Будто бы ты читаешь их каждый день и от этого мне как-то спокойнее.
Последнюю депешу я составил тебе перед проходом мыса Горн[26], и после всех сложностей и борьбы с течениями и ветрами я и не думал, что нас ждёт нечто более страшное. Ударил сильнейший шторм, никто не ожидал подобного.
Четыре дня он бил нас с такой силой, что мы потеряли двух матросов, которых смыло с палубы, и никто этого даже не заметил. Мы, все пассажиры, как называют нас моряки — особенно раздражает, что новики Морского корпуса быстро начали назвать нас также — собрались, как обычно при шторме, в кают-компании, обнялись, чтобы нас сильно не бросало о стены, и слушали проповеди отца Иосифа.
Как ты помнишь, наверное, из моих предыдущих писем, отец Иосиф в первый наш шторм, из-за которого мы ремонтировались в Бристоле, также читал нам молитвы и сорвал голос так, что потом почти неделю исключительно шептал, теперь же он привык к подобному и смог все четыре дня успокаивать нас своим звучным басом.
Удивительно, что все бури Атлантического океана оказались для нас менее опасными, чем первый же шторм в океане Великом[27]!
Хорошо, что адмирал Чичагов[28] перед этим дал нам отдохнуть две недели в Дестеро[29], пусть и редкая глушь, но всё-таки твёрдая земля под ногами. Столь долгое плавание без остановки, а до Бразилии мы останавливались только на острове святого Антония[30], очень утомляет даже моряков, да и фрукты и свежее мясо заканчиваются, а вода становится не очень приятной на вкус. Конечно, наш корабельный врач, доктор Сильванский, щедро разбавляет её хлебным вином и лимонным соком, но всё-таки свежая вода сильно лучше.
Перед тем как мы начали огибать мыс Горн, адмирал дал указание всем судам следовать в Вальпараисо[31] и ждать там остальных две недели. А потом, в случае если не выйдет в этот срок дождаться товарищей, следовать дальше, в соответствии с планом плавания. Всем судам надлежало идти каботажем[32] к нашим поселениям на острове святого Андрея. И получить инструкции уже там, в Новых Холмогорах.
И действительно, в такой буре корабли сразу же разметало в стороны, и Святой Владимир оказался в одиночестве. Мы все молимся, чтобы наши товарищи уцелели. Однако штормом нас унесло так далеко на северо-запад, что адмирал Чичагов решил не возвращаться к берегам Южной Америки, а следовать напрямую через Великий океан к Азии, а дальше направиться к Камчатке.