Страница 10 из 101
Несмотря на невысказанное неудовольствие, Петр Илларионович, отдал распоряжение сестре милосердия. Спустя десять минут, цирюльник, извиняясь за причиненную мне боль, избавил меня от растительности на голове. Вдобавок по моей просьбе, тщательно побрил голову и щеки. Мои щегольские, лихо закрученные усы я ему трогать запретил.
- Согласитесь, профессор, так удобней делать перевязку, - сказал я, проведя здоровой рукой по совершенно голому черепу.
- Да, батенька, спорить не буду, удобства значительные, - согласился Санаев. – Но и отрастать волосы будут долго.
- Ничего, будем считать, что умные волосы временно покинули дурную голову.
- Эка, как вы завернули, молодой человек. Начинаете шутить, значит, все идет наилучшим образом. Соберитесь, сейчас я займусь вашим плечом.
Правду говорят, что у докторов должно быть каменное сердце. Похоже, у Петра Илларионовича оно стальное. Снимал он повязку аккуратно, но все равно было очень и очень больно, у меня самопроизвольно из глаз текли слезы. Пока рану обрабатывали вонючей мазью, пока делали уколы, я еще терпел, а когда начали накладывать новую повязку, зашипел от боли, аж вновь обритые щеки задрожали.
- Терпите голубчик, скоро закончим, - успокаивал доктор, - обезболивать сейчас не надо.
Минут пять мучений, и я обессилено упал на подушку. Упал, это мне так показалось. На подушку меня заботливо уложила Любовь Григорьевна, не произнесшая ни слова за все время нахождения в палате.
Спустя полчаса меня кормили. Я порывался принимать пищу самостоятельно, но Любовь Григорьевна была непреклонна. Словно механический автомат, с определенными промежутками подавала мне в рот ложку. А какой вкусный пшеничный хлеб! Мягкий, белый, душистый, и чуть теплый, просто таял во рту. Правда, дали очень маленький кусочек. Умом я понимаю, что нельзя сразу много кушать, а что делать, когда очень хочется. Съев очередную ложку бульона, я с горечью посмотрел на опустевшую тарелку. Жаль, вкусно, но мало. Но… долгое вынужденное пищевое воздержание требует постепенного вхождения в норму. Иначе – лучше и не представлять, боли мне и так достается с избытком. Интересно, а воздержание иного рода преодолевать буду тоже в час по чайной ложке или сразу с места – в карьер? Посмотрим, никуда это от меня не уйдет. Главное, что конструктивно я в этой бойне не пострадал.
Два часа на сон, и снова кормят вкуснейшим бульоном. Я не знал, как благодарить эту заботливую молчаливую женщину.
Только успела меня обиходить Любовь Григорьевна, как в палату ворвался вихрь - моя любимая сестренка пожаловала. Чуть поотстав, в палату вошел отец и мама. Тамара и мама начали обнимать меня и целовать, а попутно орошать мою простынь слезами, стараясь не причинить мне боль. Интересно: я их сразу узнал. Ну, конечно, тут сработала часть сознания первого обладателя тела.
- Мама, Томочка, перестаньте рыдать, я живой, и немного нездоров, - успокаивал я родных. – Доктор обещал быстро поставить меня на ноги.
- Не спеши, - спокойно произнес отец.
- Здравствуй, отец, я рад тебя видеть в добром здравии, - улыбнулся я графу.
Отец удивленно поднял брови, но ничего не сказал, просто опустился на неизвестно как появившийся в палате стул. Маме и Тамаре были предложены аналогичные предметы госпитальной мебели.
- Сынок, ты как себя чувствуешь? – осведомилась мама.
- Сегодня значительно лучше, чем несколько дней назад, это если верить словам профессора. Немного полежу, а потом начну ходить и набираться сил.
- Не торопись, пусть твои раны заживут.
- Я и не тороплюсь, просто чувствую, что с вашим приходом заживление стало проходить быстрее.
- Мы рады, что тебе удалось выжить после таких ранений, - вытирая глаза, сказала мама.
Я невольно сравнил мать Александра Воронова со своей мамой, оставшейся в далеком будущем, или в далеком прошлом, это как смотреть, с какой стороны, как бы самому не запутаться, однако.
Мама моя по профессии врач невропатолог, заведовала отделением в областной больнице в Ярославле. С отцом они познакомились, когда учились в Краснодаре. Модно было в то время выпускникам военных училищ брать в жены медицинских работников, и отец не смог устоять перед ослепительной красотой мамы, ведущей свою родословную от донских казаков. Отец был третьим летчиком в нашей семье. Прадед начинал летать еще в Первую мировую на аэропланах из тряпок и палок, а дед встретил фашистов на западной границе на «ишачке» И-16. Несмотря на опасную профессию, и прадед, и дед умерли от старости в своей постели. Маленьким я любил играть наградами деда, их было великое множество, даже орден Ленина был. Последний раз деда сбили в середине апреля 1945 года на подступах к Берлину. Снаряд зенитки угодил точно в двигатель его Ла-5. Охваченный огнем самолет дед смог посадить на брюхо, благо было свободное шоссе. Выпрыгнуть из самолета на высоте двести метров смерти подобно. Деду удалось отбежать от самолета метров двадцать, когда тот взорвался. В итоге дед остался живой, но Победу встретил в госпитале. Мой отец продолжил семейную традицию, и тоже стал летчиком-истребителем. А со мной вышла осечка. Комиссию в летное училище я не прошел, медики нашли проблемы с вестибулярным аппаратом, поэтому поступил в Екатеринбургский артиллерийский институт.
- Сынок, ты меня не слушаешь? – отвлекла меня мама от воспоминаний.
- Мне еще трудно сконцентрировать внимание, я пришел в себя только сегодня ночью, голова еще плохо работает.
- Профессор сказал, что у тебя была сильная контузия, - меняя позу, сказал отец. – Я смотрю у тебя на голове волос совсем не осталось.
- Сегодня цирюльник побрил мне голову, так перевязки легче делать.
- Ага, и зайчики девушкам в глаза пускать будешь своей блестящей лысиной, - на радостях съязвила сестрица.
- Чтобы никого не слепить, я буду одевать фуражку, тем более на голове два длинных уродливых шрама, их показывать окружающим, только пугать.
- Отец, а как там моя батарея?
- Уже не твоя, а поручика Смирнова, ты на время излечения от командования отстранен. В целом батарея боеспособна. Сейчас пополняется до штатной численности. В том бою вам досталось. Третья часть нижних чинов и унтер-офицеров выбыла из строя из-за гибели и ранений. Твой денщик тоже пострадал, лежит здесь в госпитале, и неизвестно выживет ли. Ему тоже прилетели осколки от снаряда, один попал в живот. Он уже немолодой мужчина, но пока еще жив, борется с последствиями ранения, но в сознание пока не приходил.
- Надо будет его проведать, как-никак, вместе отражали десант. Отец, как там сейчас на фронте?
- Ты хотел сказать на фронтах? В принципе, обстановка стабильная. В Бессарабии мы турок прогнали на их территорию с большим уроном в живой силе. Они убегали так быстро, что бросали тяжелое вооружение. Удалось захватить два десятка их новейших самолетов. Правда, самолеты не турецкие, только на крыльях нанесены опознавательные знаки султана, а так они вполне себе французские. Наша императрица уже выразила по этому поводу негодование, и Министерство иностранных дел направило в Париж соответствующую ноту. Ведь согласно существующему договору между нашими странами, мы не поставляем вооружение противникам. Франция этот договор нарушила. На Кавказе турки масштабных операций не проводили. Обстреляли несколько наших крепостей и этим ограничились. Но, как мне кажется, они что-то затевают серьезное. На море, слава Богу, мы тоже смогли потрепать турецкий флот. Утопили три броненосца, шесть бронепалубных крейсеров и полтора десятка миноносцев, а сколько ушло на дно десантных барж трудно сосчитать, только в прибрежной полосе на мелководье более трехсот остовов стоит.