Русский гештальт

Юлия мгновение поколебалась, потом влезла в мою широкую рубашку и стала похожа на Варлей из фильма о Шурике.

…

- Пахнуло запахом мужского пота и полынной дорожной горечью от нестираной рубахи.

…

Рубашка едва прикрывала верхнюю треть бёдер. Под её прикрытием Юлия сняла лифчик и вместе с другими вещами сложила в сумку. Очки остались лежать на полу.

- Сплошная эротика, - подумал я.

Юлия подвернула рукава рубашки, разровняла сухие кукурузные листья и набросила на них одеяло. От её тела исходил слабый запах незнакомой косметики. Надька таким парфюмом не пользовалась.

Я лег рядом с Юлией и обнял её за шею. Разница в росте не ощущалась. Вблизи лицо Юлии казалось ещё прекрасней. Она посмотрела мне в глаза. В ответ я коснулся губами её щеки. Для девятнадцати лет целовалась она хорошо. Сам я не мастак по этой части, но мне понравилось.

Я почувствовал, как напряглась её грудь, и тут же положил руку ей на живот. Юлия закрыла глаза.

Извини, - сказал я, - сегодня ничего не выйдет, у меня голова болит.

Должен же я был хоть что-то сказать!

Часть V. Марс

Юлия открыла глаза. Я перевернулся на спину и закинул руки за голову.

…

- Вчера мне приснился сон, - сказала Юлия, - вечером у скал на южной оконечности острова неизвестно откуда появился двухмачтовый парусник. Двигался он странно, рывками и как-то боком. Наверное, потерял управление, поэтому и не смог спастись. Ударом о борт волна припечатала его к выступу невысокой каменной гряды, мокрые позвонки которой тянулись вдоль высокого берега. Обе мачты с наполовину убранными парусами надломились у основания и с треском обрушились в море, окончательно завалив корабль на бок. С высоко задранного борта вниз упала оторвавшаяся шлюпка. Каким-то образом к ней вскоре присоединилась вторая. Видимо, экипаж знал своё дело. Поэтому, когда охрана крепости открыла орудийный огонь, моряки ответили ей ружейными залпами. Обе шлюпки стреляли слаженно, как если бы подчинялись командам одного человека. Вначале, чтобы дать возможность гребцам прицелиться, одна из них замедляла ход и через несколько мгновений окутывалась клубами порохового дыма. За это время вторая шлюпка успевала выдвинуться вперёд, после чего сама замедляла ход, чтобы через несколько мгновений окутаться клубами дыма. К этому моменту первая навёрстывала упущенное и вырывалась вперёд, чтобы, в свою очередь, притормозить и прицельным огнём прикрыть свою товарку. Было ясно, что подобным цугцвангом одна из лодок точно доберётся до берега. Так иной гроссмейстер проводит в ферзи проходную пешку. Весь вопрос – какую? Канониры тоже были не лыком шиты. Несмотря на ответный огонь и пляшущие на волнах и потому сваливающиеся с прицела шлюпки, их снаряды ложились всё ближе и ближе к цели. Низкое заходящее солнце окрашивало белые гребешки волн в лёгкие багровые тона, что придавало картине дополнительный драматизм. Однако раненых и убитых ни с той, ни с другой стороны не было. Более того, когда обе шлюпки оказались одна в двух, а другая в трёх метрах от берега, огонь прекратился. У самой воды непрошенных гостей ждала караульная рота местного гарнизона. Убедившись, что оружие экипаж оставил в шлюпках, её бойцы позволили матросам высадиться на берег. Командовала солдатами женщина в длинном платье. Природа её властных полномочий была непонятна. Безоружных моряков выстроили в колонну по двое и под конвоем повели наверх по вырубленной в скале дороге. Солдаты уже не обращали внимания на брошенные у берега плав средства, поэтому и не заметили, как лежавший всё это время на дне шлюпки человек поднялся во весь рост и выстрелил. Предназначавшаяся женщине пуля чиркнула о скалу в сантиметре от её локтя и с визгом отрикошетировала в небо. Человек спрыгнул за борт, поднял обе руки вверх и медленно пошёл к берегу. Вода доходила ему до подмышек. Женщина молча ожидала его приближения. Он выбрался на берег, нашёл площадку поровнее, остановился и отряхнул мокрые волосы. Потом повернулся к морю и посмотрел на солнце, висевшее уже над самым горизонтом. Женщина молчала. Мужчина достал из-за пояса небольшой кинжал и бросил его вниз. Сдаваться именно ей он не хотел. Описав неширокую дугу, кинжал упал в воду. В этом месте глубина не превышала полутора метров. Оружие лежало на дне, поблёскивая клинком, контуры которого искажались неспокойной водной поверхностью.

- Шлюпки утопить, кинжал достать, - сказала женщина.

Трое солдат разулись, сняли портупеи, повесили их на ржавый железный крюк, торчавший из скалы на высоте человеческого роста, и стали медленно спускаться к морю. Их остановил голос незнакомца.

- Стойте, - сказал он, - если раб коснётся кинжала, несчастья обрушатся на остров и его обитателей.

Женщина повернулась в его сторону.

- Солдаты не рабы, а Вы не пленник, Вы гость острова, может быть вечный, - сказала она.

Мужчина выслушал это сообщение и молча полез в воду вслед за солдатами.

- Пока они будут возиться с одной шлюпкой, начнётся прилив, вода поднимется, их можно будет утопить поодиночке и воспользоваться другой лодкой, - думал он. Что надо будет делать потом, мужчина не знал.

Прилив действительно начался. Уровень воды заметно повысился. Вместо того, чтобы топить шлюпки, солдаты уже вплавь добрались до места, где по их расчётам лежал кинжал, и нырнули.

Каким-то образом в руках у мужчины оказался небольшой деревянный багор с железным наконечником. Сжимая его в руке, незнакомец стоял на камне и всматривался в толщу вод. Нырнувшие солдаты пропали. Внезапно он обнаружил, что снизу из придонной темноты на него смотрят два светлых прозрачных глаза с бесцветными зрачками. Глаза медленно приближались к поверхности и по мере приближения увеличивались в размерах. Чтобы нанести удар мужчина поднял багор вверх, да так и застыл - это не были глаза человека

...

Юлия замолчала. От её рассказа за версту веяло галлюцинаторным синдромом, поэтому он выпадал из моей парадигмы. Сон, если это был сон, встраивался в логику собачьей свадьбы, трупешника рыжей суки, вина и чачи, застольного молчания грузин, старухи и грязного чучела волка. Чтобы закрыть гештальт мне не хватало воображения.

…

Однажды я нажарил в тостере хлеба и сделал несколько сэндвичей. То, что хлеб заплесневел, я понял слишком поздно. Меня весь день мутило, а ночью случился затяжной скандал с соседкой, муж которой пригласил меня в гости. Наталья вызвала ментов, а я долго ходил по каким-то огромным залам, пытаясь в толчее людской найти кого-нибудь из знакомых. Возле торговой палатки, сродни тем, которые иногда ставят на Красной площади, мне подарили небольших размеров деревяшку. То ли это была разделочная доска, то ли снятый со стены герб какого-то города. Откуда ни возьмись, появился Опухович, он отдал мне девять рублей тремя купюрами в качестве расчёта за полотняный художественно расшитый мешок, которого у меня не было. Заменить мешок на деревяшку Опухович отказался. Мы с Надькой ушли с концерта и по снежной лесной дороге направились в сторону дома. Народу было как на демонстрации. У железнодорожного переезда стоял милицейский кордон.

- Идите туда, вдоль железной дороги, метро там, здесь тупик, что же вы все сюда прётесь, - кричал Никита Михалков, пытаясь остановить поток и направить людей в нужное ему русло.

Справа показался поезд. Перед ним на рельсы из-за елей вышел большой бурый медведь. Поезд тревожно загудел. Медведь метнулся вперёд-назад, потом бросился вверх по склону, что-то его отбросило, и он скатился вниз прямо под колёса. Раздался скрежет металла по металлу, из-под электровоза вырвалась вспышка пламени, потом повалили клубы густого сизого дыма, которые скрыли от нас кровавую кашу