Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 12



Надька остановилась возле стойки с бижутерией. Продавец со скукой во взоре рассматривал Надькины груди. Я рассматривал продавца.

- Почему у Вас все кольца такого большого размера? – спросила Надька.

- Если бы у меня были кольца маленького размера, Вы бы спросили, почему у меня кольца маленького размера, - философски ответил продавец и вновь уставился на Надькины груди. Они у неё застряли на полпути между третьим и четвёртым номером.

Надька пожала плечами и двинулась дальше. Я покорно потащился следом.

- Надьк, а, Надьк, - тронул я её за локоть в тот момент, когда мы оказались в непосредственной близости от питейного заведения, - выпьем пива? Надька остановилась.

- Нельзя же столько пить, - сказала она и укоризненно посмотрела на меня.

- Конечно, нельзя, - согласился я.

- Иди, - сказала Надька и протянула мне кошелёк.

Понимая всю опрометчивость своего поступка, я взял чёрный Надькин кошелёк и медленно пошёл в пивную.

Последние несколько дней я действительно пил без меры. Особенно умудрился поднабраться в Батуми, где отдыхают Надькины знакомые. Мы ещё в Москве условились о встрече и третьего дня, действительно, свиделись. Вылилось это в большую попойку.

Я нализался до того, то стал ронять стаканы и рюмки. В результате возле меня на скатерти образовалось огромное разноцветное пятно, источавшее приятный винно-коньячный аромат.

Надька сидела, как на иголках. Она боялась, что я выкину какой-нибудь фортель и окончательно уроню себя в глазах её друзей, тем более, что Сашка Веденеев уже несколько раз неодобрительно посматривал в мою сторону.

Сашка – адвокат Московской областной конторы. Котелок у него варит, ничего не скажешь, но мужик он очень уж занудливый. По этой причине я никак не могу найти с ним общий язык, к чему, впрочем, не так уж и стремлюсь.

Полагаю, что у Надьки были с ним отношения. Они познакомились давно, когда Сашка, тогда ещё стажёр прокуратуры Бауманского района, приезжал к ней в морг на вскрытие. Я и сам пару раз был на Волховском, но уже после свадьбы. Унылое заведение, к лирике не пригодное. Поэтому меня прямо-таки подмывает заявить, что Сашка сноб и посмотреть, что из этого выйдет.

В Батуми я каждый раз наталкивался на холодный Надькин взгляд и, в конце концов, потерял всякую охоту к изобличению Александра Веденеева, тем паче, что прекрасно знал наперёд, чем всё это кончится.

После ресторана я объявил Надьке, что сейчас, поскольку я напился пьяным, пилить меня не имеет смысла и попросил все объяснения отложить до завтра.

На следующий день Надька даже не заикнулась о моём поведении, однако сейчас мне должны были припомнить всё, в том числе и посиделки в «Интуристе». Поэтому я единым духом выпил две кружки пива и, не мешкая, вымелся на улицу, чтобы длительным отсутствием не усугублять своего и так незавидного положения.

Надьку я обнаружил на автобусной остановке. Я молча протянул ей кошелёк и встал рядом. Мы молчали. Надька с каменным лицом смотрела в сторону.

- Надьк, - неожиданно для самого себя сказал я, - дай мне мой билет. Надька молча открыла кошелёк и вынула из бокового кармашка картонный прямоугольничек с дыркой посередине.

- Надьк, - сказал я, - ты не сердись. Давай, встретимся у поезда, а? Надька молча протянула мне билет. Подошёл автобус.

- Если оглянётся, - решил я, - полезу следом. Честно говоря, мне хотелось, чтобы Надька оглянулась. Она не оглянулась.



Автобус заполнился до отказа и медленно тронулся с места. В частоколе рук и голов я видел напряжённый Надькин затылок и просил бога, чтобы она всё-таки оглянулась. Двери с шипением закрылись, и автобус набрал скорость.

Нахера мне понадобился этот билет?

-Быть может, прежде губ уже родился шёпот

Я стоял на совершенно пустой улице, смотрел себе под ноги и не знал, что делать. Потом повернулся и медленно пошёл к рынку. Возле торговца виноградом я остановился и принялся старательно шарить по карманам. Насобирал четыре рубля с мелочью. Вытащил билет и посмотрел на время отправления. Поезд отходил из Батуми завтра ночью. Времени было навалом.

Я ещё раз вздохнул и направился в пивную. На этот раз я не торопился. Купил две кружки и уселся за столик, стоявший у окна. Как ни странно, свободных мест почти не было, было шумно. Среди клубов табачного дыма я углядел только одно русское лицо - совершенно пьяного человека в поношенном синем костюме с двумя рядами орденских планок над левым карманом. Он пытался что-то объяснить беременной грузинке, сидевшей за соседним от него столом.

В ответ на его речи женщина изредка кивала головой. Она не произнесла ни единого слова, но её собеседнику это не мешало. Насколько я понял, он приглашал её на концерт художественной самодеятельности, в котором сам собирался принять участие.

Рядом с грузинкой сидел её муж – низенький и чрезвычайно щуплый субъект в мятом сером пиджаке. Он с жадностью поедал какое-то грузинское кушанье, по виду напоминавшее большие вареники.

Ни вилкой, ни ложкой субъект не пользовался. Склонив голову набок, как бы прислушиваясь, он наклонился к самой тарелке и быстро отправлял вареники в рот рукой, скаля при этом жёлтые зубы, тоже чрезвычайно мелкие. Насколько я успел заметить, жевательных движений он почти не делал, заглатывал вареники целиком.

Я принялся за вторую кружку.

Изнутри пивная была выкрашена зелёной краской. Стоило только удивляться её противному тусклому цвету. На стене возле стойки висел натюрморт в простенькой деревянной раме. Рядом красовался глянцевый портрет Сталина в белом мундире на жёлто-песочном фоне. И портрет, и натюрморт были засижены мухами.

За стол напротив меня на освободившееся место уселся толстый усатый дядька в старой, застиранной до невозможности, джинсовой рубахе. Перед собой он поставил налитую до краёв кружку пива и тарелку с варениками. Дядька сидел в полуметре от столешницы и шумно дышал. Придвинуться ближе ему мешал большой живот.

Он отряхнул со лба пот, взял со стола пол-литровую коньячную бутылку с дырками в пластмассовой пробке и густо обсыпал вареники чёрным молотым перцем. Потом ухватил рукою верхний вареник и степенно отправил его в рот. У него на лице появилась печальная улыбка. Он так и сидел, печально улыбаясь, степенно отправляя в рот большие вареники.

Отодвинув от себя пустую тарелку, он взял кружку, вылил себе на руки немного пива и ополоснул пальцы. Потом печально посмотрел на меня и спросил: - Ты откуда приехал?

Я немного помедлил, потом ответил: - Из Москвы.

- Хороший город, - сказал дядька, вытер о штаны руки и вышел на улицу. Недопитая кружка осталась на столе.

Я допил своё пиво и последовал его примеру. На рынке народу значительно поубавилось. Торговцы попрятались в тень, покупателей тоже не было видно. Я пошёл, было, на автобусную остановку, но передумал и повернул к морю.

Кобулети словно вымер. На улицах не было ни души. Лишь возле газетного киоска я заметил цыганскую девочку, сидевшую в тени прямо на асфальте. Возле неё собачья пара предавалась любовным утехам. Я постоял несколько минут, наблюдая, за стараниями плюгавого кобелька, который трудился над рослой ухоженной сукой.