Школа

— Это самая большая неожиданность в авиации со времен реактивных двигателей! — сказал он. — Будем надеяться, что полномасштабная модель покажет такие же результаты. Ты бы видел, как Эванс и остальная команда аэродинамической трубы стояли с открытыми ртами, когда подъемная сила увеличивалась, а давление снижалось. Вот кривая, которую мы получили.

Монтгомери с удовлетворением просмотрел бумаги. Все было примерно так, как он и предсказывал. Был нормальный уровень потерь от уровня моря до пятнадцати тысяч. Затем последовал плавный рост, и при двадцати четырех тысячах начался резкий, полезный подъем. При тридцати тысячах вновь резкое падение.

— Если бы у нас было такое на Девяносто первом… — сказал Гандерсон.

— Могло бы быть… если бы я взглянул на себя в Зеркало пораньше.

Гандерсон ушел. Монтгомери отправился в небольшой аэропорт на окраине города, чтобы встретить полковника Доджа. Самолет прибыл точно по расписанию. Доктор Спиндем, конечно, тоже пришел встречать. Казалось, ему было не по себе от перспективы ехать в машине с Монтгомери, но он ничего не сказал. После того разговора, когда Монтгомери сообщил о том, что происходило с ним в Институте, они не общались друг с другом.

Когда пассажиры самолета высадились, Додж подошел с сердечным беспокойством на лице:

 — Рад снова видеть вас, майор. Как твои дела? А, доктор Спиндем…

— Все в порядке, — сказал Монтгомери. — Я объяснил ваш визит доктору Нэглу. Он подготовил небольшую демонстрацию, которая, я уверен, вам понравится.

Губы Доджа сжались:

— Я тоже в этом уверен.

Полковник снял номер в том же отеле, что и Монтгомери. Через полчаса он, приняв душ и переодевшись, был готов отправиться в институт. Однако его задержал Спиндем. Они целых полчаса о чем-то разговаривали в номере, пока Монтгомери ждал в вестибюле. И когда они вышли, майор заметил, что лицо Доджа стало очень мрачным.

Доктор Нэгл казался совершенно спокойным. Он любезно принял мрачного полковника и доктора Спиндема, лицо которого выражало легкую степень презрения, предложил им стулья, а с Монтгомери они улыбнулись друг другу, пожав руки. И после того как все расселись, вдруг резко заявил:

— Я знаю, что вы пришли, чтобы закрыть нас.

Резкий вызов поразил Доджа, но он не смутился и сурово заговорил:

— Мы получили предписание, которое собираемся выполнить. Вы обвиняетесь в том, что наносите вред военному сектору, побуждая людей покидать важные посты. Это довольно суровое обвинение, но справедливости ради мы готовы выслушать объяснение ваших действий — если вы потрудитесь его дать.

 — Я это сделаю с удовольствием, — сказал доктор Нэгл, медленно кивая. И стал излагать свою концепцию относительно неиспользуемых ресурсов человеческого разума, Монтгомери слышал ее от него, когда первый раз пришел Институт.

Полковник прослушал с интересом, но было видно, что его не убедили, и он высказал свое несогласие:

— Все это очень интересно, но наши учебные и исследовательские учреждения работают над этой проблемой уже тысячи лет. Вряд ли они не смогли бы найти решение, если бы оно было так легко доступно.

— Тогда, может быть, пойдем посмотрим демонстрации? — предложил доктор Нэгл.

— Я хотел бы кое-что сказать по этому поводу, джентльмены, — внезапно сказал Спиндем. — Моя наука этот поиск сверхъестественных способностей и функций человеческого разума считает в высшей степени патологическим. Повсеместно все заняты такими поисками. Существуют доказательства возможности Супермена покинуть без помощи техники Землю и отправиться на Луну, Марс, Венеру и так далее. Существует стремление овладеть телепатической связью. Ведь это слишком тяжелый труд — понять другого человека или другую нацию, совершенствуя устные и письменные средства обмена. А овладеем телепатией — вуаля! — все наши трудности будут позади. Ваши утверждения весьма подозрительно патологичны, доктор Нэгл. Мы улучшим Человека тогда и только тогда, когда вдохновим его на тяжелую работу по использованию способностей, которыми он обычно наделен, и перестанем искать в облаках что-то чудесное.

Доктор Нэгл медленно улыбнулся:

— Ваше последнее заявление вызывает у меня искренний энтузиазм, доктор Спиндем. А теперь, джентльмены, идем смотреть демонстрации?…

Монтгомери предложил им не просматривать музыкальную демонстрацию или аналогичную художественную, но Нэгл попросил Норкросса исполнить оригинальную симфоническую композицию. Додж был шапочно знаком с Норкроссом и репутация его ему была хорошо известна, и было очевидно, что симфония его не впечатлила. Он просто счел это каким-то фокусом и яростно пытался найти в уме решение, объясняющее его. Додж пытался объяснить задействованный механизм, причину его использования Нэглом и причины участия Норкросса в нем. Он не нашел ответа ни на один из этих вопросов.

 А вот Спиндем был очарован музыкой. Он слушал некритично и на мгновение поверил, что все это было сделано так, как описал Нэгл.

Было продемонстрировано создание художественного полотна в полном цвете в теневом ящике.

Затем шестеро студентов продемонстрировали решение сложных задач электронного проектирования. Задачи были по гражданскому строительству и авиационному проектированию.

Монтгомери казалось, что сам вес показанного материала должен сломить скептицизм Доджа, но он остался непоколебим.

— Я еще не видел ничего, что  подтвердило бы ваши объяснения, доктор Нэгл, — сказал он. — Эти ваши таинственные теневые ящики — боюсь, для них можно найти гораздо более простое объяснение…

— Вам будет предоставлена такая возможность, — сказал Нэгл. — Но мы припасли самое важное доказательство напоследок. Вот это было сделано одним из ваших людей…

Он достал модель Монтгомери вместе с отчетом об испытаниях в аэродинамической трубе, проведенных в Файрстоуне.

— Что это? Ну-ка давайте — потребовал Додж. Затем он склонился над лежащими перед ним предметами. Через пять минут он недоверчиво поднял глаза, сел за стол и стал читать и перечитывать бумаги.

Когда он в очередной раз поднял глаза, то увидел вошедшего в этот момент Гандерсона:

— Вы сами провели эти тесты и можете подтвердить этот отчет? — спросил его Додж.

Гандерсон кивнул:

— Это абсолютная правда. Команда лаборатории Файрстоуна тоже за это поручится.

— Это потрясающе! — сказал Додж. Он поднялся на ноги и повернулся к Нэглу. — По крайней мере, у вас есть одно доказательство, которое трудно дискредитировать. Но в этом все еще нет ничего, что убедило бы меня в том, что ваш институт имеет какое-либо отношение к тому, что изобретатель создал это чудо. Я не понимаю, как…

— Человек, выполнивший этот проект, вам хорошо известен, — сказал доктор Нэгл. — Это работа майора Юджина Монтгомери.

Последовало десять секунд абсолютной тишины, в течение которых Додж медленно поворачивался лицом к майору. На его лице было написано недоверие. — Монтгомери, — выдохнул он, — ты…

Майор Монтгомери поднял руку. На его лице появилась горькая улыбка:

— Позвольте мне объяснить, полковник. Я думаю, что смогу облегчить вам задачу. То что я в курсе всей истории, думаю , доктор Нэгл вряд ли знает. — Он и доктор Беркли, безусловно, осознавали, что они должны предъявить серьезное доказательство того, что они не стремятся нарушить военное производство в стране. И они подготовили такое доказательство. — Это я.

Я понял это довольно рано. Сначала я был озадачен тем, что они вообще приняли меня. Все остальные здесь были от компетентных до гениальных. Я был единственным тупицей во всей этой компании. Тогда я понял, — я должен был стать решающим примером, если бы из меня, конечно, что-то получилось.

Вы, конечно, знали, что все мои коллеги считали меня первоклассным болваном, — обратился он Нэглу. — Я полагаю, что Гандерсон, должно быть, был в этом замешан и подробно рассказал вам о моих недостатках. Теперь то я понимаю, что мне поручили Девяносто первый проект просто потому, что этот проект был слишком большим, чтобы я мог его провалить. Не так ли, полковник?