Школа

1

Наблюдательный пункт на краю взлетно-посадочной полосы был переполнен гражданским и военным начальством, и инженерами авиационной корпорации «Файрстоун». Они заглядывали друг другу через плечи и вежливо переминались, чтобы лучше видеть то, что показывал метровый телевизионный экран расположенный в конце комнаты. На экране был видна кабина XB-91, который сейчас летел где-то над ними на высоте пятнадцати тысяч метров.

В первом ряду присутствующих майор Юджин Монтгомери наблюдал за происходящим с чувством душевного подъема. Девяносто первый был для него таким же личным триумфом, как и для инженеров, которые его построили. Он был свидетелем его строительства с нуля и какая-то частичка души Юджина летала сейчас в небесах.

Девяносто первый был новейшим типом летающей крепости, разрушителем городов, способным отправиться в любую точку земного шара и выполнить там свою работу, — уничтожить всех противников. Девяносто процентов из ста было за то, что мощное вооружение и супер системы обеспечат ему благополучное возвращение.

На экране была видна в основном приборная панель самолета, лишь время от времени мелькало лицо летчика-испытателя Паркера. Второй пилот Марбл такой чести не удостаивался.

Из динамика донесся голос Паркера:

— Поворачиваю, возвращаюсь на прежний курс. Высота пятнадцать тысяч восемьсот, скорость   две тысячи пятьсот, температура минус сорок четыре и восемь десятых… — Он говорил профессиональным монотонным голосом, в котором, однако, слышалась гордость за свой корабль.

Множество звуков наполняли комнату. — Жужжание камер, записывающих изображение, голос пилота самолета, фоновый вой реактивных двигателей корабля, щелчки телеметрических реле.

Монтгомери повернулся и поискал глазами Сорена Гандерсона — своего друга, человека, который внес наибольший вклад в успех Девяносто первого. Он заметил его сидящим на краю стола у входной двери и курившим трубку. Главный инженер «Файрстоуна» даже не смотрел на экран. Монтгомери подошел к нему:

— Поздравляю. Ты действительно сделал это. Все идет лучше, чем мы могли надеяться!

Гандерсон кивнул без всякого выражения. Снова раздался голос Паркера:

— Выходим на курс — автопилот включен — максимальная скорость…

Слабый звуковой сигнал электронного таймера сигнализировал о пересечении XB-91 первого луча радара десятикилометровой мерной зоны. Где-то через тринадцать секунд еще один звуковой сигнал возвестил о завершении процедуры замера скорости. Все в комнате молча ждали официального объявления результатов — все, кроме Сорена Гандерсона. Казалось, его почти не интересовало происходящее и он задумчиво посасывал трубку.

— Две тысячи семьсот километров в час, — объявил техник.

Сдержанный ропот поднялся среди руководителей, инженеров и военнослужащих ВВС, все поворачивались с довольными улыбками, поздравляли друг друга. Джейкобс, президент корпорации «Файрстоун», подошел к Гандерсону и пожал ему руку:

— Это замечательный корабль, Сорен, я уверен, что теперь мы можем забыть о том другом маленьком деле…

— Напротив, — сказал Гандерсон. — Сейчас самое время. Сделайте так, чтобы моя отставка вступила в силу с момента принятия Девяносто первого.

Лицо Джейкобса омрачилось:

— Я надеюсь, ты все-таки передумаешь. Приходи ко мне в офис после обеда, поговорим об этом более подробно.

— Конечно, — сказал Гандерсон. — Приду обязательно.

Комната быстро опустела, все вышли понаблюдать за посадкой самолета. Гандерсон и Монтгомери остались одни.

— Что это за разговоры об отставке? — спросил майор. — Ты покидаешь Файрстоун и направляешься куда-то еще?

Гандерсон встал и кивнул:

— Да, я собираюсь… в другое место.

— Конечно, у тебя много предложений, но Джейкобс предложит больше любого из них, чтобы удержать тебя, особенно после успеха Девяносто первого.

Гандерсон хмыкнул и посмотрел в окно на взлетно-посадочную полосу. Самолета еще не было видно, но группа инженеров и начальство стояли неподвижно, ожидая его. Гандерсон слабо улыбнулся. — Создатели самолетов не часто позволяли себе испытывать благоговейный трепет перед собственными творениями, но в этот раз они ничего не могли с собой поделать.

Инженер снова повернулся к Монтгомери:

— Двести восемьдесят пять тонн, шестнадцать двигателей, две тысячи семьсот километров в час — а будет еще больше, когда проверят его на двадцать одной тысячи метров, где ему и место. Самый большой, самый мощный самый быстрый и все в одном самолете. Величайший прогресс, Монти!

Глаза Монтгомери сузились при виде горькой улыбки на лице Гандерсона. Он привык к внезапным переменам в поведении своего друга, но сейчас это было более чем неожиданно:

— В чем дело, Сорен? В Девяносто первом что-то не так, что-то о чем я не знаю?

Гандерсон был довольно маленьким мужчиной сорока восьми лет. Голова его уже начала седеть. Сейчас, когда он сидел, сгорбившись, на табурете и курил трубку, он выглядел почти высохшим.

— С Девяносто первым не что-то не так, а все не так, — сказал он наконец. — Это провал.

— Неудача! — лицо Монтгомери побелело, он сразу подумал о своем собственном положении среди экспертов ВВС, готовящихся принять корабль. — О чем ты говоришь? Это…

Голова Гандерсона подтверждающе ритмично закивала:

— Да, да. Самый большой, самый быстрый, самый тяжелый, самый чудовищный — это последнее порождение длинной линии монстров. И, если только мы не сошли с ума окончательно, это чудовище будет последним.

Монтгомери расслабился. Все ясно, работа благополучно завершена, напряжение ушло и Гандерсон может снова заняться одним из своих хобби — нытьем. Майор не был уверен, во что все это выльется, но приготовился слушать с сочувствием.

Гандерсон увидел, как изменилось лицо Монтгомери, понял, о чем тот думает, решил его не разочаровывать и начал:

— Ты ведь будешь гордится каждым словом, написанным иллюстрированными журналами о нашем прекрасном Девяноста первом.

Послышался нарастающий тонкий, высокий вой, — корабль, маневрируя, заходил на посадку.

— А они дадут этому монстру разворот на две страницы, — продолжал Гандерсон. — Девяносто первый в центре — вокруг него маленькие картинки, показывающие, что он вырабатывает столько же энергии, сколько тридцать железнодорожных локомотивов, вырабатывает достаточно тепла, чтобы обогреть город с населением в полторы тысячи человек, имеет столько проводов, что хватило бы на систему электроснабжения и телефонной связи того же города, больше радиоламп, чем… И граждане откинутся назад и восторженно ахнут: Прогресс!

Вой перерос в оглушительный рев, заглушивший их голоса. Гигантское шасси ударилось о землю, приземлившийся бомбардировщик покатился с сумасшедшей скоростью, борясь с сопротивлением закрылков и тормозов. От грома тряслись стены наблюдательного пункта, ангаров и даже находящегося вдалеке завода.

Потом все стихло. Паркер широко улыбался и пожимал руки самому себе в кабине.

Лицо Гандерсона исказилось как от боли. — Ты уродливый дьявол! — прошептал он сверкающему кораблю, а затем обратился  к Монтгомери. — Давай выбираться отсюда!

Майор Монтгомери был прикомандирован к авиационной корпорации «Файрстоун» от «Управления ВВС по исследованиям и разработкам». Он думал, что знает Сорена Гандерсона хорошо, но реакция главного инженера на успешный испытательный полет корабля была столь неожиданной, что Монтгомери почувствовал себя по отношению к Сорену более чем неловко.

Они отъехали с километр от завода и устроились за уединенным столиком в «Доме спагетти Джорджа», где сиживали в прошлом неоднократно, устраняя противоречия между спецификациями ВВС и непреложными инженерными законами. Монтгомери, краем глаза наблюдая за своим другом, решил держать рот на замке — за исключением таких подсказок, которые могли потребоваться, чтобы выяснить, что гложет Гандерсона.

Джордж принял их заказы и ушел. Монтгомери переплел пальцы и улыбнулся: