Контролируемая авария

Я четко понимала, что второму пилоту уже ничем нельзя помочь: повернуть время вспять было не в нашей власти, он сделал то, что сделал, и даже самое чистосердечное раскаяние не принесет ему облегчения страданий и мира в душе. Парень из бывшей советской республики, покоривший Европу ценой собственного безумия, и павший жертвой не то слишком честолюбивых амбиций, не то фанатичной преданности своей мечте – Урмас Лахт не выдержал этой неподъемной ноши, а я не догадалась подставить ему плечо, он стремительно падал в бездну, а я так и не протянула ему руки. Я привыкла неизменно видеть Урмаса собранным, подчеркнуто вежливым в общении, сдержанно улыбающимся при встрече и крайне редко позволяющим себе открыто проявлять эмоции, не подозревая, что в это самое мгновение творилось у него внутри. Да что говорить обо мне, вероятно, для каждого, кому доводилось с ним работать, Урмас всегда выглядел классическим воплощением расхожих стереотипах о выходцах из Эстонии: хладнокровный, невозмутимый, порой чересчур задумчивый и оттого будто бы слегка медлительный. От подобных людей окружающие никогда не ждали выдающихся достижений в профессии, равно как и необдуманных поступков, совершенных под воздействием внезапного порыва, и уж тем более сложно было распознать за олимпийским спокойствием второго пилота невероятную, почти патологическую одержимость авиацией, в результате приведшую к тому, что Урмас не смог просто так расстаться с небом, а нашел поистине дикий и варварский способ напоследок заявить о себе.

Еще совсем недавно я шарахалась от второго пилота, как черт от ладана, и старалась по возможности держаться от него на относительно безопасном расстоянии, и уж точно даже в кошмарном сне не могла представить, что буду настолько искренне и крепко его обнимать, безоговорочно поправ свои моральные убеждения. Честно сказать, я особо и не пыталась разобраться в своих нынешних ощущениях, так как прекрасно знала, что любая попытка подвести логическую базу под свои чувства к Урмасу заведомо обречена на сокрушительный провал. Я готова была сотню раз повторить те слова, что я кричала ему через наглухо заблокированную дверь кокпита, и раз у меня оставалось лишь несколько предрассветных часов, я собиралась провести отведенное время в объятиях Урмаса – у меня ведь тоже присутствовала своего рода мания, только если второго пилота неистово влекли самолеты, то я у меня не хватало мужества сопротивляться навязчивому влечению к нему.

Глаза Урмаса были закрыты, но светлые, жесткие ресницы часто трепетали на плотно смеженных веках. Периодически второй пилот кашлял, сдавленно стонал и рефлекторно касался багровеющей на шее борозды от ремня. Его лицо заметно порозовело, тонкие губы больше не пугали жуткой синевой, но вид у него всё еще был очень слабый и нездоровый – с костлявой старухой с косой он разминулся буквально за секунду до рокового финала, и преддверие этой встречи не могло не наложить свой явный отпечаток. Уже довольно долго Урмас сохранял неподвижное положение тела, притом, что у меня больно затекла поясница, и я бы давно поменяла позу на более удобную. Но второй пилот словно застыл в оцепенении, и я боялась пошевелиться, чтобы ненароком не разрушить возникшую между нами гармонию. Комната вскоре остыла, я начала подмерзать и с целью согреться еще теснее прильнула к Урмасу, однако, к моему вящему разочарованию, тот абсолютно не впечатлился моими поползновениями.

–Пора уходить! – вдруг распахнул глаза второй пилот, – мы не можем сидеть здесь вечно!

Лично я ничего не имела против, но вслух вынуждена была поддержать Урмаса, решительно убравшего руку с моего плеча.

–Да, встаем! – согласилась я, зашипела от пронзившей поясницу боли и уже через минуту стояла на ногах. Урмас последовал моему примеру, но, судя по всему, его накрыл приступ тошноты и головокружения: второй резко пилот зажал рот ладонью, мучительно сглотнул застрявший в горле ком, и шумно выдохнул:

–Мне нужно в ванную. Подождешь пару минут?

–Хорошо, – кивнула я и предупреждающе добавила, – только оставь дверь открытой!

–Боишься, что я снова попробую повеситься? – усмехнулся Урмас, шатающейся походкой доковылял до санузла и уверенно сообщил, – можешь быть спокойна, я не буду этого делать. Когда ты второй раз за сутки ты безуспешно пытаешься сдохнуть, поневоле начинаешь сознавать, что у бога на тебя другие планы. Но знаешь, мне уже все равно, путь меня хоть четвертуют, хоть колесуют, я этого заслужил.

– У нас в стране действует мораторий на смертную казнь, тем более с такими изуверскими методами, – блеснула юридическими познаниями я, – но тем не менее, я всё-таки постою за дверью. Не забывай, меня официально назначили твоим ангелом-хранителем, и я не собираюсь пренебрегать своими прямыми обязанностями.

–Оставь ты меня уже в покое, ангел, – просипел второй пилот, и жестоко скрученный рвотными спазмами, поспешно исчез в ванной.

–Ты как? – спросила я, когда Урмас снова показался снаружи – бледный, изможденный, и совсем не похожий на себя прежнего в мятой расстегнутой рубашке с форменными погонами.

–Нормально, – кратко ответил второй пилот, вытирая лоб полотенцем, – советую и тебе немного освежиться, сразу станет лучше.

– Пытаешься ускользнуть из-под моего неусыпного контроля? – многозначительно хмыкнула я, – увы, но тебе не удастся отвлечь мое внимание.

–Я могу постоять в дверях, если тебя это успокоит, – предложил Урмас, – но потом не говори, что я подсматривал за тобой в душе.

–Ну, хорошо, – сдалась я, – в душ я, конечно, не пойду, но умыться мне и вправду не помешает. Имей в виду, одним глазом я буду постоянно за тобой следить.

–Да хоть двумя, – не стал возражать второй пилот и недвусмысленно оперся о дверной косяк, – только поспеши, пожалуйста. На улице почти светло, нам надо выступать.

Я молча повернула кран и подставила ладони под струю теплой воды, а в следующее мгновение за моей спиной раздался громкий хлопок. Я порывисто обернулась и обнаружила, что дверь в санузел только что закрылась, а доносящиеся снаружи звуки красноречиво свидетельствовали о торопливом строительстве надежных баррикад. Видимо, Урмас срочно подставлял под дверь всю мебель, которую ему удавалось сдвинуть с места, и когда до меня дошло, что второй пилот обманом заманил меня в ловушку, я дурным голосом взвыла от беспомощности и злости на свою доверчивость.

–Урмас, что ты делаешь? Урмас, открой немедленно! – орала я, сопровождая крики непрерывным стуком в дверь, – выпусти меня отсюда!

Второй пилот остался глух к моим мольбам, он сосредоточенно подтаскивал к двери наиболее громоздкие предметы обстановки, и я слышала, как тяжело и натужно он дышит. Без единого слова Урмас отрезал мне единственный путь к выходу, и сколько бы я не ломилась на свободу и не взывала к его помутившемуся разуму, совсем скоро я вынуждена была констатировать, что, если его намерения заключались в моей полной изоляции, второму пилоту прекрасно удалось их осуществить.

–Урмас, прошу тебя! – не прекращала вопить я, с точностью до наоборот прочувствовав состояние КВС Стеклова, когда Урмас перекрыл ему доступ в кабину пилотов, – выпусти меня! Если ты передумал идти в Мендзыгуже, мы туда не пойдем! Я обещаю, что мы поступим по-твоему, клянусь тебе! Урмас, я знаю, что ты опять хочешь покончить с собой! Не делай этого, вспомни, мы ведь не для этого спаслись, мы должны исполнить свое предназначение! Урмас, я не смогу без тебя жить, ради меня, не делай этого! Урмас, открой дверь!

До определенного момента в ответ мне раздавался скрип и грохот перетаскиваемой мебели, но в разгар своих душераздирающих воплей я неожиданно поймала себя на мысли, что уже несколько минут как за дверью воцарилась тишина. Означать это могло либо то, что второй пилот покинул гостевой дом и благополучно отправился в одному ему известном направлении, либо то, что Урмас мертв. От обоих вариантов мне хотелось убиться головой об стенку и погрузиться в небытие – как можно было быть такой наивной, чтобы глупо проморгать созревший в затуманенном мозгу второго пилота план? А я-то дура набитая, думала, что он все осознал и переосмыслил, и теперь мы вместе пойдем по дороге искупления… Неужели так сложно было сразу понять, что сумасшедшим нельзя верить? Дьявольски изобретательный ум Урмас Лахта погубил полторы сотни человек на борту самолета, а уж меня переиграть для него и вовсе оказалось плевым дельцем! Я развесила уши, слушала его откровения, сочувствовала, плакала, клялась в любви, а он в это время обдумывал, как бы от меня побыстрей отвязаться. И я ведь знала, что Урмас не в себе, он и не скрывал, что является психом со справкой, так почему я ему так верила, зачем утешала его, обнимала? Чтобы в итоге он запер меня в ванной и свел счеты с жизнью? Ладно, допустим, Урмасу удалось обвести меня вокруг пальца, и за дверью меня поджидает его остывающий труп, но это же до какой степени надо быть эгоистичной тварью, чтобы оставить меня умирать от голода и холода рядом с туалетным бачком? Вдруг сюда еще месяц никто не наведается? Да, я понятия не имею, как мне жить без Урмаса, но какого черта моя агония должна быть настолько растянутой и долгой? Хотел бы меня убить, тюкнул бы чем-нибудь по затылку, я бы и пикнуть не успела, но не так же по-свински! А если Урмас жив, что тогда? Скажет ли он кому-нибудь, что я здесь или оставит на волю провидения? Нет, это ни в какие ворота не лезет – выжить в автокатастрофе и потом бесславно окочуриться в сортире!