Мой нежный ангел

– Я вернулась, мой принц Андрей. Ты готов меня защищать, как в детстве?
– Конечно, мой ангел Анжелика, я всегда приду к тебе на помощь. В случае опасности.
– Sharman! – воскликнула девушка и как тогда, в детстве, прижалась щекой к пульсирующей сонной артерии на моем горле. – Боже, как бьется твое сердце, мой принц! Значит, не забыл бедную испуганную девочку. Ты тогда отказался от моего зеленого зайца, так прошу этот подарок принять. – И протянула мне мужской набор из темных очков, галстука и флакона с одеколоном.
– …Из чего следует, что ты – прямиком из города Парижа!
– Ву завэ рэзон, – програссировала девушка и даже слегка по-буржуазному присела. – Ты как всегда прав. Давай же, давай, вскрой упаковку!
Она тренированно полоснула длинным ногтем по целлофану, извлекла черные очки «капля» в позолоченной оправе и водрузила на мое удивленное лицо, затем – флакон парфюма, сняла колпачок и прыснула на мою шевелюру, обдав волной антисоветского аромата.

Вдохнула сама и снова-здорово припала щекой к моему беззащитному горлу:
– Я столько лет мечтала об этой секунде! Ты так красив, так ароматен, так любим… Пойдем куда-нибудь, где никто не помешает побыть наедине.
– Прости, мой ангел, но мне пора домой, там бабушка болеет, а я лекарства из аптеки несу. Я итак опаздываю.
– А мне с тобой можно?
– Боюсь, что нет – бабушка очень строгая. Прости… увидимся!

Бабушка дома обнюхала меня и вынесла вердикт:
– Та-а-ак, моего внука соблазняет какая-то весьма богатая и распущенная особа! Не поддавайся, Андрюш, ничего хорошего от них не дождешься. Она – опасна, так и знай.
Я тогда промолчал, посчитав эти слова традиционной женской ревностью, а зря…
Впрочем, Анжелика вела себя по отношению ко мне очень вежливо и дружественно. Признаться, ее очаровательная улыбка на ангельском лице, ее плавная мелодичная речь, сама атмосфера вокруг девушки – сияющая, солнечная, ликующая – всё это меня опьяняло. Я чувствовал, как сердце тает в груди и растекается по всему телу сладостным теплом. Словом, я влюблялся в Анжелику и даже по ночам, закрывая глаза, любовался ее нежным лицом. Тогда часто звучала песня Демиса Руссоса «Сувенир», в которой меня особенно волновали слова:

I close my eyes and see your face Я закрываю глаза и вижу твоё лицо.

И я, подобно тучному волосатому романтику, вызывал из памяти нежный облик девушки и как одержимый шептал снова и снова: «мой прекрасный, мой нежный ангел!»

Мы каждый день встречались с Анжеликой в школе, я провожал девушку до дома, иногда заходил в гости и помогал с домашним заданием. Родители относились ко мне, как к старинному другу семьи, а мама каждый раз вспоминала, как я спас девочку от огромной собаки и так бережно и ласково успокоил ребенка и уложил спать. А вот сестра…

У Анжелики была сестра, тоже красавица, только в отличие от нежной обаятельной Лики, Эля больше походила на автомат. Она отталкивала парней, да и вообще всех окружающих, мрачным цинизмом и язвительностью. Мне приходилось видеть, как юноши устремлялись к ее изящной персоне, только, услышав от Эли парочку, другую колкостей, разворачивались и удалялись прочь.

Она завидовала популярности Лики, её гармоничной женственности, но ничего поделать со своим склочным характером не могла, поэтому всюду разносила о сестре ехидные сплетни, выставляя не в лучшем свете.
Мой давнишний соперник, капитан волейбольной команды и главный хулиган двора Костик, с которым мне довелось не раз и не два драться, с некоторых пор стал моим приятелем. Это он рассказывал мне новости об Анжелике, об их перемещениях по дальним странам, это его отец служил в том же «департаменте по дипломатическому ведомству», что и папа Анжелики. Только в отличие от меня, Лику считал слащавой глупышкой, а был увлечен Элей, холодной и колючей красавицей. Пожалуй, он был единственным парнем, который не то чтобы терпел, а даже получал какое-то извращенное удовольствие от злобненьких насмешек юной стервочки, действительно, очень красивой, изящной, как черная мамба.

Наш роман с Анжеликой протекал теплым прозрачным ручейком, я по-прежнему таял в ее обществе, оберегал от хулиганов, бросаясь с кулаками на любого, кто хотя бы косо на нее посмотрит, помогал в учебе, водил в кино, в парк, прокатиться на лыжах или речном трамвайчике. Я относился к девушке как к земному ангелу, не смел даже чмокнуть в щечку, от касания нежной девичьей руки меня бросало в дрожь, поэтому всегда держал с ней «пионерскую дистанцию». Костик, наблюдая мою робость, насмехался надо мной, а однажды за слова про давно назревшую необходимость близости с Ликой, получил от меня хорошо поставленный хук справа и сильно обиделся.

Подходили ко мне в школе юноши и говорили, что Анжелика даёт бесплатные уроки французской любви, и уже несколько парней удостоились чести побыть с красавицей наедине, получив «неземное удовольствие». Первый, кто это сказал, получил от меня удар в подбородок, следующих я, мрачно насупившись, посылал на скамейку к бабкам, где разносились самые нелепые сплетни. В душе нет-нет, да поднималась мрачная взвесь ревности и чувство гадливости, что ли, до сих пор неведомое. Тогда я принимался как молитву повторять: «Ангел, мой чистый прекрасный ангел, моя нежная девочка, ангел мой…» Только в отличие от молитвы, успокоение никак не приходило, зато терзания души принимали форму хронической болезни.

Эля тоже стала намекать, что ее сестра живой человек, и ей тоже требуются плотские утехи, исключительно для здоровья. Я проскальзывал ужом мимо дерзкой девицы и чуть не бегом устремлялся в комнату Лики, где по-прежнему на полке над кроватью стояли рядком зеленый заяц, синий кот и красный утенок. Лика, увидев меня, всегда так солнечно улыбалась, что я сразу забывал все плохое и был готов служить пажом, телохранителем, слугой – кем угодно, только бы рядом, только бы жить в сиянии этих голубеньких глаз и нежной улыбки.

И вот однажды произошло то, о чем предупреждала бабушка, что должно было случиться, что назревало, как нарыв, как гнойник… В первый день майских праздников я был приглашен Ликой отпраздновать у них дома, благо родители уехали из города открывать дачный сезон. Дома же бабушка и ее давнишняя подруга как назло задержали меня за столом. Они наготовили всякой всячины, устроили мне допрос о планах на будущее, о девушках, учебе и спорте, я прямо не мог вырваться из этого вкусного и добродушного плена. Наконец, выразительно глянув на часы, решительно вышел из-за стола, приоделся, опрыскался парижским одеколоном и отправился в гости к Анжелике.

Открыла дверь Эля, смертельно бледная от выпитого вина. Она молча впустила меня в дом, проводила до комнаты сестры и приоткрыла дверь. То, что я увидел, меня повергло в шок. На кровати извивались обнаженные тела. Они издавали какие-то звериные звуки. С трудом узнал в искаженных уродливыми гримасами лицах Анжелику и Костика. Я даже предположить не мог, что можно такое вытворять!

Меня затошнило, горячая кислотная волна поднялась к горлу. Эля молча схватила меня за локоть и довела до туалета – дверь была предусмотрительно открыта, свет включен. Меня вырвало несколько раз. Эля с каменным лицом стояла рядом со стаканом минералки в одной руке и с полотенцем в другой. Когда я пришел в себя и поплелся к входной двери – она тоже оказалась предусмотрительно открытой – Эля только тихо проскрипела: «сам виноват, мальчик-с-пальчик».

Я не мог вернуться домой, не мог смотреть в глаза бабушке, мне необходимо было успокоиться. Как умалишенный бродил я по улицам, наталкиваясь на прохожих, перед моими глазами бесконечно повторялась сцена безудержного разврата, где Лика и Костя с каждым разом все более походили на сцепившихся зверей, а я шептал себе под нос, как заклинание: «Ангел, мой чистый прекрасный ангел, моя нежная девочка, ангел мой…» Ноги, как преступника, привели меня обратно на место преступления – я сидел на лавочке во дворе, где проживали Костя с Ликой и, разглядывая песок под ногами, повторял безумное заклинание.