Страница 2 из 19
— В чём смысл следовать закону, когда окружающие обстоятельства не соответствуют тем условиям, в которых этот самый закон писался? Вы стоите здесь и гордитесь своею никчёмной властью над людьми, но даже не решаете, пропустить человека или нет! Только и знаете, что говорить «не можно!», слепо следуя приказу. Сказали бы хоть раз: «пожалуйте, проходите, только тсс…», но нет! Вы остаётесь страшным троллем под мостом, что не пускает людей на ту сторону. Так что же! Не хотите ли изменить свою жизнь?
— Не-а.
— Ладно. — Нави поклонился и резко ударил головой привратнику под дых. Тот скрючился.
— Нави! — с обидой в голосе заверещала Юваль.
Нави шикнул на неё, взял за руку и поскорее провёл мимо скорчившегося от боли бугая. Они взошли по тропинке и, пройдя сквозь сводчатую арку красного песчаника, очутились на краю широкого кратера. Его пологие склоны покрывали длинные каменные скамьи. От тонких светящихся лент, проложенных под ногами, исходил приглушенный свет. Зрителей было человек семьдесят-восемьдесят. В лучшие времена амфитеатр наполняли несколько сотен зрителей.
Нави и Юваль спустились к центру кратера и уселись на длинной круговой скамье, кольцом охватывающей причудливую сцену. Всю её загромождали диковинные камни разнообразных длин и размеров. При определённом ракурсе они напоминали призрачные фигуры инопланетных существ. Красноватые или пурпурные камни держались затвердевшим потоком в стойке «смирно» — валуны и булыжники, усеянные тонкими гладкими трещинами или грубо вытесанными ветром полостями, трубы и шипы, диски и конусы.
На мгновение Нави показалось, что он краем глаза увидел приглушённо-жёлтое пятно на противоположной стороне амфитеатра. Однако человеческие чувства могут ошибаться.
Юваль вскинула голову. Откуда-то сверху раздался хрустальный звон капли, упавшей в воду. Кратер, выбитый метеоритом тысячи лет назад, заполнила тишина. Началось Гало — первое в жизни Юваль.
Для наблюдателя со стороны шоу может показаться серией бессвязных образов. Сперва в амфитеатре становится светло, как днём. Потом в вышине вспыхивает яркая линия огненного сияния. Отростками молодого деревца она растекается по объёмной плоскости небосвода. Ласковый звук щекочет уши. Вроде бы знаешь, он исходит от центральной сцены, из глубин диковинных камней, но сознание говорит: он струится повсюду, и нет у него конца и начала. Трещит какофония, стрекочет, как самая богомерзкая многоножка, но притворяясь кем-то иным, она проникает в голову, создаёт иллюзию бесконечной мелодии, что не запишет ни один микрофон, не передаст ни один динамик или самое невообразимое существо, способное имитировать любые звуки Вселенной — любые, кроме этого гибельного пожара. Кисти без холста рисуют картину невозможного. На небе танцует яркая радуга. Горят жемчужные плевочки.
Гало.
Стоит оказаться «внутри» шоу, под сенью безумных вспышек и громогласных песен, как не просто видишь, но чувствуешь, что происходит. Тебе ведаются истории, происходившие миллиарды лет назад. Эти истории не были никем записаны или сняты, или иным образом запечатлены, их сохранила сама Вселенная. Человек только нашёл место, где космос показывает фильмы собственной режиссуры. Сюжет может быть банален — войны, распри, любовь, печаль и так далее. Но можно ли обвинять оригинал в банальности? Все известные сюжеты придумали ещё тогда и не придумали вовсе, а записали. В историях остаётся удивляться только личному взгляду автора. А когда автор — Вселенная, удивляться есть чему.
Юваль восторгалась. Юваль печалилась. Юваль радовалась. Юваль пугалась. Юваль смеялась. Вдруг она ощутила рассказ о странных тварях с вытянутыми черепами, мутными, как у мёртвой рыбы, глазами и белоснежными клыками. Эти существа не вели величайшие войны в масштабах всей Вселенной, как милиталианцы, не обладали властью над триллионами живых существ, как гоберниане, не владели половиной существующей реальности, как энвалийцы, но стремились узнать всё обо всём, чтобы научиться жить.
Когда показывали сцену рождения серой твари, Юваль испытала дежавю и задрожала, но быстро выкинула щекотные чувства из груди и отвлеклась на новые картины шоу.
Гало.
Кто-то завопил. Противный женский голос прервал шоу. В то же мгновение на небо вернулась ночная тьма. Женщина сбежала к сцене. На последних ступенях кривые ноги запутались в собственной обуви и бросили её на холодный камень. Крик рвал барабанные перепонки — крик боли не физической, иной. Она рыдала, захлёбываясь в слезах, колющих кожу. Лицо, не блиставшее и толикой красоты, обратилось уродством, исказилось гримасой отчаянья. Люди смотрели. Звенел плач. Люди притворялись слепыми, вставали со своих мест, уходили, скрывая своё сознание от слов, звучавших как гром среди смоляных туч, готовых разразиться диким ливнем. «Нет! Я не виновата! Никто не виноват! За что?! За что нам это?» Нави подхватил Юваль под руку и поспешил подняться к выходу. Замерев статуей, невеста не двинулась с места. Он окрикнул её откуда-то издалека. Влажные глаза вопили в созвучии с безумной от горя женщиной. Нави крепче сжал руку; силой увлёкши Юваль за собой, взбежал вверх. Проходя под аркой, он увидел нагнувшееся над несчастной женщиной приглушённо-жёлтое пятно. Но глаза могут ошибаться.
Выйдя на дорогу, освещённую столбами света, Нави и Юваль поспешили домой. Особенно торопилась Юваль. Она вырвала свою руку из руки Нави и почти что бежала. Жених поспевал сзади, без особого успеха пытаясь успокоить добрыми словами расстроенную девушку. За два километра до дома Юваль свернула в маленький скверик, где, сев на скамейку, громко разревелась.
— Юваль, ну что ты, что ты! — встав на колени, Нави прильнул к ногам невесты. — Эта ненормальная так напугала тебя?
—Да она здесь самая нормальная! — надрывистый крик прорывался между всхлипами и горькими вздохами. — Она — единственный адекватный человек на всём чертовом Архипелаге!
— Что ты такое говоришь? — полушёпот требовал к себе чуткого внимания. — Женщина просто больна! Конечно, сейчас потерять голову — плёвое дело, но давай мы-то уж постараемся быть более хладнокровными.
— Я не могу, Нави, просто не могу! — Юваль закрыла ладонями лицо и пустилась в плач пуще прежнего.
— Ну-ну. — Нави сел рядом, обнял. — Всё ты можешь. По крайней мере, гораздо больше, чем думаешь.
Промежутки между всхлипами и горькими вздохами стали чуть дольше.
— Мы останемся людьми перед лицом конца, Нави?
— Сегодня не слишком отличается от вчера или завтра, если находишься рядом с правильными людьми.
— Ты не ответил на вопрос.
Нави взял Юваль за плечи, повернул лицом к себе и, глядя в глаза, сказал:
— Перед концом света мы превратимся в толстых ластунов, у которых половину головы занимают мазутные глаза, и уплывём в глубины бескрайнего космоса, чтоб поймать самую жирную межзвездную рыбу.
— Дурак! — улыбаясь сквозь слёзы, Юваль толкнула жениха в грудь.
— Мы сейчас вместе — вместе нам хорошо. Что ещё надо?
— Да, — она закивала, — да, ты прав.
— Ну, а если вдруг станет невтерпёж, всегда можно... — Нави скорчил гримасу трупа и дёрнул рукой у шеи. — Безболезненно.
— Боже, Нави! — глаза вновь стали влажными. — Что за ужас ты говоришь?! Опять про самоубийство. Гадость!
Нави сжался, но голос его звучал всё также уверенно.
— Зачем использовать такое страшное слово — «самоубийство»? Назовём это эвтаназией. Сама посуди, если мораль разрешает прекратить физические страдания человека путём безболезненного умерщвления, то почему нельзя сделать то же самое при страданиях душевных?