Сестра Ноя

Почему, спрашивается, отчет о покупке платья требовался от Маши, которую это платье не очень-то и волновало? Именно поэтому! Что и почем купила Марина, отец и так знал. Но Маша проявляла безразличие к одежде, она тяготела к маминым старым платьям, поэтому отец чувствовал ответственность за одежду любимой дочки. Маша вошла в кабинет отца в платье-сарафане и плавно прошлась по кругу. Отец порывисто вскочил с кресла, надел очки и стал пристально рассматривать дочь.

– Мария, – наконец, промолвил он, присев на край стола, – доченька, это очень красиво.

– Пап, там была такая тётечка, – превозмогая смущение, сказал Маша, – главная по платьям… Она просто заставила нас купить этот сарафан.

– Манечка, видно эта тётка не зря жуёт хлеб. Она абсолютно права! Это твой стиль, это то, что нужно тебе. Но, Машкин, что я обнаружил! Да ты у меня красавица! Просто сияешь! Слушай, а ты, случаем, не втюрилась в какого-нито бандита?

– Нет, папочка, ни в какого бандита я не влюбилась.

– А в кого влюбилась?

– Ну, папа!..

– Так все-таки втюрилась! – воскликнул наблюдательный папа, хлопнув в ладоши. – Отца не проведешь! Колись, дочь, кто этот несчастный?

– Почему несчастный?

– Потому что, если он хоть что-то сделает в общении с тобой не так, как надо!..

– То что? – испуганно прошептала дочь.

– Пришибу…

– Пап, ты понимаешь, что вынуждаешь меня обо всем молчать. Не хватало еще, чтобы кто-то из-за меня пострадал. Лучше уж в престарелых девушках остаться.

– Не позволю! Ни в старых девах, ни разгильдяев!.. Ну, ладно, Малявочка. Иди на бал и повеселись как следует. Уверен, что от мальчишек отбоя не будет. Но если что не так – ко мне!

– Не волнуйся, пап, всё будет хорошо.

Готовились посетить весенний бал и Фрезер с Виктором, первому нужно было проследить продажу крупной партии кокаина, а второму – её сорвать. Да, да, школа эта считалась элитной, потому как учились там отпрыски богатых родителей, которым паралич совести, мера испорченности и наличие денег позволяли покупать дорогущий богемный наркотик.

Нарядные ученики с букетами съезжались на дорогих иномарках к школе. На улице, в некотором отдалении от въездных ворот, стояли две машины: в серебристой «хонде» находился Фрезер с Цаплей, в старенькой черной «Волге ГАЗ-24» сидел седой интеллигент в очках, который Фрезера не интересовал: ну, сидит себе лох, ждет костлявую дочурку в очках… Как стало темнеть, из школы вышел десятиклассник, одетый как артист: в красном парике, в ярко-бордовом сценическом костюме – гитарист школьной рок-группы. Он встал у ворот и замер, вращая головой в разные стороны. По сценарию, он изображал ожидание опаздывающей подружки, на самом деле – внимательно оценивал степень опасности.

Темнота сгустилась, а фонари по всей улице почему-то не загорались. Из «хонды» вышел Цапля с товаром и встретился с рокером, они обменялись сумками. В этот момент к школе подъехал огромный мусоровоз и заслонил Фрезеру обзор. Он вышел из машины и замахал руками: уезжай! Рабочий в синем комбинезоне, не обращая внимания на сигналы, неспешно загружал мусорные контейнеры в кузов машины под вспышки сигнальной вертушки на крыше, от чего затемненная улица стала похожа на сцену дискотеки. Когда ослепленный Фрезер обогнул мусорный агрегат и подскочил к школьным воротам, ни Цапли, ни рокера, ни старой «Волги» с очкариком уже не было.

– Ну, и где тебя носило? – чуть не закричала Жанна.

– Прости, я тут за порядком наблюдал, – спокойно ответил Виктор, приглашая девушку на танец.

Пожалуй, на балу эта пара была самой красивой: королева красоты Жанна в серебристом обтягивающем платье с обнаженными плечами и Виктор в элегантном темно-синем немецком костюме. Они свободно кружились по паркету, в котором отражались вспышки лазеров и софитов, и никто другой не смел включиться в танец. Так принято: первый танец королева красоты танцевала с партнером в гордом одиночестве, остальные пары могли только восхищаться и терпеливо ожидать следующего танца.

О чем так оживленно разваривали одинокие танцоры, никто понять не мог – музыка заглушала все звуки. Но что это!.. Сразу после окончания танца, королева красоты в наступившей тишине закричала партнеру: «Оставь меня!» – с высоко поднятой головой подошла к Вадиму и… повисла у него на шее. Вадим, сын ресторатора, ездил на красном «форде», считался завидным женихом и с шестого класса был безутешно влюблен в красавицу Жанну. Он растерянно обнял девушку, как сумасшедший крутил головой и тупо повторял: «Видели! Она моя!» – на что из публики посыпались комментарии: «сбылась мечта идиота», «если к другому уходит стервоза, то неизвестно…», «счастли-и-и-и-вый!..»

Виктор подошел к шведскому столу и взял с подноса бокал с крюшоном. В душе теснились противоречивые чувства, от обиды до облегчения. К нему, покачиваясь на высоченных каблуках, приблизилась Марина, изобразила на лице самую искрометную улыбку и мурлыкающим голосом завела светскую беседу. Но не успела она произнести и пары банальных фраз, от стены, у которой выстроились телохранители начальственных отпрысков, отделился широкоплечий мужчина в черном костюме, оттеснил девушку и заговорил с Виктором:

– Слушай, Виктор, мне же голову снимут! Куда подевался мой Эдик и еще несколько ребят, его приятелей?

– Не волнуйся, они в кабинете директора дают показания следователю прокуратуры. Здесь намечалась распродажа партии кокаина. Твой Эдик деньги отдал на приобретение нескольких порций, за что согласно Уголовному кодексу...

Мужчина в черном застонал, схватился мясистыми ручищами за лысую голову и вприпрыжку понесся выручать подзащитного.

Виктор огляделся, его со всех сторон с явным интересом рассматривали старшеклассницы, шушукаясь друг с другом. Он решительно вздохнул и сквозь плотный строй девушек не без труда пробился к дальнему угловому столу, где в одиночестве сидела Маша со стаканом апельсинового сока в руке, рассеянно посматривая по сторонам.

Только Виктора сумела опередить Ирина Семеновна по прозвищу Гипотенуза, обладавшая свойством появляться именно там, где её меньше всего ожидали. Она преподавала математику, находилась в поиске, как говорила о себе она, то есть была старой девой, как говорили о ней другие. Может быть по этой причине, а может по другой, ненавидела она всё живое, искреннее, красивое и свежее. Многим, ох, многим девочкам и даже некоторым мальчикам, она успела попортить декалитры крови, но в последнее время особенно взъелась на Машу – полную себе противоположность. Гипотенуза постоянно находилась в состоянии взвинченности, её сухопарое тело, казалось, состояло из костей, скрепленных шарнирами, благодаря чему она напоминала дергающуюся марионетку. Жиденькие бесцветные волосы её с утра торчали во все стороны, к вечеру слипались и висели сосульками, за толстыми линзами огромных очков посверкивали крохотные колючие глазки, тонкие фиолетовые губы извивались, как потревоженные черви, в уголках рта скапливалась пена. Говорила она скрипучим голосом и всегда почему-то гадости, видимо, её организм выделял избыток яда, которым она обязана была отравлять других, чтобы не отравиться до смерти самой.

Маша кротостью и спокойствием особенно раздражала математичку, но как бы злобный язык Гипотенузы ни пытался побольней уязвить девочку, та никогда не отвечала злом на зло, лишь растерянно улыбалась и удивленно хлопала пушистыми ресницами.

На этот бал Ирина Семеновна надела самое дорогое платье, самые тесные туфли, в ушах и на ключицах сверкала россыпь чешской бижутерии, но ни один мужчина не удосужился пригласить её на танец, а эту тихоню в стильном сарафане трижды приглашали лучшие мальчики, но танцевала она лишь раз, да и то с неказистым отличником Арсением, добрым, вежливым, но абсолютно неинтересным, как мужчина.