Роза

Достаём удостоверения. Старков объясняет:

— Подруга у него на телевидении работает. Люба. Высокая. Красивая. Вот приехали забрать пока не случилось чего…

Местный старлей сплюнул и протянул:

— Ну, а что случилось то. Встретились солидные люди с девушками. От этих не убудет. Хотя в прошлом месяце один нервный папаша приезжал с пистолетом. Стельнул разок, пока не скрутили. Подождите здесь, пока гости не уедут. Ваша похоже в летний домик пошла с товарищем Кружковым. Он зам в Агитпропе. Не хухры-мухры. А беленькая с товарищем Александровым…

— Кинорежиссёром? — удивлённо спрашиваю я.

— Не. Он, вроде директор института… Тоже уважаемый человек. Они там книги обсуждают и рецензии пишут, — хмыкнув добавил Боборыко.

Дед с козьей ножкой плюнул на ладонь и затушил деревенскую сигару. Хитро улыбнулся и заметил со значением:

— Тута поедуть скора. В вечор новые гости заявятся. Это я вам говорю…

И точно. От большого дома отвалила машина и двинулась в нашу сторону. Дед поднял шлагбаум и с почтением стянул головной убор.

— Барам нравится, когда их по-старому. Хозяин за почтение на водку даёт или со стола что, — просвещает нас опытный лизоблюд.

— Александров повёз беленькую дальше танцевать, — говорит Боборыко, глядя вслед удаляющейся машине.

К летнему домику подъехала «Победа». К машине вышел представительный мужчина. Оглянулся на дверь домика, и покачал головой.

— А ваша то не поехала с ним, — констатирует старлей, и бросает мне, — Давай за ней. Только быстро.

Подбегаю к домику, открываю скрипучую дверь. Голая Любочка повернула голову на звук, ухмыльнулась и пробормотала:

— Жа… ишь… я бля…

Она и есть.

Подруга была пьяной в стельку. Бросил ей полотенце:

— Вытрись и одевайся. Времени нет.

Ноль эмоций. Промычав про себя десяток популярных ругательств, вытер с тела Любочки озерца агитпроповской спермы. Пошлёпал её по щекам. Мычит и смотрит одним глазом. Одел её, как куклу. Взял на руки, и ногой отрыл дверь.

— А куда это Вы её выносите? — спрашивает меня лысый мужчина, похожий на постаревшего Фантомса.

— Был сигнал в районную больницу. Пищевое отравление. Не мешайте, товарищ, мне ещё на эпидемию ящура выезжать, — фигачу я первое, что пришло в голову.

Старков помогает усадить Любочку в люльку и на всякий пожарный привязывает к сидению. Вдруг пьяная решит выйти на ходу…

Боборыко, довольный что обошлось без стрельбы, бросает мне напоследок:

— Ловко ты её у академика Еголина увёл. Тот теперь лысый череп будет гладить, а не девичьи прелести…

Любочку под катины охи-вздохи положили в комнату Абрамяна отсыпаться на пару часиков. Васечка вдохновенно наяривал «продажные» песни для Апсолона и пришедшего с ним товарища. Кинорежиссёр недавно приехал из Италии, где согласовывал график съёмок. На могиле Полетаева в Генуе Андрей чуть не подрался с «недобитыми фашистами», что несли мимо на подушечках ордена и медали почившего «освободителя СССР». «Недобитки» бросили пустую бутылку в памятник героя-партизана. Посольские работники еле удержали режиссёра, а то картине после газетного скандала пришёл бы кирдык.

Полученные за «непосильный труд» две тысячи решил разделить между Афанасьевыми, которые собирались взять детей из детдома, и Колесниковой, которая отчаянно нуждалась, но догрызлась в райкоме до увольнения.

Такие вот упёртые люди редко, но встречаются. Помню фильм с Урбанским «Коммунист». Дарья вот такая же. «Гвозди бы делать из этих людей». Оказалось, что эта махровая строительница коммунизма обнаружила приписки к повышению каких-то там показателей. Ссора из обвинений в очковтирательстве перешла на личности и закончилась дракой. Причём крепкая Дарья так отмутузила свою начальницу, что та обратилась в больницу.

Как бы дело не завели. Нужно прямо сейчас звонить Белову и Шелепину.

Спускаюсь на вахту, а комендантша трубку тянет:

— Тебя. Какой-то Гуляев.

Оказалось, что певца зачислят на учёбу в августе. А пока ему жить негде и не на что. Деньги телеграфом почему-то сегодня не пришли. Может завтра.

Спрашиваю у Алёши, вывешивающего стенгазету к дню рождения Ленина:

— Можно у тебя какое-то время хороший человек поживёт?

Не успевает Абрамян открыть рот, как вмешивается Клавдия Петровна:

— Жаров, это у меня нужно разрешения просить. Я здесь — главная.

Наигранно пугаюсь своей тупости и милостиво прошу:

— Тётя Клава. Ну, пожалуйста. Он вам песни не хуже Пироговых споёт. Даже на иностранных языках…

— Жаров, тебе письмо из Риги. Давай, пляши, — ухмыляется комендантша.

— Можно в следующий раз? Я без аккомпанемента как-то не очень…

Белов сразу согласился зачислить Дарью в штат. Правда на полставки. В культурно-музыкальном отделе из четырёх мест было занято только одно. Певица Нина Дорда согласилась, с условием оставления за ней вечерней подработки в ресторане. Теперь ещё двоих найти, но на такой мизер вряд ли кто клюнет. Разве что Гуляеву и Кристалинской предложить. Вот завтра и поговорим.

Звоню Александру Шелепину:

— Извините, что так поздно. Это Юрий Жаров. Спортсмен ВВС. Всемирный фестиваль… Вспомнили?

— Да уж. Захочешь — не забудешь… Какой вопрос?

— Вы Дашу Колесникову из Горького недавно в райком помогали оформить… Так у неё неприятности. Подралась с начальством. А у неё срок был. Как бы замять это дело? На работу то её Белов возьмёт на телецентр…

— И словечко то какое ввернул «замять». Выкинуть её из первых рядов было бы правильно. Но, ты помог тогда… Ладно позвоню утром в райком. Успокою. А ты помоги песню найти. Гимн фестиваля. Чтобы всем понравилась. Лады?

— Лады. — говорю, и понимаю, что снова придётся плагиатить.

Абрамян с Катей повели почти протрезвевшую Любочку домой. Та, увидев меня, плавно развела руки, как бы говоря «Ну, вот такая я.»

Я, подняв брови, как бы ответил: «Ничего. Дело то житейское.»

Дозвонился на завод «Красный пролетарий». Попросил спортинструктора передать футболисту заводской команды Толе Маслёнкину, чтобы пришёл завтра на тренировку ВВС в Лефортово.

Деляга Апсолон снова пытался втянуть меня в бизнес с продажей пластинок. Я помнил как в хрущёвские времена накрыли подпольную торговую сеть. Что только не предлагали толкачи… И пластинки, и сумки, и всякую всячину, даже бельевую резинку. Использовались схемы «левого» выпуска продукции из «сэкономленного сырья», а в случае с резинкой ещё и с уменьшением ширины изделия. «Теневики» собирали в карман миллионы рублей, щедро платя рабочим за молчание. В деле по сбыту были управляющие трестами, райпромкомбинатами, директора фабрик и артелей. «Левые» пластинки изготавливались на списанных с Апрелевского завода матрицах, а потом реализовывались подпольно через торговую сеть, либо через уличных торговцев. Вот в такую схему и пытался меня втянуть друг Андрей.

Я решил не молчать, как в прошлый раз. Объяснил предпринимателю, что сколько верёвочке не виться, всё равно поймают. Слишком много людей в бизнесе. Посоветовал бросить и подчистить хвосты, оформив официальные бумаги на покупку и реализацию. Да, потратишься немного. Да, налоги. Но, свобода важнее…

Похоже проняло. Апсолон рассказал, что почти всё финансирование «итальянского фильма» идёт из-за границы. У нас в кинематографе — «малокартинье». Агитпроп таким образом создаёт дефицит новых фильмов, повышая цифру их потенциального просмотра. Идея частично работает. Прибыль от единичного фильма выросла, но общая от всех наших фильмов — упала. Народ тратит огромные деньги на просмотр свежих иностранных и трофейных фильмов. Без решения Совета министров об увеличении финансирования снять новую картину весьма проблематично. Вот и растягиваются съёмки на годы. Первый год — пробить идею и утвердить сценарий, уже потом согласование бюджета и плана съёмок, поиск актёров и съёмочной группы, определение мест съёмок, решение вопросов с реквизитом и костюмами, пробивание заявки на технику и аппаратуру… И лишь потом съёмки, монтаж и озвучивание.