Страница 10 из 15
Как же хочется хоть чуть-чуть поспать... У Лиды в аптечке, кажется, есть снотворное...
Да, где-то было... Выпить - и заснуть нормально наконец...
- Лена!!! Лена, ты что делаешь?!!
Она очнулась от окрика Лиды. На столе лежала горка вылущенных из блистера таблеток. Руки сами продолжали начатое.
- Лена, ты что задумала? С ума сошла?
- Я... я не знаю...
Потом, когда Лида все допрашивала ее, все лезла в душу, все хотела узнать, всерьез это было или понарошку, Лена только трясла головой, плакала и повторяла:
- Я не знаю.
Никита, как оказалось, просто пришел домой в стельку пьяный и вырубился. А жил он со старенькой глухой бабушкой.
Когда уставшая после с огромным трудом сданной летней сессии (по проклятому старославу, слава богу, четверка), подавленная предстоящей встречей с родителями, которым Лида рассказала о ее странном поведении, Лена собиралась к отъезду домой, Терещенко - перед самым ее выходом из дома - вдруг протянула ей две сотки:
- Возьми вот. Я занимала. Раньше как-то было... не вернуть...
Лена смотрела на деньги испуганно и виновато, мотала головой:
- Не надо, не надо... я все равно домой еду... у меня родители... купишь что-то сыну...
И тогда Терещенко вдруг ее обняла, так крепко (а такая тощая!) и, кажется, со слезами в голосе сказала, что будет осенью ждать их с Лидой, что они - самые лучшие квартирантки, которые у нее были.
Лена уговорила Лиду не рассказывать маме вообще ничего про Терещенко, вот прям ни словечка, потому что пусть уж лучше они с ней живут, чем переедут к какой-нибудь бабке. Ленка даже включила воображение и сказала: а бабка наверняка неряха. И у нее пять котов. Всюду шерсть. Пылища. И Лида тогда ответила, что про Терещенку она Лениным родителям ничего не скажет плохого. Она бы и про Ленкину выходку с таблетками ничего не сказала. Но не могла. Потому что это очень важно. Она, Лида, несет за Ленку ответственность. (Выкинула бы лучше эту ответственность к черту, думала Лена, но пока в городе появились только контейнеры для раздельного сбора мусора 'Металл', 'Стекло', 'Пластик'. Контейнера с надписью 'Ответственность' еще не ввели, а просто так Лидка, конечно, не могла ее выбросить.)
Перед школой когда-то высадили аллею, которая должна была вести прямо к крыльцу. Но деревца очень плохо прижились. Несколько - самых ближних к выходу из школы - сломали хулиганы, а прочие вроде бы росли, но как-то хило. Лет через десять, может, они и превратятся в мощные, раскидистые деревья, но не раньше.
На заднем дворе, там, где обычно курили на переменках старшеклассники, разрослись огромные кусты сирени. Каждый год, в мае, когда она начинала цвести, сирень нещадно выламывали школьники, и всякий раз сердобольные люди оплакивали ее: погубили цветы, изверги! Но каждый год сирень разрасталась еще сильнее, еще гуще цвела, как будто смеялась над теми, кто хоронил ее прежде времени... И над этими чахлыми, посаженными под линеечку деревцами перед школой она смеялась тоже. За ними ухаживали, их белили по весне, поливали в засуху - и что? И кто из года в год побеждал?
Лена смотрела на школьный двор из окна учительской. Ей вспоминался выпускной. После праздника, уставшие, еле ковыляющие на каблуках, со съехавшими набок прическами, они с подружками подошли к ее маме, завучу, и спросили:
- Может, мы завтра придем? Такой разгром в школе... Поможем убрать...
Мама засмеялась:
- Девочки, вы еще не поняли... Вы свободны от школы! Свободны совсем!!! Впрочем, - сказала она, - если силы есть, приходите, разгром действительно имеет место быть...
И они пришли, и больше делая вид, что им плохо, чем действительно страдая от похмелья и усталости, помогали убирать мусор в спортзале, где проходил банкет, раздвигать столы и разносить по аудиториям стулья.
И вот сегодня Лена слонялась по пустой школе. В коридорах было не просто темно и тихо - как Лена ни вслушивалась, она не слышала в них себя. Всего год прошел, а она уже не слышала в них себя. Так странно... А ведь когда-то ей казалось, что школа пропитана насквозь ими - ей и ее сверстниками... а теперь вот... Как быстро все умерло!
Она заглянула в спортзал. Какие-то мелкие - видимо, ребятня из летнего лагеря - играли в пионербол. Ну да, на улице сегодня дождик. В потолке имелись люки для естественного освещения, в них виднелось блеклое небо. Эхо от ударов по мячу, от редких вскриков ребятни, когда кто-то бил особенно неудачно, казалось какими-то призрачными звуками. По шведской стенке усердно карабкалась тощая, нескладная мелкая в белой майке и синих штанах, которые ей были коротковаты. Она добиралась до самого верха одной секции, перебиралась на соседнюю и уже по ней спускалась вниз. Скучноватое развлечение для ребенка, которому нечем себя занять. Лена долго наблюдала за ней, пока не почувствовала, что там, у нее внутри, вот так же, как эта мелкая, цепляясь за ребра, карабкается к горлу такая же несуразная и непонятная тоска.
Ленке тут же захотелось выйти отсюда, сбежать куда-то туда, во двор, где прет из земли сирень, уже давно отцветшая, но такая же буйная и кричащая: еще, еще!..
Если просто стоять рядом с жизнью, может быть, удастся не умереть.
Ничего, у нее есть план.
Она назовется другим именем.
Искать
Ночь уже вошла, неплотно прикрыв дверь, из-под которой все еще виднелась полоска вечернего света. Дворы обезлюдели. Бетонные коробки домов казались синеватыми, а кроны деревьев - цельно-черными, словно вырезанными из бумаги. В небе то тут, то там проклюнулись звездочки, маленькие и бойкие, как девочки-подростки.