Страница 15 из 15
- Я понимаю, пацан бы рос. Лазил бы по заборам, дрался... Так его подзатыльниками воспитывать можно было. А ты... прямо не знаю кто... - Отец был зол, то ли просто так, то ли оттого, что на Ленке он не мог применять своих педагогических приемов. - И ты тоже хороша, Таня, между прочим, надо бы не юбку ей зашивать, а хорошенько отчитать, черт, ты же педагог!
- Саш, я сама разберусь!
- Она шастает днями и ночами со своей подружкой черт знает где. Приходит из школы чуть ли не за полночь, а ты сидишь над своими тетрадками! Учительские дети все, что ли, растут как трава? Сапожник без сапог?
- Она и твой ребенок тоже! Мог бы принять участие в воспитании!
- Я день и ночь пашу, чтоб ей было в чем по заборам лазить! - Отец уже срывался на крик. - И как ее воспитывать, когда руку на нее не поднять, а слов она не слушает?! Стоит и смотрит в пустоту, что-то там думает свое?! Как там у вас... в литературе... слушает да ест? Дурочка, она и есть дурочка!
- Саша, это твоя дочь... ты бы поговорил с ней хоть раз по-человечески, а не орал!!!
- Некогда мне разговоры разговаривать!!!
Ленка знала, что сейчас скажет мама и какой это произведет эффект. Мультяшный герой отчаянно молотил лапами над пропастью.
- А пить тебе есть когда?
И тут отца было уже не остановить. Он кричал, что мать зачем-то выставляет его алкашом, хотя он всего лишь раз в месяц позволяет себе расслабиться после сдачи проекта. Мама, загибая пальцы, принималась подсчитывать, сколько этих 'раз в месяц' было за последние недели. Отец орал, что она и представить себе не может в своей школе, какая на нем ответственность и как ему уже все это поперек горла и что он давно бы уже уволился, если бы не надо было пахать на них с Ленкой.
Ленка понимала, что они ее уже не видят, но ей было не легче.
И все из-за разорванной юбки. Из-за такой ерунды. Надо было просто спрятать ее поглубже в шкаф. И все. Мама бы не нашла.
Иркин звонок ее спас.
- Может, выйдешь? Погуляем...
Ленку не надо было просить дважды.
- Мам, я пойду с Иркой погуляю... Мусор вынесу заодно!
Быстро натянув джинсы, схватив в одну руку куртку, а в другую - мусорное ведро, Ленка вылетела из квартиры. В тапочках. А, не важно.
- Мои пособачились. Орут друг на друга как резаные.
Она чувствовала себя виноватой и поэтому очень хотела, чтобы ее пожалели. (Лена понимала, что это как-то неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Наверное, чем большую гадость сделал человек, тем сильнее хочет, чтоб его пожалели, думалось ей.)
Ирка сочувственно вздохнула. У нее теперь всего-то и есть, что одна мама, так что сказать 'мои пособачились' она уже не может... Ленка разозлилась на себя: ее проблемы по сравнению с Иркиными - ерунда, но все равно продолжила - ей еще острее захотелось, чтоб ее пожалели:
- И чего они вечно орут? Так хочется, чтобы люди любили друг друга. А не орали.
- По-твоему, когда любят, не орут?
- Нет, конечно.
Ирка покачала головой.
- По-моему, когда любят, орут и даже бьют иногда.
- Когда любят, не бьют, - твердо сказала Ленка.
- Бьют: когда по лицу, когда по жопе, когда по чем придется. И орут: 'чтоб ты сдохла' и всякое такое. А когда не любят, просто молчат. И уходят по своим делам, как моя мама. Бабушка ее любила. И меня. А она только себя любит. Я ей вчера так и сказала.
- Что сказала?
- Все. Она пришла поздно вечером. Давай котлеты какие-то жарить, заморозку. Мотя пришел, сидит рядом, смотрит. А она говорит: это же не наш кот. Я говорю: наш. А она такая: нет, не наш, у нашего носочек был на левой лапке. А я ей: нет, это наш кот. А она: я видела, нашего кота машина сбила у магазина продуктового. Он лежал на асфальте мертвый уже. В ошейнике этом, что ты на него напялила. В розовом. Я говорю: нет, это наш кот, он ошейник потерял. Он на свое имя откликнулся. А она такая: он просто запах еды от тебя почуял. И вообще, может, это кошка. А я ей говорю: это ты кошка. А это мой Мотя. Он со мной спал сегодня. Лег рядом со мной на кровать и спал. Он так всегда делал. Он сам ко мне пришел. Потому что он - мой. Потому что его бабушка попросила меня не бросать. И он вернулся. А ты... И я ее обругала прямо по-бабушкински. Даже добавила в конце 'прости господи'. У нее даже котлеты сгорели. Она плакала потом. Стояла над котлетами и плакала. Моте котлеты отдала, горелые. А он и есть не стал. Это мой кот.
- Может, ты зря на нее так...
- Да ну ее. - Ирка сказала это как-то по-взрослому. - Она на ночь ушла. Ей кто-то позвонил, она слезы вытерла и ушла.
Ленка молчала. Она вспомнила, как Ирку тащил в вагончик тот строитель, а она стояла как неживая. Ленка подумала, что так, может, куда-то тащили и Иркину маму, а она и не сопротивлялась, потому что не умела.
- Я не буду больше с ней ссориться, - сказала Ирка. - Пусть что хочет, то и делает. У меня есть Мотя и ты. С тобой нестрашно котов искать или лазить куда-то. Ты не бросишь и не уйдешь, хоть ты и красивая.
Ленка удивилась. Она не считала себя красивой и вообще не понимала ход Иркиных мыслей. Но вывод она почувствовала ясно: теперь они обязаны всегда защищать друг друга - от крика, от физры, от утаскивающих их в другие миры строителей... Защищать, чтобы однажды не свернуть на путь, где в пыли - капля за каплей - стелется дорожка из вишен. Откуда возвращаются только кошки.