Страница 5 из 17
– Браво, браво! – зааплодировала Голицына. – С вашим талантом, господин Будри, хоть сейчас на сцену!
– В Комеди Франсез, что на площади Пале-Рояль?
– Довольно площадей, мсье Будри! – строго потребовала Голицына. – А то мы ещё до площади Бастилии доберёмся! Слышать о ней не могу! Хоть столько уже лет прошло…
– Тринадцать, мадам, – вздохнул француз.
– Боже, как будто вчера всё было!.. Париж, Мария-Антуанетта, Людовик! А затем этот кошмарный бунт!
– Его назвали Великой французской революцией, мадам.
– Надеюсь, Россия не доживёт до подобного величия.
– Неисповедимы пути Господни!
– Типун вам на язык, господин Будри!
– Разве в России не любят бунтовать?
– В России любят веселиться. Вот и я хочу устроить музыкальный вечер. И прошу вас, мсье Будри, или на русский лад, Давид Иванович, почтить нас своим присутствием.
– С превеликим удовольствием, мадам!
– И захватите с собой вашего воспитанника. С моими инициалами.
– Гончарова?
– Да. Он, кажется, музыкант?
– В стране, император которой прекрасно играет на скрипке, а императрица чудесно поёт, удивить кого-либо трудно. И, тем не менее, он превосходный музыкант, мадам! Вы что предпочитаете, скрипку, виолончель?
– На ваш выбор, Будри! Я доверяю вашему вкусу! Да, и вот ещё! Нет ли у вас на примете учителя французского?
В просторной комнате Коллегии иностранных дел над столами склонились чиновники. Вошёл Дмитрий Рунич, приятной наружности молодой человек. Энергично размахивая газетой, он вполголоса произнёс:
– Господа! Туманный Альбион о фаворитах!
– О каких фаворитах? – поднял голову от бумаг самый молодой из присутствующих девятнадцатилетний Николай Гончаров.
– О высочайших! – шёпотом разъяснил Рунич. – Безвестный корреспондент из Санкт-Петербурга уведомляет аглицких читателей, что миссис Мэри, как они её называют, Нарышкина продолжает пребывать в фаворе.
Рунич передал лондонскую газету чиновникам.
– И названо всё это «Первая леди Российского двора», – перевёл Гончаров и передал газету дальше.
– Европа о том давно судачит, – отозвался из самого дальнего угла Евгений Путятин. – В Париже на той неделе все газеты писали, что этой связи благоприятствуют особые обстоятельства – то, что императрица в положении, вот-вот родит.
– Самое пикантное в другом! – вновь заговорщицки зашептал Рунич и достал вторую газету. – Другой аглицкий корреспондент сообщает, что отец будущего августейшего младенца вовсе не государь император.
– Как? – в один голос ахнули чиновники.
– А так! – ответил Рунич и начал читать, сходу переводя на русский. – «Некий кавалергард… двадцати шести лет от роду… увлёкся дамой… высшего света, доселе славившейся… своей неприступностью… и пылкой любовью к мужу. Как бы в отместку за… ветреность супруга и его… внезапный адюльтер, она и ответила молодому человеку… взаимностью».
– Пассаж любопытный! – усмехнулся барон Карл Беренштейн. – Высочайшие вершины пали! А Нарышкина…
– Нарышкина? – строгим голосом переспросил столоначальник, заглядывая в комнату.
Все разом замолчали, застыв от неожиданности.
– Что Нарышкина? – ещё строже спросил вошедший.
– Забавная история. Почти анекдот. Из жизни Александра Нарышкина, – нашёлся что ответить Путятин. – Его позвали совершить восхождение на одну из германских гор!
– И что же было дальше? – хмуро поинтересовался столоначальник.
– Наш Александр Львович на горы лезть отказался. Высочайшие вершины, заявил он, пусть штурмуют другие! Я же к горам привык относиться, как к дамам. Предпочитаю пребывать у их ног!
Чиновники дружно рассмеялись. Столоначальник скривил рот в улыбке.
– Каков ответ, господа? – поинтересовался Путятин.
– Нарышкин! – пожал плечами столоначальник. – Великий острослов. А вы, господин Рунич, мне очень нужны. Как освободитесь, жду у себя. Для Гончарова тоже есть дело!
Столоначальник удалился.
– Чуть не влипли! – вполголоса произнёс Гончаров.
– Не надо кричать во всё горло, когда речь заходит о пикантных вещах! – недовольно заметил Рунич.
– Pas en colere contre moi, seigneur! – тихо проговорил Беренштейн. – J’ai meme pas exprés.
– По-русски, по-русски, Карл! – насмешливо попросил Путятин.
– Ах, да! – спохватился барон. – Этот узурпатор Бонапарт!.. Не сердитесь на меня, господа! Я же не нарочно!
– Путятину браво! За находчивость! – сказал Рунич.
– Виват! – тихим хором произнесли чиновники.
– И всё же удивительные вещи случаются на этом свете! – мечтательно произнёс Гончаров. – Двадцать шесть лет, какой-то кавалергард, а уже поднялся на такую высокую вершину!
– Мудрые англичане в подобных случаях говорят, – усмехнулся собравшийся уходить Рунич. – Нasty climbers have sudden falls! Честь имею, господа!
Рунич ушёл. Путятин обернулся к Гончарову:
– Что сие означает? Хести клаймез…
– Тот, кто поспешно поднимается вверх, так же стремительно и падает.
По пустынной лестнице Зимнего дворца стремительно поднимался тот самый кавалергардский офицер, что сопровождал Краснова в коляске, а затем командовал на плацу эскадроном. Сжимая в руке что-то аккуратно завёрнутое в холстину, он очень спешил, одним махом преодолевая ступени.
Достигнув лестничной клетки, кавалергард чуть не столкнулся со спускавшейся с верхнего этажа Марией Нарышкиной.
– Oh, pardon, Madame! – сокрушённо произнёс кавалергард. – Je ne pensais pas vous voir ici! J’espere que je ne vous ai pas fait mal?
– По-русски, штабс-ротмистр, по-русски! – с усмешкой потребовала Мария Антоновна.
– Да, да, конечно! Этот жуткий Бонапарт!.. Простите, сударыня! Не ожидал вас здесь встретить! Надеюсь, не ушиб вас?
– Нет, слава Богу!
Из-за колонны выглянул Нестор Сипягин, секретарь Великого Князя Константина, и замер, прислушиваясь.
– Тогда bon matin, Ma… Простите! Доброе утро, Мария Антоновна! – весело произнёс штабс-ротмистр и, развернув холстину, протянул Нарышкиной розу. – Примите от доброго сердца!
– Спасибо, господин Охотников! И доброе утро! К ней спешите!
– К ней, сударыня, к ней! Она направляет каждый мой шаг! Она поглощает меня без остатка!
– Поглощает? – удивилась Нарышкина. – Кто?
– Служба государева.
– И вы, сметая всё на своём пути, летите в её объятия?
– Привык исполнять свой долг исправно!
– Даже более чем… исправно! – рассмеялась Нарышкина. – Кланяйтесь ей от меня!
– Непременно, сударыня!
– Au revoir, Monsieur!
– По-русски, по-русски, Марья Антоновна!
– Ах, да! Никак не привыкну! Из‐за этого узурпатора… Да свиданья, господин Охотников!
– Честь имею, сударыня!
Раскланявшись, Нарышкина и Охотников разошлись в разные стороны.
Из-за колонны вышел Нестор Сипягин. За ним тенью следовал его молодой помощник Яков Шумахин.
– Слыхал? – спросил Сипягин, провожая взглядом удалявшуюся фигуру штабс-ротмистра.
– Слыхал, – тихо ответил Шумахин.
Из-за другой колонны выглянула фрейлина, прислушалась.
– Наши будущие монархи! – ехидно заметил Нестор.
– C’est impossible! – с испугом забормотал Шумахин. – C’est une blague?
– По-русски, Яков, по-русски! – укоризненно напомнил Сипягин.
– Да, да, Нестор Михалыч! Так прилипчив язык монстра этого!.. Вы шутите! Какие ещё монархи?
– Наши российские. Будущие. Либо наш государь даст отставку своей августейшей Элизе и посадит с собою на трон сию Нарышкину… Либо сей честолюбивый кавалергард последует примеру Григория Орлова и попытается занять место нашего простодушного и чересчур доверчивого императора. У них и заглавные буквы совпадают!
– Какие буквы? – не понял Яков.
– Орлов и Екатерина – «О» и «Е». И у этих то же самое – О-хотников и Е-лизавета. Так и жди – устроят заварушку!
– Боже, пронеси мимо чашу сию! – торопливо проговорил Шумахин и перекрестился.