Страница 6 из 17
– Крестным знамением тут не поможешь! – назидательно произнёс Сипягин. – Под лежачий камень вода не потечёт.
– Ещё клубнички подбавить? – тотчас предложил Яков. – Аглицкие газеты ждут-с! Там, как оказалось, до сплетен весьма охочи. Про Париж с Римом я уж не говорю!
– Погоди, будет и для газет клубничка! Дай дождаться приказа! И тогда уж начнём действовать!
И Сипягин быстро засеменил по дворцовому коридору. За ним проворно вышагивал Яков Шумахин.
Из-за колонны вышла фрейлина.
– Боже мой! – прошептала она. – Ужас-то какой!
Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна с помощью камеристки и парикмахера укладывала причёску. Вошла княгиня Голицына.
– О, княгиня! Как кстати! Если б не этот коварный корсиканец, я бы вам сказала: bonjour, но, – Мария Фёдоровна вздохнула, – говорю: добрый день!
– Добрый день, Ваше Величество!
– Как ваши дела? Всё в порядке?
Голицына промолчала.
– О, вы мне совсем не нравитесь! Schlecht, schlecht! Что случилось?
– Подверглась гнусным издевательствам!
– Mein Gott! – возмущённо произнесла императрица и с интересом добавила. – Кто же посмел?
– Вертопрах. Ничтожный офицеришка! Даже слова на него тратить жаль!
– О, понимаю, понимаю! Эти несносные фавориты! Им не дано оценить те чувства, которыми мы с такой щедростью одариваем их!
– Нельзя ли, Ваше Величество, хотя бы одного из них – в острастку прочим – удалить из гвардии? Куда-нибудь в глушь!
– Неужели до этого дошло? Пренебрёг такой жемчужиной?
– Увы, Ваше Величество. Вышел бы указ высочайший, карающий фаворитов за неверность! В Сибирь их! В Петропавловскую крепость! В кандалы! И кнутом!
– О-о-о, княгинюшка, чего захотела! Чтобы опустел наш Санкт-Петербург? Как после чумы, холеры или пожара жуткого? Посмотрите вокруг себя – всюду сплошь фавориты и фаворитки! Прислушайтесь – фью, фью, фью! Это свистят стрелы Амура. И никакие крепости от них не укроют! Даже мой августейший супруг, царство ему небесное! – Мария Фёдоровна перекрестилась. – Нелидову, личную мою камеристку, взял в фаворитки. Потом другую завёл – Лопухину! Весь Петербург об этом сплетничал!
– Увы, Ваше Величество, – согласилась Голицына.
– А за Лопухиной из Москвы хвост потащился! Да ладно бы, только родные! Вспомни, кого она с собою привезла? Своего фаворита, кстати, нынешнего шефа твоего, княгиня, кавалергарда!
По пустынному коридору Зимнего дворца быстрым шагом шла фрейлина – та, что оказалась случайной свидетельницей разговора клевретов Великого Князя.
У одной из дверей она остановилась и постучалась.
– Qui est lá? – послышалось из‐за двери. – Кто там?
– Puis-je entrer? – спросила фрейлина, открывая дверь.
– О, Натали! Входи, входи, дорогая! Qu’est-ce qui s’est passé? Что случилось?
В комнате у стола сидела Кавалерственная дама ордена Святой Екатерины Наталья Кирилловна Загряжская и о чём-то рассуждала с Ольгой Протасовой, фрейлиной вдовствующей императрицы. Увидев, что на вошедшей Наталье лица нет, Протасова встала, затараторив:
– Ой! Засиделась я у вас! А у меня ещё столько всего, столько всего! О ревуар, Наталья Кирилловна!
– О ревуар, дорогая!
Протасова поспешно поднялась и удалилась.
– Садись, Натали!
Фрейлина села у стола.
– Чаю хочешь? Или, может, кофею?
– Non! S’il vous plait…
– По-русски, моя девочка! – поправила Загряжская. – Мы во дворце! Хотя, положа руку на сердце, я бы с удовольствием – avec plaisir! – перешла бы на французский. Что случилось?
– Я там… У лестницы… Ждала…
– Своего кавалергарда?
– Да, тётушка! И вдруг появился…!
– Великий Князь?
– Нет, его секретарь. А с ним этот… Другой…
– И что же?
– Они… Тётушка, они…
Фрейлина закрыла лицо руками и расплакалась.
В одной из комнат императрицы Елизаветы Алексеевны её сестра, принцесса Амелия Баденская, о чём-то оживлённо беседовала с фрейлиной Протасовой. Из покоев императрицы вышел лейб-медик Конрад Стофреген с лекарским саквояжем в руке. Амелия тотчас повернулась к нему.
– Что, Конрад?
– Как она? – в свою очередь поинтересовалась Протасова.
– Grossartig! Великолепно! – ответил доктор и продолжил с немецким акцентом. – Хорошо ест, хорошо спит, всё время шутит. Что может быть лучше?
– И когда ждать? – спросила фрейлина.
– Уже скоро. В конце октября. Может быть, немного позже.
– Скорее бы! – сказала Амелия.
– Да, – согласился лекарь. – Ende gut, alles gut!
– Всё хорошо, что хорошо кончается! – согласилась Протасова.
– Не совсем так, фройляйн Протасова, – поправил Стофреген. – Если карош конец, то всё будет карашо! Я покидаю вас. Auf Wiedersehen!
– До свиданья, Конрад! – сказала Амелия.
– Приходите почаще, не забывайте нас! – добавила Ольга.
Стофреген остановился у дверей и произнёс с улыбкой:
– В Германии говорят: Wer will was gelten, der komme selten!
Лекарь ушёл.
– Что он сказал? – спросила фрейлина.
– Немецкая пословица: кто хочет, чтобы его уважали, тот появляется редко.
В дверь постучали.
– Qui est lá? – громко произнесла Амелия.
– Штабс-ротмистр Охотников! – послышалось изза двери. – Est-ce que je peux entrer?
– Entrez! – ответила Амелия.
Вошёл кавалергард Охотников.
– Я снова к вам, извините!
– Вот уж про кого не скажешь, что появляется редко! – с улыбкой заметила Протасова.
– Мне больше нравится другое правило, сударыня: Wer nicht kommt zur rechten Zeit, der becommt was űbrig bleibt!
– Разве вам не велено объясняться по-русски? – спросила Протасова.
– Во-первых, это не французский, а дружественный нам немецкий. А во-вторых, я надеюсь, что вы меня не выдадите?
– Мы-то нет, – улыбнулась Амелия. – Но тут где-то ваш Уваров бродит.
– Его не встречал, а с Конрадом столкнулся. Нос к носу! – Охотников кивнул в сторону двери, ведущей в покои императрицы. – Как?
– Видимо, спит, – ответила Амелия. – Конрад сказал, что сейчас для неё сон – самое главное.
– Вот и отлично! – согласился штабс-ротмистр. – Больше не буду вас тревожить. Вот только…
Охотников достал из холстины розу.
– Как проснётся, передайте от всегда преданной и сверх меры восхищённой гвардии! Пошёл проверять посты. Августейший сон следует оберегать особо! Честь имею!
Щёлкнув каблуками, Охотников удалился.
– Что за немецкое правило ему по душе? – спросила Протасова.
Амелия улыбнулась:
– Он сказал: кто не приходит к назначенному часу, тот получает лишь то, что остаётся.
Дверь, ведущая в покои императрицы, тихо открылась, и появилась Елизавета Алексеевна.
– Луиза? – удивлённо воскликнула Амелия. – Ты не спишь?
– Кто-то приходил. Не ко мне?
– Был тот, кто не довольствуется тем, что осталось.
– Алексей?
– Да, – ответила Амелия и протянула сестре розу. – Просил передать. От гвардии. Преданной и восхищённой.
Императрица взяла цветок и вдохнула аромат лепестков.
– Ох, Алексей!
А в одном из залов Зимнего дворца куражился шеф и командир Кавалергардского полка тридцатисемилетний Фёдор Петрович Уваров. Фигурой он был важной – генерал-адъютант Свиты Его Императорского Величества, кавалер ордена Святой Анны, ордена Святого Георгия, полученного за Аустерлиц, ордена Святого Александра Невского. Но главное, ему благоволил император.
Уваров степенно расхаживал перед строем вытянувшихся в струнку кавалергардов и читал нотации.
– И запомните все хорошенько! За незнание службы я выношу вам выговор! И весьма настоятельно рекомендую впредь оную знать более чётко! Ясно?
– Так точно, ваше превосходительство! – дружно ответили кавалергарды.
Уваров остановился и придирчиво оглядел строй.
– Ну что это такое, мои разлюбезные? Мундирам как надлежит сидеть? В обтяжку! А у вас?