Страница 16 из 28
– А у тебя есть, к кому обратиться в Москве?
Потом, по прошествии времени, Олег так и не смог внятно ответить себе на вопрос: почему он тогда решил быть не до конца откровенным? То ли непонятная реакция военных на расследование, то ли ещё что-то, что подходит под расплывчатое понятие «интуиция», но ответ его прозвучал так:
– Да нет, мужики. К кому мне там обращаться? Пойду обычным путём по инстанциям: наши архивы, архивы министерства обороны. Может, что и накопаю…
Опера стали вспоминать знакомых москвичей, с кем в своё время вместе учились, служили или пересекались по каким- нибудь делам. Олег старательно записывал адреса, фамилии, телефоны, но он-то знал, к кому он едет!
– Ну, всё, мужики, спасибо! Я пошёл, – Олег направился к выходу. – Ояр, за мной!
Долгоногов встал, с хрустом потянулся во весь свой богатырский рост, развёл, словно извиняясь, руками (мол, ребята, я здесь ни при чём: сажусь на лисапет, кручу педали, начальство зовёт) и пошёл вслед за Олегом. Опера проводили их завистливыми взглядами. Им-то самим предстояло ещё обсудить планы задействования агентуры, получить задания и отправиться на их выполнение. Машина розыска набирала обороты.
Олег и Ояр вошли в кабинет Долгоногова, располагавшийся на том же этаже, что и кабинет Шестакова, но в другом крыле. Кабинет был маленьким, в нём впритык друг к другу стояли два обшарпанных письменных стола, две тумбочки с двумя маленькими сейфами на них и несколько стульев. В углу находилось протёртое до дыр матерчатое кресло, в котором Долгоногов обожал коротать время. Сейчас туда с удовольствием плюхнулся Олег. Ояр вздохнул, сел за свой стол, открыл сейф, достал оттуда бутылку водки и два стакана. Потом, покопавшись среди бумаг, выложил на стол две карамельки и немного виновато пожал плечами – мол, больше нет ничего.
– Давай накатим, день был тяжёлый, я уже почти двое суток на ногах.
– Да, чуток расслабиться не помешает…
– Жаль, закусить нечем! Ты ведь целый день ничего не жрал?
– Да нет, перехватил бутерброд у Ильича.
– А я не успел ни хрена… Стоп! Дело поправимое! – Ояр расплылся в довольной улыбке. – Сегодня Фурсенко дежурит.
Ояр вынул из тумбочки огромный нож с наборной рукояткой и постучал им по батарее. В ответ также раздался стук.
– Порядок в танковых войсках, – ещё шире улыбнулся Ояр.
Он вынул из тумбочки пластиковую бутылку с пробкой, положил её в целлофановый пакет с привязанной к ручкам верёвкой, просунул пакет в форточку и, потихоньку стравливая, стал опускать сооружение вниз. Олег с интересом наблюдал за его манипуляциями.
– Внизу ИВС[17], – счёл нужным пояснить Ояр.
– Знаю.
– Окно дежурного там как раз под моим окном. А сегодня там – Мишка Фурсенко, хороший парень, частенько выручает.
Снизу дёрнули за верёвку, и Ояр стал подтягивать пакет к форточке.
– Ну, что нам сегодня Бог послал?
Бог, руками сержанта Фурсенко, сегодня щедро отпустил им буханку чёрного хлеба, увесистый шмат сала, два больших домашних помидора, крупную луковицу и солёный огурец. В маленьком пакете была квашеная капустка, а пластиковая бутылка доверху наполнена чаем.
– Пошли, Боженька, сержанту Фурсенко здоровья и хорошую жену! – ликовал Ояр, ловко нарезая продукты.
– Так он женат…
– Тогда – хорошую любовницу!
Долгоногов пребывал в прекрасном расположении духа. Благодаря богатырскому здоровью двое суток недосыпа практически никак не сказывались на нём.
– Ояр, этим тесаком кого-то прирезали, а ты им продукты… – брезгливо поморщился Олег.
В столе у каждого следователя или опера всегда валяется много подобного «добра», когда-то изъятого с мест происшествия или у преступников. Уголовные дела, где фигурировали эти предметы, уже давно завершены и юридически они давно не существуют – «уничтожены» по описи. Но кто же будет ломать хороший нож? Такая вещь всегда в хозяйстве пригодится. У Олега в столе тоже лежали австрийский штык-нож и добротная финка, но он никогда не нарезал ими продукты.
– Обижаешь, начальник, – усмехнулся Ояр, – никого этим тесаком не резали! Подарок взводного на дембель. У него брат работал в колонии, ему «зэки» изготовили в подарок этот нож, а взводный, когда был в отпуске в Союзе, выпросил его, а потом подарил мне, – Долгоногов завершил манипуляции с ножом и налил по полстакана водки. Лицо его погрустнело, вдруг стало заметно, что он не так уж юн. Лоб его прорезали две крупные морщины, серые, обычно весёлые глаза потускнели, щёки запали, обтягивая скулы. Рыжеватая щетина только подчёркивала выражение усталости на его лице.
Олегу вдруг стало безумно жаль друга. Окружающим Долгоногов казался двужильным и толстокожим. Создавалось впечатление, что он не знает усталости, что все жизненные передряги отскакивают от него, как мяч от стенки. «Его ничем не прошибёшь, с него всё, как с гуся вода», – таково было общее мнение. И лишь немногие близкие друзья знали, насколько может быть раним этот «громила». Просто он очень хорошо научился скрывать свои проблемы и не выказывать их на людях.
– Ну, шо ж ты зажурывся, козачэньку? – Олег сделал попытку отвлечь друга от грустных мыслей.
– Погиб взводный. Через месяц после моего дембеля подорвался на мине. Мне ребята писали, – тихо вздохнул Ояр. – Хороший был мужик…
– Там много хороших мужиков осталось, – нахмурился Олег. – Давай за них!
Не чокаясь, выпили. Олег взял крупно нарезанный ломоть хлеба и положил на него увесистый кусок сала. Только сейчас почувствовал, насколько он голоден. Ояр уже вовсю орудовал челюстями. От приступа хандры не осталось и следа. Два здоровых, голодных мужика вмиг смели со стола закуску.
– Маловато будет, но жизнь уже стала веселей, – Ояр довольно откинулся на спинку стула. – Давай, ещё по-пус[18]!
Он налил водку в стаканы.
– За баб-с!
Весело чокнулись, выпили. Ояр перелил чай из пластиковой бутылки в две большие эмалированные кружки.
– Давай под чаёк – хорошо идёт!
Олег отхлебнул чай. Он был невкусен. Чай предназначался «постояльцам» ИВС, и для них, видимо, пожалели заварки.
– У тебя что – в кабинете и чайника нормального нет? – Олег принялся подтрунивать над другом. – Пьёшь черт-те что! Зашёл приятель на чаёк, а ты наливаешь какую-то отраву. Заведи чайник, хорошую заварку, кофе – тогда и приглашай гостей! А хочешь, я тебе чайник подарю? А то у тебя вечно руки не доходят и исключительно вследствие твоей раздолбайской натуры.
– Ага, маленького всякий обидеть может, – Ояр уже пришёл в обычное весёлое расположение духа, и уязвить его в таком состоянии было делом безнадёжным. – Чайничек? Подари- подари! А пока воспользуемся этим, – он жестом фокусника вынул из тумбочки кипятильник. – И чаёк хороший имеется!
Затем на свет появились: огромная алюминиевая кружка, пластиковая бутылка с водой, пачка чая и сахар- рафинад в жестяной коробке из-под печенья. Ояр откупорил бутылку, понюхал воду и, убедившись, что она не протухла, налил немного в кружку. Вскипятив воду, выплеснул её в мусорный бак, насыпал в кружку полпачки чая, залил его на две трети водой и вновь включил кипятильник. После чего разлил остатки водки по стаканам.
– Давай по крайней. Чтобы тебе удачно съездилось! Тем временем вскипел чай. Ояр выплеснул в бачок зэковский напиток и разлил по стаканам свежий. Это уже был настоящий ароматный чай. Конечно, послабее чифиря, но гораздо крепче обычного чая. Олег с наслаждением отхлебнул.
– Сахарку?
– Издеваешься? Сахаром только вкус чая испортишь. Ты знаешь, что английские лорды пьют чай без сахара? Сладкий чай для них – моветон!
– Во-во! Мы сейчас с тобой очень похожи на английских лордов, особенно после водочки под сало с луком.
– Эх, нет в тебе аристократизма, Ояринь!
– Нет во мне снобизма! Короче, ты как хочешь, а я не аглицкий лорд. Пускай мне будет хуже! – Ояр бросил себе в кружку пять или шесть кусочков рафинада. – Вот теперь другое дело, а то – моветон, моветон… – он блаженно растянулся на стуле, – Олежа, я закурю?
17
ИВС – изолятор временного содержания.
18
По-пус – по половине (латышск. жаргон).