Возвращение Кота

…Однажды утром в коллективе появился новый «внештатный сотрудник» – кот по кличке Мурзик. Так всем объявил Анатолий Максимович, который привез из деревни это рыжее чудо-юдо…

Глава пятая

Такие разные люди

Кот хотел убежать сразу, но люди накормили его мясом, этим и подкупили несчастное животное. Еда! Да ещё какая – настоящее мясо! И не скупится Анатолий Максимович, щедро накладывает свежие кусочки в глубокую миску; сам чуть в сторону отходит (показывает, мол, не отниму, ешь спокойно), говорит что-то на языке, чуждом кошачьему пониманию, потом и вовсе уходит.

А Кот ест, торопится, рычит, пофыркивает, глотает мясные кусочки, не разжевывая – а вдруг отнимут. Кто их разберет, людей этих. За время своих скитаний он многих повидал, изучил, уразумел, что человек – существо непредсказуемое. Сегодня гладит, завтра побьет. И ничего ты с ним не поделаешь. Поэтому мясо надо есть сразу, методом мгновенного заглатывания.

Чуть погодя Кота стошнило. Желудок против такой вопиющей несправедливости взбунтовался, и Кот снова задумался о побеге. Обошел задний дворик, обнюхал все по кошачьему обычаю, признав, что совсем недавно здесь господствовала кошка. Её запах хоть и не сильный, почти уже выветрившийся, но все ещё ощутимый, исходил отовсюду.

Ближе к вечеру Анатолий Максимович положил в миску порцию мяса. Кот окончательно запутался в человеческой психологии. Что же получается, размышлял он, набросившись на еду, кормят сытно, не обижают и ничего не требуют взамен. Возможно ли такое? А вдруг подвох? Помнится, Зая тоже казалась добренькой, а потом головой о ванну ударила, и струю горячей воды в морду направила, и мокрого на балкон выбросила.

Так или иначе, но Кот решил пока не уходить из магазина. Приняли гостеприимно, кормят исправно (на третьи сутки Кот не глотал в спешке мясо, тщательно разжевывал каждый кусочек, где-то даже смаковал), грех не воспользоваться случаем. Вот перестанут кормит, тогда он и уйдет, а пока… Стал магазинным Котом, новым домовым, как сказала продавщица Тоня, с которой у Кота (уже Мурзика) завязались дружеские отношения.

Выходя на задний дворик, Тоня подзывала его к себе, садилась на корточки, начинала водить по земле травинкой или соломинкой. Кот охотно играл с Тоней, чувствовал в ней открытость, чистоту: такая женщина не обманет, она не умеет притворяться. Даже в те редкие моменты, когда Тоня хмурила лоб и, меняя интонации, разговаривая на повышенных тонах с дядей Жорой (что-то тот в последнее время совсем распоясался), Кот знал – Тоня не злится по-настоящему. Это видимость злобы, а внутри она по-прежнему добра и чиста. Она хорошая. Она – друг!

А дядя Жора – пройдоха. Опасный тип, мужичонка себе на уме, и взгляд у него плутоватый, бегающий. Не взлюбил старый грузчик Кота – и ты хоть тресни.

– Для меня этого вида животных не существует, – назидательно говорил дядя Жора Стасу во время вечерних посиделок. – Бесполезные они твари! Толку от котов нуль. А может, и того меньше.

– Мышей кошки ловят, – расслабленным голосом отвечал Стас.

– Ага, ты заставь эту тварь мышей ловить, – старый грузчик кивнул на притулившегося на коробке Кота. – Он после Толькиного мяса ничего другого не жрет. Мышей! Скажешь тоже. На казенном мясе морду отожрал и в ус не дует.

Дядю Жору Кот сторонился, зато охотно общался со Стасом. Тот и погладит, и за ухом почешет, и на руки взять может, когда старика рядом нет. При нём не смел, стеснялся, что ли? Чудак! В компании дяди Жоры Стас становился другим: грубым, холодным, и смеялся громче обычного неприятным смехом, и лицо делалось ожесточенней, глаза леденели. Попал парень под влияние старика, а характером слаб, дать дяде Жоре отпор не может. И не хочет из-за Карины.

Карину Кот воспринимал как странное существо, лишенное всяких чувств. Ходит, как неживая, ни к чему интереса у неё нет, Кота погладить и то не желает. Сколько раз он к ней ласкался, о ноги терся, мурчал, однажды не поленился, лег перед Кариной на спину, щурился от удовольствия, думал, поиграет с ним. Куда там! Прошла и не заметила. Обидно!

Страдал от недостатка Карининого внимания и Стас. И так он к ней подобраться пытался и эдак, когда со смешком и шуткой, когда на полном серьезе. Подойдет, посмотрит на её маленькое опущенное личико с острым подбородком, коснется слегка локтя, попросит поднять глаза, а сам тяжко дышит, сглатывает постоянно, вытирая украдкой о брюки взмокшие ладони.

– Долго ещё будешь меня бояться? – спросил сегодня Стас, остановив девушку у входа в подсобное помещение.

Карина по обыкновению начала внимательно рассматривать свои туфли.

– Молчишь?

– Я тебя не боюсь, – сказала она так тихо, что Стас едва услышал этот хрупкий, как хворостинка, голосок.

– А в кино со мной пойдешь?

Молчание.

– У меня есть билеты.

Карина упорно притворялась глухонемой, тогда Стас осторожно дотронулся ладонью до её гладкой щёчки – и та сразу вспыхнула, залилась густым румянцем. Карина отшатнулась, подняла глаза и смотрела на Стаса не то с ненавистью, не то с испугом, граничащим с помешательством.

– Да что с тобой, Каринка?

– Я не могу сегодня, – пролепетала она. – Может, в другой раз.

– Когда? – допытывался Стас.

– Не знаю… не сегодня… Много дел… я…

– Какие у тебя дела, скажи мне, дорогуша ты моя?! – во дворик вышел дядя Жора. – Ты ври, да не завирайся. Дела у ней сегодня. Деловитая какая. Опять весь вечер на диване с книжкой глупой просидишь, сопли розовые на кулак размазывать станешь. Тебя человек в кино приглашает, билеты уже куплены, чего ты хорохоришься, зануда?

– Дядь Жор, я сам, – сказал Стас.

– Да погоди ты! – отмахнулся старый грузчик. – Тоже мне, сам с усам. Молодежь, так вас растак, я в ваши годы гулял с утра до ночи, а вы… Гнилое поколение! – дядя Жора скрылся за обшарпанной дверью.

Не прошло и минуты, как он вернулся обратно. Пнул ногой проходившего мимо Кота – и сильно ведь пнул – подошел к падчерице, зло, выкрикнув:

– Учти, дурында, я все твои романчики любовные в мусоропровод выброшу. Вот! Так и знай, между прочим. А ты, – он ощутимо хлопнул Стаса по спине. – Слюнтяй ты, Стасик. Мямлишь, как баба, слушать противно. Молодёжь, – повторил старик с отвращением на морщинистом лице. И ушел, громко хлопнув дверью.

Повисла пауза. Стас смотрел на Карину, Карина наблюдала, как Кот облизывал бок, куда пришелся сильный удар.

– Билеты пропадут, – сказал наконец Стас.

– Сегодня не могу, – Карина развернулась, забежав в подсобку.

Стас громко выругался, схватил деревянный ящик, занес его над головой, швырнув на землю. Второй ящик он пнул ногой, третий полетел в стену, четвертый едва не угодил в выскочившую из двери Тоню.

– О-ой! Стас, ты обалдел совсем? Чего творишь?

– Извини, – буркнул он, сунув руки в карманы.

– Извини, – передразнила Тоня. – Чуть голову мне не снёс. Что случилось?

– Да идите вы все. Надоели! Достали! – в сердцах крикнул Стас, скрывшись за воротами.

– Что с ним? – Тоня нагнулась к Коту. – Мурзик, на кого он взъелся?

Кот мяукнул. Тоня потрепала его за ухом.

Глава шестая

Тоня-Антонина

Напрасно многие полагали, что Тоне живется безбоязненно, с налетом легкой беззаботности, присущей некоторым одиноким людям. А чего, частенько ворчал дядя Жора, Тонька открытая, веселая, не унывает: всё у неё хи-хи да ха-ха. Одним словом – свободная и счастливая. Такие толстушки-хохотушки до ста лет живут, горя не знают.

И никому невдомек было, что хлебнула Антонина достаточно горя, и билось у неё в груди не сердце, а отчаянье, и порой накатывала свирепыми мутными волнами такая тоска, что жить попросту не хотелось. И ревела ночами хохотушка Тоня в подушку, сжимала в кулаках простынь. Но печаль её не таяла, напротив, с каждым разом, обрастая все новым и новым слоем грустинок (и те были, словно маленькие чешуйки), разрасталась, каменела и несла в себе разрушительное одиночество.