Страница 51 из 92
— Она была первой? — я удивляюсь тому, как слабо звучит мой голос. Тёмная картинка появляется в мыслях. Я вижу Люсию, после того как Правосудие использовало её. А потом комнату, полную альманов. Чувствую привкус желчи на языке и дышу глубже, несмотря на головокружение. Я не могу позволить себе плохое самочувствие.
Лео мрачно кивает.
— Мне неприятно признавать, что я не заметил, что её больше нет, пока не услышал, как об этом говорил Алессандро судье Мендесу. Этот человек точно…
Не знаю, почему я не даю Лео закончить эту фразу. Я мотаю головой и сжимаю альман на своей груди. Лео часто моргает, как будто он забылся, как и я.
Он прочищает горло и заканчивает шутливо:
— Точно лучший муж, который только мог достаться леди Нурии.
Я прям чувствую, как выкатились мои глаза. Женщина, в покоях которой я теперь сплю, замужем за Алессандро?
— Мне всегда было интересно, как это работает, — говорит Лео, привлекая моё внимание. Его непослушный локон вновь спадает на лоб, но в этот раз он оставляет его как есть.
— Они ловят моменты, истории, — отвечаю я. — Воспоминания, по сути. То, как ты и я живём сейчас.
— Нет, это я знаю, но как именно?
Я качаю головой. Как именно я выдёргиваю воспоминания из человеческой памяти? Как Марго создаёт иллюзии, чтобы люди поверили, что город снова горит? Как у Деза получается… Как получалось. Дез больше никогда… Мне тяжело дышать, пока я не кладу руку на грудь.
— Противоестественная магия, — говорю я, потому что такой ответ я должна давать.
— Ваш порез хорошо заживает, — меняет он тему.
Я наблюдаю за его лицом, пока он мягко раскрывает мою ладонь. Стоит только сложиться мнению о нём, как он вновь меня удивляет. Почему он не согласился? Вряд ли он щадит мои чувства — каждое утро он напоминает мне, как много ещё нужно сделать, прежде чем я буду выглядеть как придворная леди. Если я скажу «сорока» и стану ждать ответа, это будет странно, но я уже показала себя девочкой со странностями. Я не могу исключить вероятность, что Мендес потом сможет увидеть воспоминание с камня-альмана, хотя им понадобится новый вентари, чтобы считать его и, возможно, понять, что я делаю.
Я выкидываю эту мысль из головы.
Шрам на моей ладони будет уродливым, но я уже привыкла. Когда я долго смотрю на него, его форма начинает напоминать мне горные вершины на карте.
— Лео, — говорю я и накрываю альман рукой в перчатке, приглушая вид и звук. — Сегодня ночью во внутреннем дворике будет вечеринка.
Он трёт свой подбородок, обдумывая это.
— И вы бы хотели пойти на неё.
Я пожимаю плечами. Мориа умер, а я о вечеринках. Но мне нужно быть там.
— Я никогда не была на вечеринках прежде. Шепчущие брали меня с собой только в трактиры, где всё всегда заканчивалась драками.
Это не совсем ложь. Прошло уже четыре дня, как я продвинулась в своём стремлении попасть в покои Кастиана. Хасинта — мой единственный ключ.
— Даже не знаю, — говорит он, бросая взгляд на мою руку в перчатке, прикрывающую подвеску. — Судья Мендес велел присматривать за вами. И он терпеть не может празднества.
— Пожалуйста, — прошу его. Как одно слово может звучать так жалобно? Я не знала Константино, но я легко могла бы быть на его месте.
— Один час, — Лео показывает один палец, — или я лично уведу вас наверх.
Я в восторге кидаюсь ему на шею. Он слегка фыркает, но в его объятиях так приятно. Я скучала по этому ощущению, даже если просто по-дружески.
«Он тебе не друг», — предостерегает меня разум.
Пока мой день продолжается по обычному расписанию, я напоминаю себе, что друзья не используют друг друга так, как я использую Лео.
***
Внутренний дворик переполнен людьми. Играет музыка. Люди так тесно прижаты друг к другу, что выглядят как рябь на воде.
— Один час, — напоминает мне Лео, проводя пальцами по волосам. — Не заставляй меня приходить за тобой. Я почётный сопровождающий, а не нянька.
Он уходит, направляясь к симпатичному молодому стражнику, а рядом со мной появляется Клаудия, опираясь локтем на моё плечо.
— Так, значит, сопровождающий и нянька — не одно и то же? А я-то думала…
Она протягивает мне глиняный кубок. Я смеюсь и принимаю его. Вино в нём слаще, чем то сухое, которое судья наливает из стеклянного графина во время обеда. Я облизываю губы и осматриваю толпу танцующих. Все, от судомоек до садовников, собрались здесь, оживив двор. Девушки в длинных белых платьях кружатся в танце, их подолы взлетают от каждого поворота. Я узнаю сурового стражника, который сейчас играет на гитаре, рядом с мужчиной, отбивающий ритм мясистыми ладонями по инструментам. Пламя в ямах с кострами танцует в окружении голубоватых камней.
— А что за повод? — спрашиваю Клаудию.
— Луна во второй четверти. Такой же хороший повод, как любой другой, — говорит она. — Эта неделя перед Фестивалем Солнца будет непростой для нас. Традицию устраивать слугами собственное празднество начала королева Пенелопа. Она сказала, что это повысит нашу «производительность».
Поднося кубок к губам, я молчу о том, что хотела бы рассказать. Мы праздновали события в Анжелесе: брачные союзы, рождение детей и даже смерти. Но мы делали это вместе.
— Спасибо, что позвала, — говорю я. — А где остальные? Давида и Хасинта?
Щёки Клаудии розовеют от жара огня и вина.
— Давиде нравится слушать музыку с кухни. Она чистит картошку и чахнет по Гектору. Говорю тебе…
Я понимаю, что её сейчас понесёт не туда.
— А Хасинта?
— Да отсыпается в постирочной, наверное, — говорит она и, подумав, добавляет. — Спорим, завернулась в простыни принца?
Я кривлюсь, в руке уже пустой кубок, и говорю:
— Пойду ещё налью.
Но Клаудия уже несёт своё тело в толпу танцующих. Я хватаю два кубка и останавливаюсь у кухни. Давида здесь, с горой картошки, притоптывает в такт. Я ставлю кубок перед ней. Она прижимает руку к подбородку, а потом выталкивает её вперёд. Среди шепчущих тоже были те, кто не мог говорить, и общались при помощи рук. Нас всех учили основам языка жестов в детстве. Я желаю ей спокойной ночи, а сама направляюсь в постирочную.
Я открываю три двери, находя мешки с картошкой, ящики с корнеплодами, бочки с зёрнами и злаками. На всех упаковках выжжен герб Фахардо. В следующем помещении банки с маслами и оливками. В последней комнате сильный запах мыла. Полотенца и простыни аккуратно сложены стопками. Там, среди кучи белья, как птенец в гнезде спит Хасинта.
Её рот слегка приоткрыт, она тихонько сопит. Что-то скручивается в моём животе, пока я приближаюсь к ней. Останавливаюсь. Как бы я себя повела, если бы внезапно проснулась, а надо мной стояла странная девчонка? Девчонка, у которой, как известно, есть опасная сила.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти. Но только на мгновение. Я снимаю альман с шеи и складываю в карман. Мне нужно забрать воспоминание.
Нужно.
Я стараюсь успокоить дрожь в пальцах и прижимаю их к её вискам. Она не просыпается, только сопит. Завитки на подушечках моих пальцев начинают светиться, наполняясь магией, и я проскальзываю в её прошлое в поисках нужного воспоминания.
Хасинта подхватывает юбки и бежит. Её нервы скручиваются в узел, она спешит в покои принца Кастиана. Все знают, что принц не любит, когда слуг видно, а её вспотевшее, порозовевшее лицо и туфельки, испачканные белой глиной внутреннего двора, делают её вполне видимой и даже заметной.
Она тянет на себя дверь и проникает в его странные комнаты. Как может такая яркая леди Нурия проводить дни в этом унылом месте? В королевских мавзолеях и то повеселее. Ну, теперь леди Нурии и не придётся…
Глаза Хасинты привыкают к тусклому освещению комнаты. Занавески закрыты, а на кофейном столике стоят две масляные лампы. От их мутного желтоватого света гобелены на стене как будто шевелятся: воины верхом на боевых конях, тонущие корабли.
Её щёки вспыхивают, когда она замечает женскую перчатку на мягкой кушетке. Два бокала на столе и дюжина пустых бутылок вина и агуадульсе. Запах алкоголя ударяет ей в нос, и затем она замечает груду одежды. Здесь было явной больше одной леди… Хотя это явно были не леди. Девчонки из постирочной в жизни не поверят, если она расскажет об этом.