Конечная

– Жвачку будете? – беззаботно спросил он, спрыгнув с подоконника.

Леха сжался, инстинктивно готовясь бить или бежать.

– Вот так номер, – хохотнул парнишка. – Своих не узнает! Напрягитесь, дяденька, знаете ведь, как меня зовут.

– Не лезь, шелупонь, – пытаясь звучать угрожающе, прорычал Леха.

– Знаете, – удовлетворенно кивнул парнишка. – Давайте я вас в награду проведу куда-нибудь. Куда хотите?

– К выходу, – с остатками смутной надежды выдохнул Леха.

– Еще чего, – снова хохотнула Шелупонь. – Нет отсюда выхода, дяденька. Вторая попытка, так и быть. Ну?

– Подальше от людей, – смиренно вздохнул Анишин.

– А вот это можно, – Шелупонь отряхнула заднюю сторону своих коротких брюк и махнула рукой. – Айда за мной, не отставайте.

***

Коридоры сменялись лестницами, лестницы – коридорами. Странная парочка уходила по бесконечному зданию все ниже и ниже. Если верхние этажи здания производили впечатление старых и неухоженных, то нижние оказались вовсе практически не жилыми. За последние полчаса Леха не видел ни одного человека, кроме своего спутника (или спутницы?), многие двери были распахнуты, а помещения за ними – пусты и безжизненны. Все меньше становилось света. Все больше становилось пыли.

– Здесь! – радостно воскликнула Шелупонь, сворачивая на очередную лестницу. – Здесь начинается подвал. Ни одного человека там не встретите, честное пионерское!

Эта лестница оказалась короче предыдущих и упиралась в тяжелую металлическую дверь. Потребовалось несколько минут совместных усилий, чтобы сдвинуть ее с места. Проскользнув внутрь за своим провожатым, Леха замер на минуту, оглядывая новое для себя пространство.

Потолок здесь был ниже, чем в коридорах наверху. Кроме того, по нему проходили разнокалиберные трубы, из-за чего двигаться в полный рост можно было только вдоль грубых бетонных стен. Под ногами тихо чавкали и хлюпали мелкие лужи, покрывающие почти весь пол. Освещали все это великолепие редкие голые лампочки, соединенные небрежно закрепленным проводом. На несколько секунд Лехе даже захотелось обратно, в казавшиеся уже почти что уютными коридоры. Но мысль о жильцах-людоедах погнала его дальше, следом за Шелупонью.

– Вот в таком подвале меня когда-то и заперли, – жалобно протянул провожатый, не сбавляя, впрочем, шаг. – Воду пришлось со стен слизывать, но без еды все одно долго прожить нельзя. Так и не нашли меня. Вот с тех пор здесь и околачиваюсь.

Что-то у Лехи в голове не сложилось, но на повестке стоял более насущный вопрос:

– А куда мы придем? – спросил он, нагнав своего провожатого.

– Это общежитие, – пожал плечами тот, не сбавляя шаг. – Куда не иди, а из него не выберешься. Если очень долго идти, может быть, выйдем из подвала в другом крыле здания. Или просто упремся в тупик. А может он так и будет длиться бесконечно. Вы, дяденька, этого ведь хотели? «Подальше от людей», да?

Леха мрачно промолчал. И в тишине, нарушаемой лишь шагами, он вдруг услышал в отдалении посторонний отзвук. Парень замер. Сделав еще несколько шагов, остановился и его спутник. Теперь сомнений быть не могло – где-то далеко впереди что-то мягко постукивало по трубам.

– Что это? – шепотом спросил Леха. – Ты же говорил, здесь никого нет!

Стук постепенно приближался. И понемногу ускорялся при этом: шлеп-шлеп-шлеп.

– Неправда. Я говорил, что здесь нет людей, – весело отозвалась Шелупонь.

– И что это должно значить?! – Анишина решительно одолевали злость и смутный, не оформившийся еще страх.

– То и должно, – лжегимназист сплюнул себе под ноги и прислонился спиной к стене. – Знакомьтесь, дяденька, с местными. А если не хотите, то я бы на вашем месте брал разбег.

Что-то закрыло собой свет самой дальней из видимых лампочек в паре десятков метров. Звук приближался все быстрее. Несколько…нет, больше. Десятки маленьких ладошек по трубам под потолком: шлеп-шлеп-шлеп-шлеп-шлеп…

Леха развернулся и, не помня себя, бросился к выходу из подвала. Каннибалы уже не казались ему такой уж страшной проблемой. Всем своим нутром он чуял: то, что ползет к нему по трубам – гораздо, гораздо хуже.

***

– Молодой человек…молодой человек! Вы живы?

Леха не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он выбрался из подвала. Ровная серость за окном, насколько позволял увидеть осторожный, беглый взгляд, не меняла своего оттенка с течением дня, а часов у него никогда не было. Он бродил по одинаковым полутемным коридорам, пил воду с привкусом ржавчины прямо из кранов, спал на голых койках в пустых комнатах – больше от тоски и безнадеги, чем от настоящей усталости. Людей в этой части здания он не встречал. До сих пор.

Не успев толком проснуться, Леха открыл глаза и осовело уставился на нарушителя своего спокойствия. Им оказался невысокий мужичок в слишком маленькой и явно не идущей ему джинсовой куртке. На его остром носу красовались большие круглые очки с треснутым левым стеклом, на плече висел рюкзак с одной лямкой, а редкие седые волосы были забавно всклокочены.

Убедившись, что Леха жив, странный незнакомец выставил перед собой руки и поспешно попятился. Сам Леха же наконец вспомнил весь ужас своей ситуации и в свою очередь дернулся назад, крепко приложившись затылком об стену.

– Я проблем не ищу, – поспешно выпалил незнакомец. – Просто вы, кажется, далековато забрались от остальных, вот я и подумал…

– Что подумал? – буркнул Анишин, приняв сидячее положение и потирая ушибленный затылок. – Что меня можно сожрать?

– Нет-нет, – мужичок в очках замахал руками. – Что вы! Я этих порядков не придерживаюсь. Да и другие нападать бы не стали – не звери ведь. Кому здесь жить, а кому нет, решает только Комендант.

– Себе подобных жрут – и не звери? – саркастически усмехнулся Леха. – Ну-ну. Иди, мужик, куда шел, и без тебя тошно.

– Так может помощь какая нужна? – незнакомец осторожно протянул руку для пожатия. – Меня Иннокентием звать.

– Не надо мне ничего, – пробурчал Леха, игнорируя руку.

«Еще немного – и я от голода сдохну», – пробурчал в ответ его желудок.

– 

Есть хотите? – просиял Иннокентий. – Так у меня ж тут есть это самое…

– 

Юшечка? – снова мрачно усмехнулся Леха. – Нет уж, не надо мне вашей еды.

– Да говорю вам, не из таких я! – Иннокентий скинул с плеча рюкзак и зарылся в него обеими руками. – Вот честное профессорское, не из таких! Котелок у меня с собой, да макароны в пакете. Тут, в общежитии, мало что есть, но уж этого добра – чуть не в каждой кладовой навалом. Я с собой-то таскаю так, на всякий пожарный случай, да вот он, случай-то и выпал. А вода в кране должна быть, только надо ржавчине дать протечь. Ну, что, молодой человек, составите старику компанию за обедом?

***

Закинув в рот первую ложку обжигающе горячих пресных макарон-»ракушек», Леха едва сдержался, чтобы не застонать в голос от наслаждения. Сколько времени он блуждал по бесконечному зданию на голодный желудок? Он не смог бы сказать даже примерно. Могла пройти уже целая неделя, а могла и всего пара дней.

– А вы давно здесь? – обратился он к Иннокентию.

– Поди, знай, – крякнул тот с горьковатой усмешкой. – Пытался я из местного хлама что-то навроде водяных часов соорудить. Воронку нашел, трубку узенькую, кастрюлю с высоким бортом, отметки на глазок нацарапал. Стал крепить систему – разваливается, хоть ты тресни. Мучился с ней, мучился – кое-как приладил, стою, воронку руками придерживаю – уже просто из спортивного интереса. И что бы вы думали?

– Что? – заинтересовался Леха, не забывая, впрочем, работать ложкой.

– Вода по трубке не течет – вот, что! – Иннокентий с досадой хлопнул себя по колену. – С одного конца затекает, а с другого – хоть бы капля вышла! Такому нас в университетах не учили, знаете ли. Смотрел я на это дело, смотрел, плюнул да разобрал к чертовой бабушке. Несу хлам в кладовку, а навстречу Шелупонь. Глаза хитрющие – ничего, говорит, у вас, дяденька, не получится, не по правилам это. Так и провалился эксперимент. Тогда-то я и подумал: что толку мне на одном месте сидеть? Не такого, знаете ли, я склада. Мне знания нужны. Как наркотик, понимаете? Потому из университета и не ушел до самых седин. Вот с тех пор и брожу тут, как неприкаянный. Исследую, насколько Шелупонь позволяет.