Девушка для Данте (ЛП)

И теперь его нет.

Я проглатываю новый приступ слез и падаю на сиденье.

Я сворачиваюсь и прислоняюсь головой к иллюминатору. Я смотрю, как экипаж самолета загружает багаж под нами, и понимаю, что на этот раз я ничуть не паникую из-за полёта. Я больше не боюсь. И сейчас это не имеет значения. Потому что я опустошена.

Ничего не имеет значения.

Я закрываю глаза и принимаю пустоту в своём сердце.

Беспомощность, холод и одиночество.

Я слушаю, как пилот говорит нам, что у нас есть полтора часа полета до Амстердама, в течение которых я так и лежу. Мои глаза закрыты.

И, так или иначе, я сплю.

И я так устала и эмоционально истощена, что мой сон лишён сновидений.

Я просыпаюсь, когда человек рядом со мной толкает меня и говорит, что мы прибыли и готовы к высадке. Я киваю и благодарю.

И я терпеливо жду своей очереди на выход из самолёта.

И я тащусь к терминалу.

И я выхожу из терминала в толпу людей.

И я поднимаю взгляд.

И здесь Данте.

Он стоит передо мной.

И моё сердце останавливается.

Глава 28

Я бегу.

Я оказываюсь в руках Данте.

И он целует меня.

Он пахнет дымом, огнём и кровавой бойней.

Но он здесь.

И он жив.

Данте жив.

— Ты жив, — шепчу я снова и снова. Он всё ещё обнимает меня и не отпускает.

Он мягко отстраняется и смотрит на меня сверху вниз.

— Я жив, — подтверждает он. — А тебя трудно поймать.

Я смотрю на него.

— Это твоя вина, — говорю ему я. — Это ты придумал мой план эвакуации. Что, чёрт возьми, такое план эвакуации? И ты должен был снять с меня охрану. И что, чёрт возьми, произошло? Как ты выжил? Всё было в огне. А с твоим отцом всё в порядке?

Мы понимаем, что снова мешаем движению людей, как тогда, когда встретились здесь впервые. Данте ведёт меня к ближайшим сидениям, мы опускаемся на них, и он начинает объяснять:

— С моим отцом всё в порядке. Он в больнице, с ушибами и небольшими ожогами. Взрыв отбросил нас далеко от яхты, поэтому начавшийся пожар не навредил нам. Элена также в больнице с ожогами.

— У тебя ожоги? — я тут же начинаю проверять его прекрасное тело на наличие признаков повреждений. Но ничего не нахожу, кроме мелких царапин и большого количества сажи.

— Я в порядке, — говорит мне он.

— Что произошло? — в замешательстве спрашиваю я. — Я не понимаю.

— Нейт заплатил Винсенту, чтобы тот заложил взрывчатку на яхте. Отец Нейта — заместитель премьер-министра. Знаешь, что это означает? То, что его отец станет временно исполняющим обязанности премьер-министра, если вдруг что-то случится с моим отцом. А затем, весьма вероятно, если он покажет себя с хорошей стороны, то он будет назначен постоянным премьер-министром. И Нейт это знал. На данный момент не похоже, что его отец что-то знал о заговоре. Но расследование, конечно, продолжается.

Я в ужасе. Я знала, что с Нейтом что-то не так, что-то неправильно, но я и подумать не могла, что он такой холодный и расчётливый. И бедная Мия. Она действительно запала на Винсента, а он просто использовал её, чтобы подобраться к Дмитрию.

Я говорю об этом Данте, и он кивает.

— Да. Помнишь ту ночь на «Даниэлле»? Винсент был тем, кто предложил Мие проникнуть на лодку. Он просто осматривал её, чтобы узнать, куда лучше заложить взрывчатку. И несчастный случай с моей машиной? Я был за рулём машины моего отца. Они полагают, что, вероятно, Винсент испортил тормоза. Вот почему я не смог притормозить на повороте.

И я чувствую подступающую тошноту.

Какие холодные и расчётливые действия.

А потом Винсент сидел там и ужинал с Данте, хотя знал, что Данте умрёт вместе с Дмитрием, если всё пойдёт по их плану взорвать яхту.

ОБожеМой.

— Это ужасно, — бормочу я. Я прижимаюсь к боку Данте, цепляюсь за его руку и сомневаюсь, что когда-нибудь отпущу её.

— Ты жив, — снова взволнованно произношу я. Я смотрю на его руку и отмечаю, какая она длинная и настоящая, и сильная. — Ты жив.

— Я жив, — кивает он.

И моё сердце поёт. Оно поёт Кабрерианские песни, слова которых я не знаю. Оно поёт мои любимые с детства песни. Оно поёт песенку из популярной рекламы жевательной резинки. Оно поёт всё, что только можно петь, потому что оно счастливо.

Данте жив.

И это, действительно, всё, что имеет значение.

— Что мы теперь будем делать? — спрашиваю я. — Мы вернёмся обратно в Кабреру?

Он смотрит на меня.

— Нет, — и он колеблется. — Мы нет. Риз, ты отправляешься в Канзас, так, как ты и планировала. Я вернусь обратно в Кабреру, потому что там будут проходить расследование, суд и тому подобное из-за всего этого бардака. Поэтому я должен быть там. Но я не хочу, чтобы ты в этот момент присутствовала там. Мы не можем быть абсолютно уверены, что во всём этом участвовали лишь Нейт и Винсент. Я не могу рисковать твоей жизнью. Ты должна быть в безопасности.

Я замираю.

Моё сердце снова останавливается.

— Без тебя? — шепчу я. — Нет.

Я только что получила его обратно. Нет ни единого чёртового шанса, что я отправлюсь в Канзас, в то время как Данте жив и здоров, и сидит рядом со мной, держа меня на руку.

Ни.

Единого.

Чёртового.

Шанса.

— Риз, — и голос Данте звучит твёрдо. — Я не буду рисковать твоей безопасностью. Я обезумел, когда не смог найти тебя. Я никогда в жизни не был так напуган, как сегодня. И не за себя… Я боялся за тебя. И я нарушил свой собственный план эвакуации, чтобы добраться до тебя. Рассел в бешенстве.

Я, наконец, замечаю, что охрана Данте заняла стратегически важные позиции вокруг нас. И Рассел стоит всего в паре шагов от нас. И Данте прав. Рассел не выглядит счастливым.

Но, с другой стороны, когда он выглядел счастливым?

— Но, Данте, — начинаю я, но он уже качает головой.

— Никаких «но», — говорит он мне. — Мы что-нибудь придумаем позже, но сейчас ты не можешь быть в Кабрере. Это не безопасно.

И я это знаю. Его решение окончательное, и он не собирается его менять.

— Это не прощание, — добавляет Данте. — Это лишь прощание на короткое время. Я люблю тебя, и ты любишь меня. Мы что-нибудь придумаем.

— Мы что-нибудь придумаем? — с сомнением спрашиваю я. — Что, например? Я буду в тысяче миль от тебя и за океаном. Ты забудешь обо мне.

И теперь мой голос звучит печально.

Но, эй, моего парня чуть не разорвало на куски, и я думала, что он мёртв. Я заслуживаю немного свободы.

— Риз.

Данте смотрит мне в глаза, и на его щеке виднеется пятно грязи. Я поднимаю дрожащие пальцы, чтобы стереть его, и он хватает мою ладонь и целует её.

— Я люблю тебя. Я люблю всё в тебе. Я люблю, как ты смеёшься, и твой американский акцент, и то, как ты никогда не сомневаешься в том, что можешь что-то сделать. Ты просто всегда полагаешь, что можешь. Я люблю это. Я люблю тебя. И мы пройдём через это. Во всём мире для меня нет никого, кроме тебя.

Как я могу с этим поспорить?

— Хорошо, — шепчу я. И я опускаю свою голову на его широкое плечо и впитываю его в себя, потому что он в моём распоряжении всего на пару часов.

Спустя несколько минут мы встаём и идём в маленький ресторан в аэропорте.

И следующие несколько часов, два гамбургера и четыре газировки спустя, мы разговариваем и смеёмся, и я не отвожу от него глаз, потому что мне всё ещё необходимо убедиться, что он цел и невредим.

И прекрасен, и силён.

Но приходит время прощаться.

И ничто не в порядке.

— Всё будет хорошо, — говорит мне Данте, протягивая руку и заправляя мои волосы за ухо.

— Именно это и сказал мне Даниэль, — говорю я.

— И Даниэль был прав, — отмечает Данте. — И я тоже.

— Хорошо, — киваю я.

Но моё сердце разбито. Потому что в последнее время оно прошло через многое, и честно говоря, я просто не знаю, сколько ещё оно может выдержать.