Страница 27 из 53
Данте кивает, не произнеся ни слова.
Но у меня есть моя жидкая храбрость, бушующая в моих венах, и я вдруг не боюсь задать вопрос, который мне был интересен всё это время. Он выжигает меня изнутри, и я должна знать ответ на него.
— Она твоя девушка?
На террасе царит полная тишина, и я боюсь посмотреть на него. Я боюсь услышать ответ. Я боюсь выражения, которое может быть на его лице. Я внезапно стала бояться всего.
— Не важно, — быстро бормочу я. — Можешь не отвечать.
— Это сложный вопрос, Риз, — отвечает он. — Прости. Это действительно сложный вопрос.
И, по-видимому, жидкая храбрость также похожа на жидкий огонь, потому что я взрываюсь.
— Это не сложный вопрос, — говорю ему я ледяным тоном. — Либо Элена твоя девушка, либо нет. Всё просто.
— Ты не понимаешь, — вздыхает он. — Мой мир не похож на твой.
И внезапно огонь в моих венах становится ледяной водой.
Потому что он прав. Мы из разных миров, и я знала это с самого начала. Я не должна была просить его о поцелуе, потому что он никогда не сможет быть со мной. Я знаю это. Я совершенно не из его лиги. И я внезапно осознаю, что не уверена, хочу ли в ней быть. В конце концов, его мир так сложен.
— Это было ошибкой, — бормочу я, пытаясь встать с шезлонга.
Я спотыкаюсь и падаю обратно, прямо на колени Данте. Я чувствую его сильные ноги подо мной и борюсь с желанием задержаться на этом месте. Он секунду удерживает меня, его глаза прикованы к моим. Его омрачает сожаление, и я не знаю, почему. Он жалеет, что поцеловал меня? Или он жалеет, что не может поцеловать меня снова? В любом случае, этого достаточно. Я выскальзываю из его рук и бегу прочь.
И я думала, что мне не придётся бегать на каблуках.
Мои шаги с громким звуком отражаются от мраморных полов, и любой человек в районе ста ярдов может услышать меня. В Старом Дворце мне на пути периодически встречаются охранники, которые, хоть и смотрят на меня с любопытством, но не вмешиваются. Я слышу шаги Данте позади себя и слышу, как он зовёт меня по имени. Но он не просит охранников остановить меня.
Я почти добираюсь до своей комнаты, прежде чем мой левый каблук цепляется за платье, и я падаю на пол, словно мешок картошки. Моё платье расстилается вокруг меня мягким облаком ткани, а руки совсем не смягчают падение. Я царапаю плечо о пол. Я должна быть унижена, так как это именно то, чего я боялась с того момента, как надела туфли на адских шпильках. Но, что удивительно, мне всё равно. Я лежу так некоторое время, успокаиваясь. И слышу Данте где-то рядом со мной.
— С тобой всё в порядке? — мягко спрашивает он.
Я ничего не отвечаю.
Я остаюсь неподвижной, а он наклоняется и обнимает меня.
Он придерживает меня одной рукой, а другой открывает дверь, и затем несёт меня внутрь и аккуратно опускает на кровать. Он не присаживается на неё.
— С тобой всё в порядке? — снова спрашивает он, серьезно глядя на меня.
Он поднимает одну из моих ладоней и осматривает её, но я отдёргиваю руку. Я не хочу, чтобы он ко мне прикасался, держал меня за руку, обнимал меня, но не мог быть со мной.
Скрепя сердце, я молча киваю и затем отворачиваюсь.
— Спокойной ночи, Данте.
Я отпускаю его. Это ясно, как божий день.
— Мы можем поговорить завтра? — спрашивает он. Он почти умоляет об этом. Он такой вежливый. Такой… Кабрерианец.
— Я не знаю.
— Пожалуйста, Риз. Давай поговорим завтра. Утром тебе станет лучше.
Я молча киваю. Я не могу сейчас с ним разговаривать. Просто не могу.
— Хороших снов.
Он поворачивается, уходит, а я утыкаюсь лицом в подушку и плачу.
Как бы поступила любая нормальная девушка.
Глава 14
Если я когда-либо в жизни думала, что умираю, я сильно ошибалась. Тогда я даже не была близка к смерти. И я уверена в этом, потому что именно в данный момент я корчусь в предсмертных муках. Так что теперь я знаю, каково это.
Я стону и прячу лицо в подушку, когда утренний свет атакует мои глаза с хладнокровной местью. Моя голова раскалывается. Будто кто-то стучит по моему черепу молотком. И тыкает в глаза острой палкой. И бьёт меня головой об стену. А потом наступает на мой лоб.
Я прищуриваюсь одним открытым глазом. Да кого я обманываю? Я одинока. И у меня похмелье.
И мне это совсем не нравится.
Я снова стону. Это того не стоило. Зачем кому-то в здравом уме делать это с собой?
Мой телефон жужжит, и я понимаю, что это именно он разбудил меня в первую очередь. Я понятия не имею, как долго он звонит, но протягиваю руку, чтобы неуклюже схватить его, и вглядываюсь в экран.
Квинн МакКейн.
Ох, отлично.
Именно тот, с кем бы я хотела сейчас поболтать.
Сарказм.
Я бросаю телефон обратно на кровать, а затем накрываю глаза ладонью. Я не собираюсь отвечать. И никто не может заставить меня. У меня похмелье, и я раздражена.
Мой телефон молчит в течение ничтожной минуты, прежде чем снова начинает звонить. Я переключаю вызов на голосовую почту. Он снова начинает звонить. Это повторяется ещё дважды, прежде чем я понимаю, что Квинн не собирается сдаваться. Он намерен поговорить со мной.
Уф.
Я рычу в трубку.
— Что?
Краткая тишина.
— Риз? — Квинн застигнут врасплох, потому что обычно я не веду себя как стерва, даже в «эти» дни месяца. Уравновешенная девушка-соседка. Это я. Это моё вечное проклятие. — С тобой всё в порядке?
И он на самом деле кажется обеспокоенным, так что я чувствую себя плохо из-за того, что я чуть не откусила ему голову. Вроде того.
Я глотаю густую слюну, которая скапливается у меня во рту. Вот она радость от похмелья. Не понимаю... почему люди сознательно делают с собой такое?
— Я в порядке, — уверяю его я и даже звучу несколько убедительно. — У меня просто сильная головная боль. Почему ты звонишь мне по сто раз? Что-то не так?
— Всё не так, — стонет он в трубку. Я могу слышать боль в его голосе, что меня сразу настораживает, и я сажусь прямо в постели, хотя моя голова может взорваться от контакта со светом.
— С Беккой всё в порядке? — быстро спрашиваю я. Тысячи различных сценариев проносятся в моей голове, среди них нет ни одного радужного и большинство из них связано с кровью. Автомобильная авария. Инцидент с верховой ездой. Утопление. Болезнь. Операция?
— Нет, — отвечает Квинн. — Не всё в порядке. Она не хочет меня слушать, и я не знаю, что с этим делать.
Я начинаю успокаиваться. Ничего не случилось. Почему я всегда такой параноик?
— Итак, с ней ничего не произошло? — я просто должна прояснить этот момент.
Короткая пауза.
— Нет, с ней не случилось ничего плохого. Просто всё в полном беспорядке. И, ты знаешь, это всё твоя вина.
— Ох, отлично. Конечно же, не ты, — огрызаюсь я. — Послушай. Бекка прочла мой дневник. Это никого не заботит? Она пришла в мой дом, чтобы взять мою одежду, и она рылась в моих вещах. Но никого не заботит эта часть истории. Нет, все хотят делать вид, будто мы с тобой изменяли. А мы этого не делали.
— Ты не обязана рассказывать мне об этом, — я слышу, что это ранит его. — Я понимаю, что мы не обманывали её.
— Так почему Бекка злится на тебя? — Мне любопытно знать, и так как Бекка не хочет говорить со мной, Квинн — мой единственный источник информации.
Он шмыгает носом. Он что, плачет? Серьёзно? О. Боже. Мой. Должно быть, всё очень плохо.
— Когда Бекка позвонила мне и рассказала о твоём дневнике, где-то в разговоре я упомянул, что давным-давно, много лет назад, я тоже был влюблён в тебя. Я подумал, что это смешно из-за неудачного времени, и всё такое. Но Бекка не считала это забавным.
Мир останавливается и замирает.
Или, по крайней мере, мой мир.
— Ты был влюблён в меня? — шепчу я. Всё, что громче мягкого шёпота, бьёт по моей черепной коробке, словно забивает гвозди. Такие длинные, трёхдюймовые гвозди.