Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 17

–– Чего ты боишься-то? – крикнул я себе в себе, мне во мне. – Ведь я – уже я!..

Но стоял подчёркнуто прямо.

Свищёв – за всех, за всё, пожалуй, Здание – предложил мне сходить с ними "вниз", в ивээс.

И все при этом протяжно посмотрели на меня. Даже Маня, словно печатал – о внешности моей.

Я ощутил, что у меня что-то появилось на лице. Я вдруг болюче пожалел: и зачем мне потребовалось когда-то становиться из совсем маленького маленьким, потом из маленького – школьником, потом – молодым человеком?..

Радостно ярко, сочно ощутил я, что постоянное моё состояние, может, с младенцев – что я ничему не поддался!.. И все видят, видят это – и ждут, ждут: вправду ли ничему-ничему я не поддался?..

–– Ведь я – я…

И – пошли.

Ценность единичного, ценность единичного…

Пошли по коридорам и лестницам, и я спиною и грудью чувствовал их, троих.

У двери, у ивээс, Свищёв позвонил, и все трое стояли ко мне лицом и смотрели на меня…

Войдя, Свищёв никого "не выписал"…

Голос, в одном из кабинетов, был Шуйцева…

Я вдруг понял, что мне надо идти на этот голос… Пошёл – и словно поприще новое ещё только начинал, словно ещё впервые в ивээс…

–– А ты что тут делаешь?!..

Крикнул прямо я так.

Кажется или не кажется?..

Ещё за порогом.

Удивлённо-легко, на миг, стало мне – о-о! – и всецело-ново: а где же сейчас мой Брат, где мой Брат там, в Городе, если, ежели сейчас он… тут, здесь, передо мной, в ивээс?!..

Ваня – Ва-аня, Ва-аня, такой тут чужой, сам себе новый, строгий – посмотрел, сидя и не зная, встать ли, – посмотрел мне в мои глаза глупо – и стараясь смотреть именно глупо…

Понялось вмиг, что должен – должен, должен! – я сей же миг, несмотря ни на что и во что бы то ни стало, дерзко… подпрыгнуть!.. Потому что – смотрят.

И я – поскольку все сейчас на меня смотрели – понял всё, всё.

Понял всё.

Сглотнулось слышно и видно для всех…

Ощутил, главное, что здесь, в этом Здании, там, наверху, на втором этаже, за дверью одной – мои пальто и шляпа… И – что больше ничего моего в этом строении нету…

Услышал я, как тут кто-то что-то сказал, спросил, ответил – и услышал я такое. В какое-то время, такого-то числа, в такой-то даже день недели, в таком-то часу кто-то где-то был и – и он же там же в то же время не был…

Ваня, глазами не понимая, почему я этого, о чём сказали, не понимаю, медленно поднял свои, его, плечи и не стал их опускать.

Я – видя, что все, кто тут, видят, что у меня в моей жизни сейчас ничто иное как позор, – сказал то, что я знаю об этом, который сейчас у меня в жизни, позоре:

–– Он был у меня.

Ваня, подтверждая мои слова, дёрнул было ещё выше поднятыми плечами.

Услышал опять я, мол, что-то может быть, и не так.

Ваня покрутил головой – не то чтобы от несогласия, а просто от незнания, как и что тут, в этом доме, надо делать. И, всё не опуская, на всякий случай, своих плеч, сунул мне комочек бумажный.

Шуйцев выстроился, красный, чтоб скорей отнять… Но я исподлобья на его пуговицу на его кителе глянул – он и руку не посмел протянуть.

Комочек развернул я – повестка… Прочитал – и будто меня сейчас, связанного, раздевают, щупают, лапают, и даже тело моё предательски отвечает на это щупанье…

Заметил тут я, что все в кабинете – а все так и смотрели на меня – сейчас вдруг явно начали узнавать обо мне что-то новое!.. И не сразу я понял, почему и что это новое: в горле моём запершило, щекам стало щекотно, и как бы таять – скорей, скорей на холод! – стали мои глаза…

Ново и для меня это было настолько, что я забылся: кинулся прочь, прочь!..

Часть вторая

Прибежал – бежал или… быстро бежал, или… ещё как: не видимо даже для себя, для меня, – в Комнату… Вот – Комната, вот я – в Комнате уже, в "общаге" – и ничуть не задохнулся, вернее – некогда, значит, дышать и дышать было!.. Рывком будто только что я вырвался, вытискался из туго тесного троллейбуса – невольно и резко, резко и невольно.

От кабинета полного до Комнаты пустой – вроде бы бегом, как всегда кажется в темноте…

Комната – напугала Комната, напугала тут же – своей доступностью, почему-то – ее доступностью…

Резко развернулся. И даже поёжился; как бы кто сзади не задержал…





Я и не стоял, я только останавливался.

Рывком я из Комнаты!

И свет вроде не включал.

Нужна, оказалось, и Комната эта – чтоб в неё прибежать, чтоб из неё убежать!..

На улице – испугался улицы, теперь уж улицы: бежать бы – просто бежать, а тут надо – куда-то, куда-то… Находчиво, походя, осознал, что в Городе – магазины, вокзал, и можно запросто зайти и посмотреть… цены, что ли, расписания…

Теснота пребывания, теснота пребывания…

И уже шёл…

И уже давно, оказалось, шёл…

И уже давно ходил…

И ходил уже, наверно, давно…

Заходил куда-то, чтоб куда-то заходить, и уже стал видеть, что заходил туда, куда уже заходил…

Рывком заметил: вот – я, и я, похоже, думаю…

Я – жду, я чего-то сейчас жду… И я не хожу и не захожу вовсе никуда. А чего-то жду… И – быстро иду, жду быстро… Я как из кабинета того прочь – так и стал ждать быстро.

И, рывком, даже спасительно подумал: так курящий я или некурящий? – Голова, хорошо, сразу же закружилась…

Не всерьёз думаю: не в свой серьёз, а – в чей-то.

Рывком начал вспоминать – рывком вспомнил: я – это я, я в жизни – побывать, я о всех – что они не знают, что они в жизни – побывать…

Рывком представил, и с растерянностью: как бегал в Здании по лестницам, по коридорам, сталкивался с кем-то… как бегал в "общаге" по фойе, по коридору, сталкивался с библиотекаршей и вахтершей…

Рывком болючим вспомнил, как у меня запершило в горле там, в ивээс, и все видели… слёзы… Чьи?.. Да мои… О, мои!.. О, слёзы!..

И сразу опять зачесались глаза – заскрипел на них зубами.

Я и не по Городу сейчас бегал – а я будто хотел выбежать откуда-то, и притом, наигравшийся, в какую-то другую дверь…

Заметил вдруг я: опять я в Комнате в "общаге"… Кровати, их – раз, два… стол, стула два…

Буду теперь в Комнате и – что же?!..

Нет! Нет!

Развернулся я, вышёл, запер, пошёл по коридору…

Оказалось, на улице – сыро, скользко… Оказалось, что давно хочу пить… что все магазины закрыты… что уже – ночь, настоящая ночь…

Повернул обратно…

Вдруг отчётливо подумал, притом – как будто не для себя, а для кого-то: а не подозрительно ли это?.. Что только зашёл – и сразу вышел… Что чуть вышел – и сразу зашёл…

Вдруг за мною… следят!.. Мол, если бегает – виноват.

Жаром в лицо мне пахнуло!..

Как же это я тут захожу-выхожу, да ещё и с видом, наверно, серьёзным, когда мне надо и надо каждую бы секунду знать и узнавать!.. Не звонил ли, не приходил ли кто на вахту или в библиотеку, в соседнюю-то комнату?!..

Вдруг уж звонили, приходили, вдруг сейчас позвонят!.. Чтобы мне – скорей в Здание!..

И его бы… отпустили.

Вообразил-вспомнил звук своих шагов по коридору, стук входных дверей, щелчок ключа в Комнате…

Отрок, отрок…

Руки разведя, глаза закрыв – надо было теперь только это – стоял, где встал, чуть войдя…

Разоблачённым, голым ощутил я себя даже тогда, когда раз в Здание пришёл – из прокуратуры соседнего города и по делу – однокашник мой: а ну как расскажет от тут, как я когда-то, ещё в "абитуре", поднес кулак к его носу за анекдот про классика "изма-изма"!..

Стоя тут и стоя так, я, наконец, вошёл в самого себя, в меня, в мысль свою, в мою.

Я – тот, кто в мире, что не просто мир, а – мой мир, мой.

Обжито подумал, что давно город этот, по которому только что вершил свой бег, зову Городом, а комнату эту в "общаге" заводской стандартную – Комнатой. Поскольку в них – я!..

Я и есть я, это – твёрдое. А вокруг этого "я" во мне же – что-то ранимое. И всегда – только и следи за этим ранимым.