Плохой парень (ЛП)

― Раввин? ― Сэм говорит мне одними губами, когда он начинает.

Я улыбаюсь и пожимаю плечами.

― Вы двое, возможно, не знаете, ― говорит раввин, ― но традиционная еврейская свадебная церемония проходит под хупой, или балдахином, который символизирует дом, который новая пара построит вместе.

Мы должны выглядеть смущенными, потому что он продолжает:

― Итак, женитьба под всем Млечным Путем может означать, что у вас двоих впереди большое будущее.

― Даже если мы не евреи? ― спрашивает Сэм.

― Даже тогда, ― он смеется.

Я продолжаю следить одним глазом за входом в комнату, пока он продолжает. Если мы будем осторожны, у нас все получится. Он велит нам с Сэм взяться за руки, и я вижу, как охранник пристально смотрит на нас, а затем что-то торопливо говорит в рацию у него на плече. Клянусь, я слышу, как он шепчет: «У нас здесь Код Бракосочетания, все подразделения, пожалуйста, ответьте».

― О боже.

Сэм проследила за моим взглядом.

― Что?

― По-моему, мы попались.

― Попались? Что ты имеешь в виду?

Я снова поворачиваюсь к раввину.

― План Б.

Ни секунды не колеблясь, он достает из заднего кармана кольца, которые я ему дал, и быстро спрашивает, берем ли мы другого человека в законные мужья и жены. Мы быстро соглашаемся, и рука Сэм дрожит, когда я пытаюсь надеть ее кольцо. Я должен был угадать размер, и оно подходит, и теперь она действительно моя жена. Позже у меня будет время насладиться этим фактом.

― Йен, что происходит?! Почему мы так спешим?

У меня нет времени вводить ее в курс дела, потому что охранник следит за нами, а нам еще нужно подписать свидетельство о браке. Я протягиваю ей ручку и поворачиваюсь, чтобы она могла использовать мою спину в качестве стола, чтобы нацарапать свою подпись, как раз когда другой охранник присоединяется к первому. Они начинают пробираться к нам. Я подписываю так быстро, как только могу.

― ИДИТЕ! ― кричит раввин, вырывая у меня удостоверение. ― Я отправлю это вам по почте, ребята! ИДИТЕ! СКОРЕЕ!

Я хватаю Сэм за руку и бегу к выходу через комнату от охранников. Она спотыкается о подол своего платья, прежде чем наклониться и поднять его до колен.

― Почему мы бежим? ― она кричит, но я не замедляю шаг. ― Йен!

― Поторопись, давай. Музей проводит строгую политику против несанкционированных церемоний!

― Что?!

― Чтобы пожениться здесь нужно около двадцати тысячи долларов. Мы не миллионеры!

Охрана мчится к нам и вызывает подкрепление. Я тащу Сэм влево, используя группу дошкольников как маленький живой щит, когда мы выбегаем из комнаты. Выход из музея уже виден, но нам еще предстоит пройти через весь вестибюль. Между нами и свободой стоит большой окаменелый Тираннозавр. Я хочу пробежать у него между ног, но тогда у нас действительно будут неприятности. Я огибаю его.

― Скорее! СКОРЕЕ! Они идут!

― ЭЙ! ВЫ, ГОЛУБКИ! СТОЙТЕ, ИЛИ МЫ ВЫЗОВЕМ ПОЛИЦИЮ!

Сэм кричит, а потом разражается смехом.

― О боже! Они собираются запереть нас в музейной тюрьме!

Мы вырываемся из музея, и я продолжаю бежать, как только оказываемся снаружи, таща Сэм за собой. Я не знал, что нам понадобится быстрый побег, когда я планировал сегодня, но эта установка работает хорошо. Мы пересекаем улицу и входим в вестибюль шикарного отеля еще до того, как охранники выходят из музея. Я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда они выскакивают наружу. Они переводят взгляды туда-сюда, почесывают в затылках, словно мы растворились в воздухе.

― Мы что, идем сюда, чтобы сбить их со следа? ― спрашивает Сэм, когда мы несемся через вестибюль.

Все останавливаются и смотрят на нас, и не только потому, что мы бежим в шикарном отеле, но и потому, что мы одеты так, будто только что поженились. Сэм все еще держит розу.

Мы подходим к лифтам, и я безостановочно нажимаю кнопку «Вверх».

― Нам, наверное, нужен ключ от номера, чтобы воспользоваться лифтом, ― говорит Сэм, хватаясь за грудь, словно вот-вот упадет.

Он у меня в бумажнике. Лифт звенит и открывается. Мы заходим внутрь, и я нажимаю кнопку четвертого этажа.

Ее взгляд скользит по мне, и я медленно улыбаюсь.

― Счастливого медового месяца, миссис Флетчер.

Это первый раз, когда мы остановились с тех пор, как я впервые увидел ее в музее. Это наш первый момент, чтобы вздохнуть.

― Ни за что! Здесь живут только богатые! Мафиозные доны, иностранные сановники и Бейонсе!

― Если кто-нибудь спросит, мы из российского консульства. Позволь мне услышать твой акцент.

― Iz theez the ótel Zaza

― Слишком по-французски.

― Правильно. Скажем так, я королева Франции.

― Разве Мария Антуонетта не была последней королевой Франции?

Затем ее рука взлетает к груди, а глаза расширяются.

― ЙЕН! ― Ее грудь резко поднимается и опускается. Она жадно глотает воздух, словно не дышала десять лет. ― Мы не целовались. У нас не было нашего первого поцелуя!

Она говорит это так, как будто это разрывает сделку, как будто из-за того, что не было поцелуя, мы на самом деле не женаты.

Лифт поднимается, и у меня есть всего несколько секунд, чтобы сделать это, но этого достаточно. Я пересекаю лифт и толкаю ее к перилам. Моя рука обнимает ее щеку, когда я наклоняюсь. Чувствую, как бешено бьется ее пульс. Ее язык облизывает нижнюю губу в предвкушении. Сэм резко втягивает воздух, и ее рука сжимает мое запястье.

― Теперь вы можете поцеловать невесту, ― шепчу я, прежде чем прижаться губами к ее губам.

Теперь она официально моя.

― Ну да... ― говорит мама из кармана смокинга. ― Кстати, мы все еще здесь.

Глава 21

Сэм

Мы бежим по коридору к нашему гостиничному номеру, и мои дешевые, плохо подогнанные туфли исчезают. Я понятия не имею, когда именно они упали, но сейчас я босиком, а пол — это лава. Он обжигает наши ноги, и мы оба знаем без слов — только гостиничная кровать будет в безопасности.

— Подожди, — говорит Йен, и прежде чем я успеваю спросить, что он делает, он дергает меня в сторону, прижимает к стене и крепко целует.

Эта поездка на лифте что-то зажгла. Мы не можем насытиться друг другом. Хорошо, что он повесил трубку, иначе я никогда больше не смогу смотреть в глаза его родителям.

Его бедра давят вперед, прижимая меня к месту. Его рука обвивается вокруг моей шеи, и я сжимаю его смокинг так, словно пытаюсь разорвать его пополам. Я никогда так не целовалась. Нам приходится отрываться каждые несколько секунд, чтобы глотнуть воздуха, иначе мы умрем, но потом мы возвращаемся к этому. Он берет мою нижнюю губу в рот и прикусывает. Мурашки пробегают по моему телу, пока не оседают прямо между ног. Мне тепло, я возбуждена и хочу поскорее добраться до нашей комнаты. Вообще-то, в любую комнату.

— Как ты думаешь, где они держат машину со льдом?

— Зачем?

— Я думаю, что мы должны просто попытаться сделать это там. Она должна быть достаточно уединенной.

— Нет, мы уже почти в комнате.

Йен говорит это, уткнувшись носом мне в шею и теребя молнию на моем платье. Боже милостивый, я думаю, он собирается раздеть меня прямо здесь.

В конце коридора открывается дверь. Голоса просачиваются в нашу сторону, и мы снова бежим.

— Какой у нас номер комнаты?

— Четыреста девятнадцать. Ну же!

И мы бежим. Йен в шестнадцать раз больше меня, и его ноги тянутся на многие мили. Я — маленький плюшевый мишка, бьющийся на ветру позади него.

Никакой опасности нет. Охранники прекратили погоню, как только мы покинули музей, но я не думаю, что мы с Йеном бежим от опасности; мы бежим к ней.

— Четыреста двенадцать! — кричит он, ускоряя шаг.

— Ах! У меня судорога! Иди без меня!

Йен сгибается пополам и подхватывает меня под ноги, чтобы прижать к своей груди. Он пробегает последние несколько метров, неся меня на себе, и впервые за весь день мы становимся стереотипным образом жениха и невесты. Он собирается перенести меня через порог. Мы подходим к комнате, и Йен держит меня одной рукой, а другой достает ключ.