Нефертити

— Да, но... — Саим взглянул на мрачное лицо Азылыка, который сидел, прикрыв глаза, и пожал плечами. — Я не помню! Требуется время, чтобы как-то взбодрить память. Так сразу... Прошло столько лет!..

— Но, господин мой, вы должны вспомнить! — с отчаянием проговорил Иуда. — Кроме вас, мы никого больше не знаем в этом городе!

— Но почему всё время я?! Что я, один купец в Фивах?! — рассердился Саим. — Все почему-то знают только меня! А я должен потом отвечать за ваши глупости! Хватит! Надоело!

Он залпом опрокинул винную чашу, нахохлился и, перестав смотреть на иудея, задремал, опустив голову на грудь.

— А много ли серебра привезли вы с собой? — сохраняя невозмутимый вид, поинтересовался Азылык.

— Всё, что у нас было в доме, мы забрали с собой, ваша милость, — растерянно поклонился Иуда, не зная, у кого искать защиты. — Оно уместилось в одном мешке и составляет восемь мер.

Несмотря на большое количество выпитого, кассит, разглядывая незнакомца, вдруг обратил своё внимание на странное сходство его с Илиёй и задумался.

— Так вас пять братьев у отца?

— Нет, всех нас родилось у отца семеро. Но младшая сестра; Дебора, осталась дома, отец не отпустил её, боясь, что она не одолеет тяготы пути, — ответил Иуда.

— С Деборой вас шестеро, а кто же седьмой? — заинтересовался оракул.

Иуда молчал, опустив голову. Воспоминание о брате, проданном когда-то в рабство, обожгло его сердце.

— Говорите, говорите! — потребовал дядюшка.

— Был ещё один брат, но он погиб, — прошептал Иуда.

— Ну что ж, мой друг Саим не припомнил вашего отца, но я хочу, чтобы вашу просьбу выслушал первый царедворец его величества, и каков будет его приговор, так тому и быть! — Азылык поднялся. — Оставайтесь здесь, я сейчас вернусь!

Оракул прошёл в покои племянника. Второй день продолжались свадебные торжества, Илия, следивший за переменами блюд и почти не сидевший за праздничным столом, на мгновение улизнул домой, чтобы справиться о здоровье младшего сына Ефрема, внезапно захворавшего, и обнять жену Сару. В её покоях кассит его и нашёл, вызвал его в гостиную.

— В Египет пришли твои братья из земли Ханаанской, — без всяких предосторожностей сказал он.

Илия замер, вытянул голову, точно ослышался, и Азылыку пришлось повторить эти слова.

— Они здесь, в твоём доме. Старший, Иуда, в моих покоях, остальные дожидаются его во дворе. Голод привёл их сюда, они пришли купить хлеба взамен того серебра, что дал им твой отец Иафет. Они ничего о тебе не знают. Твой старый отец, отправляя их сюда, посоветовал им обратиться к Саиму, который однажды проезжал мимо и даже останавливался в твоём доме. Утром торговец пришёл ко мне, его слуга, узрев гостей, отправился за хозяином, те поплелись за ним. Так они очутились здесь. Хочешь встретиться со своим старшим братом? — оракул помедлил.

Илия несколько мгновений молчал. В последнее время он всё сильнее тосковал об отце, братьях, коих давно простил, и часто подумывал о том, чтобы самому поехать и повидать их.

— Дома осталась Дебора, — неожиданно улыбнулся он, глядя в одну точку.

— Похоже, что так.

— Мы с ней от последней жены отца, Иаили, — выдержав паузу, проговорил племянник. — Молодую мачеху братья невзлюбили, хотя она была доброй и ласковой. Но мама отцу никогда не жаловалась. А когда родился я и чуть подрос, они, чтобы досадить ей и отцу, который уделял мне больше внимания и ласки, всё своё раздражение перенесли на меня. Дразнили, шпыняли, награждали пинками и тычками, щипали, отбирали кусок лепёшки, если я выходил с ним из дома. Когда был маленький, то часто плакал и жаловался матери. Она утешала меня, просила терпеть и не сообщать отцу. Я тогда обижался, ведь мать покрывала издевательства моих братьев. Сегодня я понимаю, она оберегала меня. И действительно, братья скоро успокоились, а у матери от переживаний за меня пропало молоко, когда родилась Дебора, — Илия тяжело задышал, в его глазах появились слёзы. — Иуда со старшими братьями, оставаясь одни на пастбище, пьянствовали по целым неделям, заставляли пить младших, приводили распутных девок и вытворяли с ними такое, от чего у меня волосы вставали дыбом, — он не выдержал и заплакал. — Я должен был это остановить! Чем всё кончилось, ты знаешь.

Азылык подошёл к Илие и обнял его. Несколько минут они стояли молча.

— Ты до сих пор всё это помнишь? — удивился оракул.

Первый царедворец кивнул, достал платок, вытер лицо, шумно вздохнул, стараясь успокоиться.

— Мне, наверное, трудно будет с ними встретиться, — племянник заколебался.

— Не беспокойся, никто тебя не узнает. Во-первых, ты и братья за это время очень изменились, а кроме того, я чуть подправил их зрение. Они не узнают тебя до тех пор, пока ты сам им не признаешься, — проговорил оракул. — Тебя это устраивает?

Илия грустно улыбнулся, кивнул, встряхнул головой, точно сбрасывая последние капли сомнений.

— Пойдём!

Они вошли в покои Азылыка. Саим, сладко причмокивая, спал, прикорнув прямо у столика.

— Первый царедворец его величества фараона Египта, — представил племянника дядюшка. — Так что вы сразу же попали к тому единственному господину, кто сможет вам помочь.

Иуда застыл от неожиданности, потом низко поклонился.

— Ваше имя Илия?

Первый царедворец напрягся, словно разоблачение неминуемо, но пришедший смотрел на него с восторгом, и молодой хозяин утвердительно кивнул.

— Мы много слышали о вас, когда добирались в Фивы! — льстиво заулыбался Иуда. — Вас почитают здесь, как бога! Я так счастлив, что вижу вас! — Иуда даже вспотел, растягивая рот в улыбке. — Если б мои братья знали, что я вот так запросто разговариваю с вами, они бы, наверное, умерли от зависти!

— Помолчите! Я знаю, зачем вы сюда приехали! — нахмурившись, неожиданно строго заговорил Илия, не глядя на Иуду. — Суппилулиума, царь хеттов и наш извечный враг, послал вас, чтобы навредить нам, разузнать, где находятся наши хлебные амбары, подкрасться к ним и сжечь их дотла! Обречь и нас на голод! Разве не так? Отвечайте немедленно! Молчите?! Вы молчите, потому что я уличил вас в ваших подлых намерениях! Ваша грубая лесть выдала вас с головой! Я сразу узнал, кто вы такие!

Голос Илии накалился, он заговорил на повышенных тонах, почти срываясь на крик, и разбудил толстячка Саима, который, услышав последние слова, не на шутку перепугался, поняв, что и на этот раз ему подсунули отъявленных негодяев. Он втянул голову в плечи, точно боялся, что вот-вот прибежит палач и одним махом снесёт её.

Молчал, застыв от удивления, и оракул. Даже он не ожидал столь несправедливые речи от первого царедворца. Иуда же совсем растерялся, услышав столь неслыханное обвинение. Поняв, что судьба его висит на волоске, он упал на колени и заголосил во всю мощь:

— Но, господин наш, мы — иудеи, простые скотоводы, пришли из земли Ханаанской и никак не связаны с хеттами, а уж тем более, с их правителем, мы только хотим купить хлеба и ничего больше! Спросите тех, с кем мы прибыли сюда...

— Замолчи, негодный! — перебил иудея первый царедворец. — До выяснения того, кто вы такие и зачем пришли в Фивы, вы будете находиться здесь, в моём доме, под стражей! Я сам займусь этим расследованием! Я не стану заковывать вас в цепи, но если кто-нибудь окажет сопротивление или сбежит, наказание последует незамедлительно, я вас предупреждаю!

Он дал знак Сейбу, чтобы тот крикнул слуг, они схватили Иуду, а потом его братьев и, несмотря на их слёзные причитания, отвели всех в сарай и заперли там.

— Найдите для них десять циновок и готовьте для иудеев ту еду, которую едят все, — распорядился Илия, собрав всех слуг. — Если будут просить добавки или просто хлеба, не отказывайте. Обращайтесь с ними вежливо, но не потакая. Все иные просьбы передать мне. Из сарая никого не выпускать!

Он двинулся к выходу. Азылык с недоумением смотрел ему вслед. На пороге первый царедворец остановился и, обернувшись, с улыбкой посмотрел на дядюшку.