Нефертити

— Не спрашивай меня, почему я так сказал и так поступил, — вздохнул он. — Я и сам не знаю. Но ты же мудрый, правда?..

Оракул кивнул.

— А потому сам всё поймёшь... Я во дворец!

20

Всё произошло подобно вспышке молнии: он сжал возлюбленную в объятиях, их губы соединились, и горячая влага вырвалась из него, оросив её бёдра. Несколько мгновений Аменхетеп лежал неподвижно, ощущая, как его рог, знак мужской отваги и доблести, быстро сокращается в размерах, скукоживается, не желая больше поддерживать его честь. Он попробовал исправить положение, вдохнуть в себя силу, но плоть не слушалась; фараон через дух свой обратился к Исиде, богине любви, а потом к Осирису, богу природы, умоляя их обоих помочь ему не осрамиться в первую супружескую ночь, но и они остались глухи к его мольбам. Властитель простонал и покорно улёгся рядом с царицей, признавая своё поражение.

Нефертити ласково коснулась его спины, пробежав по ней холодными пальчиками, обняла мужа, нашла его губы.

— Ты плачешь? — удивилась она.

Он не ответил.

— Я люблю тебя, — прошептала царица. — Обними меня!

Аменхетеп обнял жену, их тела снова слились в одно, и постепенно её ласки помогли ему обрести прежнюю силу и уверенность. Правитель и сам этого не ожидал. Она заговорила, зажурчал нежный голосок, обращавшийся даже не к нему, а к его рожку, и он, покоряясь её ласковым просьбам, вдруг поднялся, воспрянул, и у юного супруга всё получилось.

— Теперь ты моя богиня! — восхищённо воскликнул он. — И другой никогда не будет!

Они заснули под утро, а открыли глаза уже днём, но их никто не беспокоил. Лишь Илия дожидался его пробуждения, чтобы доложить о делах, но фараон спросил: есть ли что-то срочное?

— Срочного ничего нет, ваше величество, — поклонившись, ответил первый царедворец. — Гонцы тех царей, что не смогли приехать, прислали свои подарки и поздравления, они в вашем кабинете, я составил благодарственные ответы, оставив без внимания лишь одно послание, о котором желал бы знать ваше мнение.

— Чьё? — заинтересовался правитель.

— Оно от Суппилулиумы Первого из Хатти.

— И что он пишет?

— Он поздравляет вас с восхождением на престол и изъявляет желание жить в мире с вами.

— Вот наглец! — со злой усмешкой воскликнул Аменхетеп. — А возвратить Митанни и другие земли, принадлежавшие со времён Тутмоса Третьего Египту, он не хочет?

— Об этом в послании ничего не сказано, ваше величество.

— Раз не сказано, так пусть гонец отправляется обратно! — властно проговорил властитель. — Ответа не будет!

Первый царедворец поклонился и направился к двери. Но Аменхетеп его неожиданно остановил.

— Подожди, пусть помучается немного! — вспомнив наставления своего учителя Шуада, усмехнулся властитель. — Скажи ему, что я дам ответ через час. А пока покормите несчастного! А то у них в Хатти, наверное, и есть нечего!

Шуад говорил: «Даже если ты принял решение и менять ничего не собираешься, никогда не объявляй его тотчас же, дай себе время подумать. Только полководцы, ведя атаку или оборону, имеют право на молниеносные приказы. Во всех других случаях твоё решение должно накопить свою силу и мудрость. И те, кого оно ущемляет, не станут злобствовать, ибо увидят, сколь долго ты его обдумывал».

Нефертити он нашёл в бассейне: его золотая рыбка легко скользила в прохладней голубой воде, и властитель снова восхитился изяществом и гибкостью её красивого тела. «Неужели она моя жена и любит меня так же сильно, как я её?» Фараон плюхнулся в воду и шумно зафыркал от наслаждения.

— Суппилулиума наконец-то запросил мира, — не выдержав, сообщил он.

— И что ты решил? — спросила она.

— А как бы ты ему ответила? Уходить из Митанни, Сирии и других стран, что были некогда под нашим покровительством, он не собирается, видимо, решив, что я позволю ему отнять навсегда эти земли! Но он ошибается!

— Ты уже отпустил гонца?

— Ещё нет, но я не собираюсь прощать Суппилулиуме убийство твоего отца и разорение твоей прекрасной страны!

Нефертити первой вышла из бассейна, укрылась простыней. Аменхетеп последовал за ней. Он надеялся, что это его решение обрадует царицу, она бросится ему на шею, прослезится, ведь речь шла о защите родовой чести, и он как муж митаннийской принцессы был просто обязан это сделать. Но странная тень легла на лицо жены. Она молчала, сидя на краю бассейна и неотрывно глядя на зацветающие кусты жимолости, словно не слышала его слов.

— У меня такое ощущение, что ты не очень согласна с моим мнением? — удивился он.

— Я не хочу вмешиваться в твои дела, влиять на них, как этим часто пользуются другие жёны правителей, — ответила царица.

— Но тут я хочу знать твоё мнение! Я надеюсь, ты его разделяешь, и мне приятно будет об этом услышать.

Он подал ей руку, и они не спеша стали подниматься по лестнице ко дворцу.

— К сожалению, я его не разделяю, — помолчав, ответила Нефертити.

Её ответ прозвучал подобно грому среди ясного неба. Аменхетеп обогнал жену, преградил ей путь.

— Почему?! — остановившись и повернувшись к ней, удивлённо воскликнул он.

— Как мой супруг и господин ты прав, принимая такое решение, — кротко вымолвила она. — Ты объявляешь себя защитником моей чести и жаждешь отомстить моему обидчику. Спору нет, это благородно. Но ты правитель огромной державы и обязан думать не только о чести своей жены, но и о благополучии и защите всех своих подданных. А ты этим решением обрекаешь своё государство на войну с дикими хеттами. Да, они отняли часть твоих земель, с которых ты получал дань. Но она была ничтожной. Твой отец тратил больше, вкладывая в развитие этих стран. Предположим, ты выиграешь войну, на ведение которой будут потрачены огромные средства. Но что ты получишь? Разорённые, ограбленные земли, города, деревни, которые придётся заново восстанавливать. Пройдёт много лет, будет вложено много богатств, прежде чем Митанни и Сирия начнут что-то возвращать в твою казну. И вряд ли вообще когда-нибудь это окупится. Но все расходы лягут на плечи твоих подданных. Их ты лишишь того благополучия, которое они сегодня имеют. А если ты не выиграешь будущую войну? Хетты давно воюют, они больше ничего не умеют, они готовятся к этому походу, они напитаны яростью, голодом и нищетой, у них хорошие полководцы и выносливые воины. Кто даст голову на отсечение, что война будет выиграна?.. Никто. Тогда зачем же начинать её? Разве в том мудрость правителя?.. Отца и разорённый мой дом мне уже никто не вернёт, даже поверженный тобой, мой любимый супруг, Суппилулиума. Так зачем умножать горе и обиды? Вот почему я не разделяю твоего решения.

Шуад научил его слушать. И речь жены потрясла его. Потрясла не столько своей простой логикой, опровергнуть которую фараон не смог, сколько тем, что он сам не мог додуматься до таких очевидных истин. Стоило лишь задуматься над всем этим, как и ребёнку стало бы понятно, что затевать войну глупо. Его прошиб пот: он вспомнил, что чуть не отослал гонца. А ведь эту глупость он собирался сделать, уверенный в своей правоте.

— Вы со мной не согласны, ваше величество? — смущённо улыбнувшись, спросила Нефертити.

— Нет, я согласен с тобой! — он вдруг обнял её и крепко прижал к себе. — Как я люблю тебя, если б ты только знала!

— Я хочу попросить тебя об одной услуге.

— Проси о чём хочешь, я всё исполню!

— Я хочу, чтобы мои слуги, повар и лекарь, все остались со мной, если можно...

— Конечно! — воскликнул Аменхетеп. — А разве они ещё не переселись во дворец?

— Без твоего согласия они не могли этого сделать.

— Запомни отныне и навсегда! Всей жизнью во дворце — прислугой и прочими людьми, распределением покоев, обедами, убранством дворца, его двора, садами, бассейнами — распоряжаешься только ты и никто больше. Даже моя мать и твоя сестра должна подчиняться этим решениям. Договорились?