Нефертити

— Эта работа была сделана целиком моим досточтимым отцом, но я тоже не мог прийти без подарка!

Ваятель принёс новобрачным доску, накрытую чистой холстиной, поставил на стол перед ними, помедлил, намеренно разжигая в них интерес, и лишь после этого явил своё творение.

Фараон с царицей замерли, впервые увидев свои лица, и долго не могли оторвать взгляда от скульптур. Отец Джехутимесу осторожно приблизился к новобрачным, взглянул на лики, вылепленные сыном, и оцепенел. Он заметил, как Верховный жрец Неферт, сидевший рядом с царственной четой, с любопытством вытянул голову, желая тоже посмотреть, что так заинтересовало властителя. И он-таки увидел, и чёрные брови жреца поползли вверх, а большая, лишённая волос голова заблестела капельками пота.

— Вы когда это сделали? — улыбнувшись, спросила Нефертити.

— Сегодня, когда вас увидел... на колеснице... — волнуясь, вымолвил Джехутимесу.

— Но прошло же всего несколько часов, — изумлённо прошептала царица.

— Вам не нравится?

— Нет, мне очень нравится!

— А вам, ваше величество?

— Мне тоже нравится, — еле слышно произнёс он, оглянулся в сторону Неферта, но тот уже стоял у него за спиной, грозно сдвинув брови. — Хотя у нас не принято изображать кого бы то ни было столь похоже...

— Мне очень нравится! — восхищённо проговорила царица.

— Мне тоже! И за такой короткий срок... Это талантливо... — властитель взглянул на скульптора, пытаясь припомнить его имя…

— Джехутимесу, — подсказал Неферт.

— Да, Джехутимесу.

— Но ваше величество! — попытался возразить Верховный жрец. — Мы не должны поощрять изображения, которые имеют прямое сходство с живыми людьми!

— Мне очень нравится ваш подарок! — пропустив мимо ушей слова жреца, произнёс правитель и, поднявшись, взглянул на слугу. Тот мгновенно понял, что от него хочет господин, наполнил вином чашу и поднёс скульптору. — За ваш талант, Джехутимесу!

Тост был произнесён, гости встали и дружно осушили чаши. Выпил и ваятель. Поклонившись, он вернулся к своему столу.

Неферт также занял своё место, но к наполненному бокалу не прикоснулся. Лишь перехватив настороженный взгляд фараона, Верховный жрец помедлил и принуждённо сделал глоток.

— Ты видишь, он старается быть хорошим подданным, — улыбнувшись, прошептала Нефертити.

— Но скульпторы не должны копировать внешние лики властителей, они обязаны искать их божественную суть, — посерьёзнев, заметил Аменхетеп. — Тут Неферт прав.

— Вы обладаете божественной душой, ваше величество, но ваш внешний лик при этом всегда остаётся неизменен. Творец же привнёс её, если внимательно вглядеться, в эту скульптуру, но так же незаметно, как это сделал Атон, — сохраняя на лице улыбку и достоинство, проговорила Нефертити.

— Тебе что, понравился этот молодой буйволёнок? — ревниво нахмурился фараон.

— Мне понравились его скульптуры.

19

Когда Вартруум примчался в дом Саима следом за его слугами, те уже стояли перед хозяином, потупив головы, а сам купец был подобен разгневанному Осирису.

— Что случилось? Почему вы убежали?! Я же сказал: ни один волос не упал бы с ваших голов! Что, испугались?! — накинулся на них оракул.

— Вы собирались похитить нашего первого царедворца? — посуровев, спросил купец. — Ни один житель Фив ни за какие богатства этого не сделает!

— Я не знаю вашего царедворца, но в этом доме живёт злобный и мстительный старик, который является врагом моего властителя, и я послан его уничтожить! — гордо объявил оракул.

— Этот старик, как вы изволили выразиться, любимый дядюшка нашего первого царедворца! — побагровел Саим и сжал кулаки, готовый накинуться на дорогого гостя.

— Азылык? — уточнил Вартруум.

— Да, его имя Азылык! Я попрошу вас покинуть мой дом и никогда здесь больше не появляться! — проговорил купец.

— Но сейчас ночь...

— Ещё одно слово, и я попрошу своих слуг связать вас и отвести в тюрьму, — пригрозил хозяин. — И только уважение к досточтимому Озри, с которым я связан родством, не даёт мне это сделать!

— Что ж... — Вартруум взглянул на угрюмые лица работников, на крепкие кулаки и не стал искушать судьбу, покинув столь гостеприимный прежде дом.

Стояла уже глухая ночь, лишь собаки лаяли во дворах. Темнота колола глаза, и без фонаря приходилось выбираться на ощупь, продвигаться на лёгкое дыхание прохладного ветерка с Нила. На берегу прорицателя ждал лодочник, которого хетт нанял ещё днём, дал задаток, пол кошеля серебра, дабы тот довёз его до Гелиополя, оттуда сушей, лошадьми до Аскалона, а там оракула ждали уже свои. Теперь надо всё менять и начинать сначала. Выходит, Азылык ныне любимый дядюшка первого царедворца. Неплохо пристроился гнусный изменник. Подлый пёс! Живёт, верно, сыто и без забот, коли этого царедворца чтут в Фивах, как бога. Но главное — не отчаиваться. Спасибо Саиму и за то, что подсказал, где искать теперь верных людей. Везде, кроме Фив. С этого стоит и начать.

Однако на берегу Нила Вартруума ждало первое разочарование. Лодочник не явился. Они договорились встретиться за три часа до рассвета в условленном месте. Оракул прождал три с половиной, но никто не приплыл.

Ещё когда они договаривались, хетта насторожило, что молодой египтянин уж очень быстро согласился на это путешествие. До Гелиополя, что в Верхнем Египте, целая неделя пути, путь не близкий. Правда, и заплатил посланник Суппилулиумы весьма щедро, надеясь, что Хорус, как назвался лодочник, не упустит вторую половину серебра из толстого кошеля. Оракула провели, как недоумка. И как быть? Влезать в мозги каждого встречного?

Вартруум так разозлился, что готов был завыть волком. Ему вдруг захотелось немедля отыскать подлого мошенника и по справедливости наказать его. На всякий случай оракул успел запомнить запахи Хоруса: рыба, оливковое масло, лук, сыр, кислый пот, отдалённый запах дешёвых благовоний, скорее всего оставшийся от посещения проституток, и самый стойкий — чёрного пива. Варят его в Фивах гораздо реже, чем светлое, а судя по запахам, проклятый лодочник пьёт его очень часто. Три таких пивоварни в Фивах благодаря Саиму оракул знал. Он вернёт назад своё серебро, чего бы это ему ни стоило, и заставит себя уважать.

Уже рассвело, когда, приняв твёрдое решение, Вартруум отправился на поиски гнусного обманщика, но сумел сделать лишь несколько шагов. Послышался лёгкий свист, оракул оглянулся, и тяжёлый бумеранг ударил его точно в лоб. Прорицатель замертво упал на землю.

Нападавший подошёл, наклонился над ним, провёл ладонью над его лицом.

— Ну что, утихомирился? — усмехнулся незнакомец.

Азылык заснул уже под утро, когда почувствовал, что опасность отошла и ненавистный ему хетт по непонятным ещё причинам неожиданно оставил свои попытки захватить кассита и на время затаился. Если говорить откровенно, то оракул, не сумев проникнуть в сознание Вартруума, немного испугался. Судя по всему, недоумок лишь прикидывался таковым и копил силы, чтобы сразиться с Азылыком, победить его и занять место первого прорицателя в Хатти. И неплохо подготовился к решающему поединку, приготовив, видимо, ещё немало сюрпризов и рассчитывая на победу. Вот только что помешало?

Кассит ещё ломал голову, пытаясь разгадать эту тайну, как она вдруг открылась сама собой. К нему в гости неожиданно пришёл Саим, принеся в подарок четыре кувшина сладкого вина с берегов Средиземноморья и, расспросив о здоровье, вдруг повинился во всём: в том, что приютил несчастного Вартруума, доверившись письму Озри, и не распознал сразу его преступных планов.

— Гость — посланник бога, вы знаете, уважаемый Азылык, эту заповедь, я не мог её нарушить, тем более, когда приходит человек от моего родственника! Я готов был исполнять любую его прихоть, но когда мои слуги поведали мне, что задумал этот страшный человек, — а он привёл их к вашему дому, приказал перелезть через забор и похитить вас, — тут я обрушил на него весь свой гнев и немедля прогнал его из моего дома! — гневно сверкнув очами, проговорил Саим.