Нефертити

Они сидели за дружеским столом уже третий час, неспешно обсуждая один вопрос за другим. Сам посол, большеголовый, с живыми, цвета обожжённой глины глазами на потемневшем морщинистом лице с острой седой бородкой и странным именем Мараду, свободно разговаривал на языке египетских фараонов, помощники же его изъяснялись только по-касситски, а потому лишь тупо молчали, изредка согласно кивая головами, когда посол переводил им суть обсуждаемых вопросов. Поначалу говорили о торговле, обмене торговыми караванами, которые совсем перестали бывать в обеих странах. Египтяне никогда не жаловали касситов, а после захвата ими Вавилонии относились к ним настороженно. Однако послы касситского царя Куригальзу Старшего привезли чешуйчатые панцири для пехоты, броню для лошадей, мощные луки, которых у египтян не было. Всё это касситы могли бы поставлять в Фивы в обмен на упряжь, лошадей, ткани, зерно. Послы при этом весьма живо заинтересовались большими закупками хлеба Египтом, молва о которых достигла и Вавилона. Аменхетеп Третий попробовал отшутиться, но послы, переглянувшись, ещё больше насторожились.

— Грядут голодные годы? — тотчас догадался старейшина посольской миссии.

— Сейчас уже можно сказать о том, что мне предсказали боги, — сдавшись, проговорил фараон. — Пока всё сбывается. Они обещали семь плодородных лет, всё так и случилось, я знаю, и от вас возили хлебные караваны. Но следом придут семь засушливых лет. Завтра начинается сезон дождей. Если их не будет, то... — властитель выдержал паузу, победно оглядел гостей, допил сладкое вино из сосуда. — Значит, боги меня не обманули и спасли Египет.

— А если дожди начнутся? — простодушно спросил Мараду.

— Зачем попусту болтать о том, что будет завтра, — бодрясь, усмехнулся Аменхетеп, взглянул на сына, который уже не раз задавал ему тот же вопрос. — Не лучше ли дождаться утра? Такого прекрасного вина, что вы привезли, я уже давно не пил!

Слуга снова наполнил сосуд хозяина, и царевич бросил предупредительный взгляд на отца, как бы пытаясь пресечь эту пагубную привычку, но презрительный взгляд сына заставил властителя побагроветь, и он наперекор ему осушил чашу и дал знак слуге снова её наполнить. Тот повиновался. Наследник нахмурился, скривил губы, что ещё больше разозлило отца, — он терпеть не мог, когда кто-то ему указывал. Послы же, не понимая, в чём дело, обрадовались этой первой похвале, тоже пригубили вина, причмокивая языками. Мараду, уважавший египтян, очень хотел, чтобы их страны подружились. «Дружить надо с сильными», — всегда приговаривал он, и царь Куригальзу Старший наконец-то внял его совету и отправил посла с миссией дружбы. Зная о слабости египетского правителя к юным красавицам, касситы привезли ему в подарок юную наложницу, которую служанки уже мыли, натирали благовонными мазями, готовя к встрече с монархом, и тот, ласково улыбаясь гостям, предвкушал сладкие утехи после окончания переговоров.

— Отныне красное вино мы всегда будем заказывать у вас! — проговорил фараон, и посол радостно закивал головой.

Круглое лицо Аменхетепа раскраснелось, глазки заблестели. Резче очертились тяжёлые мешки под глазами. Лекарь в последнее время категорически запрещал властителю выпивать даже глоток разбавленного вина, но сегодня, точно желая польстить гостям, хозяин осушал один кубок за другим. И точно стараясь досадить отцу, царевич даже не притронулся к вину, щёлкая лишь орешки, и это также бесило фараона.

Известие о будущих семи засушливых годах весьма обеспокоило касситов. Мараду перевёл им страшное предсказание богов, и они о чём-то быстро заговорили меж собой, защёлкали языками, завздыхали, печально кивая головами.

— В случае засухи мы можем рассчитывать на вашу помощь? — осторожно осведомился посол.

— Конечно, мы вам поможем! — трубным басом воскликнул фараон. — Только цены будут несколько другие...

Аменхетеп глотнул вина, облизнул губы и лукаво улыбнулся, выдерживая победную паузу, и касситам ничего не оставалось, как тоскливо заулыбаться в ответ.

— Мы бы ещё хотели узнать у вас секреты стеклоделия, — помедлив, заговорил касситский посол, поднимая зелёный стеклянный сосуд и любуясь его формой. — Нашему государю полюбились эти чаши из цветного стекла. Мы много их закупали, но они часто бьются, а потому мы хотели бы сами выплавлять такие, а не покупать у вас. Готовы заплатить за эти секреты, сколько запросите.

Мараду умолк, предоставляя хозяину назвать цену, но тот почему-то посмотрел на сына, словно от его слова всё и зависело. Напряглись и посланцы, видимо, касситский владыка настрого приказал им без стеклянных тайн не возвращаться. Утром, накануне встречи с послами, Аменхетеп доверительно сказал сыну:

— Мы будем вместе вести переговоры, то ты, то я, высказывать своё мнение, но давай сначала уговоримся, чтобы держаться единой линии. Они просят познакомить их с производством стекла, пусть покупают, потому что либо сами догадаются, либо выкрадут эти способы, а так мы хоть что-то за это получим. И второе: они хотят сосватать свою царевну за тебя. Тут ты сам решай, я неволить тебя не хочу. Договорились?

Царевич кивнул. Но глупая, неодолимая тяга отца к вину вывела сына из равновесия. Он был так рассержен, что ему хотелось хоть чем-нибудь досадить властителю.

— Нам невыгодно продавать эти секреты, — неожиданно проговорил царевич. — Мы торгуем стеклянными сосудами разных форм и объёмов со многими царствами вплоть до Понта и получаем за счёт этого немалую пользу для себя.

— Мы готовы поклясться, что никому стеклянные тайны передавать не будем, — пообещал Мараду, поглядывая на старого государя, который, хоть и нахмурился, помрачнел, но не спешил высказать своё мнение. — Конечно, мы можем сами разгадать эти секреты, не такое уж хитрое ремесло, чтоб его столь ревностно оберегать. Но мы хотели всё сделать честь по чести...

— Мы секреты стеклоделия пока продавать не намерены! — упрямо повторил царевич. — А для вас будем рады изготовить любое количество этих сосудов...

— Не будем сразу всех кобылиц объезжать, — судорожно глотнув вина и сдерживая гнев, примирительно проговорил Аменхетеп Третий. — Мы ещё подумаем. Спешить — дураков смешить.

— И то верно, спешить не будем, — натянуто улыбаясь и разглаживая седую бороду, согласился касситский посол. — Нашей царевне нашей несравненной красавице, исполнилось уже десять лет, и владыка наш, великий Куригальзу Старший, давно мечтает породниться с твоим домом, повелитель, и готов отдать свою сладкую младшую дочь, маков цвет, такому красавцу-наследнику, как твой сын! — посол неожиданно поднялся со своего места вместе со своими помощниками и в пояс поклонился царевичу. — Великое потомство она даст великому царству и славный род приумножит! Готов собственный язык вырвать, если твоему славному и лихому наезднику не по вкусу придётся наша норовистая кобылка с шёлковой гривой!

Велеречиво и складно говорил Мараду. У фараона-отца даже глаза загорелись.

— Эх, будь я немного помоложе! — хрустя орехами, воскликнул он. — Не раздумывая, сам бы женился!

— Насколько мы извещены, молодой царевич ещё не имел намерений выбирать себе невесту, а наш великий повелитель Куригальзу Старший готов дать за дочерью и большое приданое — льстиво улыбаясь, предложил Мараду.

— Для нас это большая честь, — посерьёзнев, кивнул фараон.

— А что наследник скажет? — сладко улыбаясь, спросил посол.

— Я не отказываюсь, но и спешить не привык, — улыбнувшись, проговорил царевич. — И другие иноземные послы уже приезжали с такими же просьбами. Однако оракулы наши не возвестили ещё о часе моего вступления в супружество. Звёзды пока молчат об этом.

— Мудро, мудро, — закивали послы, а Мараду с той же льстивой интонацией продолжил: — Но мы и не настаиваем на спешной свадьбе. Мы готовы подождать, однако хотели быть уверены, что царевич изберёт себе в жёны именно касситскую принцессу, а не какую-нибудь другую.

— Боги не любят, когда мы загадываем наперёд и хотим разгадать их промысел, — ответил наследник, и сладкая улыбка касситского посла мгновенно сделалась кислой. Он понял, что ему вежливо отказывают и взглянул на старого фараона, ища у него поддержки.