Страница 36 из 40
...Я рожала дома, на руках у Луизы. Шейла, хлопотавшая тут же, рассказывала, что родила я быстро и легко. Я не помнила этого. Помнила только, что Дэйва больше нет.
У меня осталась только Ханна.
Ханна, наша дочь, которая научилась сидеть верхом на спине Татоки раньше, чем ходить. Ханна, чьи тёмные, как ночь, глаза были так похожи на глаза Дэйва. Ханна, которая всегда твёрдо знала, чего она хочет - скакать на лошади, обгоняя ветер, и петь, и верховодить всеми мальчишками в округе...
Я по-прежнему работала в "школе за выживание", в редакции и в Центре, а мои статьи печатались в крупных газетах - вплоть до "Вашингтон Пост". Зануда Гаррисон, мой университетский редактор, порадовался бы за меня, наверное
Рональд Бирс теперь почти всё время жил в Лагере Жёлтого Грома, организованном Движением в священных горах Паха Сапа. А Джерри жил в Вашингтоне. С прелестной белокурой женой и двумя сыновьями. И делал карьеру. И улучшал имидж своего - моего! - народа.
Я не видела его шестнадцать лет. С того ослепительно солнечного августовского дня, когда я с Ханной на руках сидела на крыльце своего дома. Вернее, Ханна сидела поочередно - и с явным удовольствием - на коленях у Мэтта, Люка и Боба.
- Кто-то катит, - вполголоса объявил Люк, вскинув глаза от кропотливо вырезаемой им из сучка лошадки и стряхивая стружку со штанов. - Эй-эй, красотка, полегче, обрежешься!
Ханна ответила недовольным взвизгом и окончательно возмутилась, когда я, вскочив, схватила её с колен Боба.
- Ты чего? - тот недоуменно поднял брови, и осёкся.
Хлопнула дверца джипа.
Джерри неторопливо шёл к крыльцу, щурясь от солнца.
Я машинально провела рукой по коротко остриженным волосам, стянула, как от холода, воротник рубашки. Крепче прижала к себе забарахтавшуюся Ханну.
Джерри остановился перед крыльцом и поднял наконец голову, глядя прямо на меня. Губы его плотно сжались, складка прорезала лоб.
- Хорошая моя...
В его тихом голосе была жалость, и боль, и нежность... и сердце у меня подкатило к горлу, мешая дышать.
- Маленькая... Всё закончилось наконец? Всё прошло?
Я глотнула воздуха.
- Уходи.
- Кристи... я думал, ты будешь...
- Буду сговорчивей? Ты зря пришёл.
- Маленькая...
- Ты всё это время ждал? Ждал, да? Ты думал - ничего, всё пройдёт, всё прошло, теперь, пожалуй, уже можно... Она успокоится, поймёт и забудет. Да? Ты же хотел... - я задохнулась, - хотел, чтобы Дэйв исчез... чтобы его не было. С самого начала хотел. Его нет - и ничего уже не будет. Ты не нужен мне. Уходи.
- Я...
- Уйди!
Я слепо метнулась в дом, продолжая крепко прижимать к себе сердито кричавшую Ханну. Мне тоже хотелось кричать изо всех сил... но я только ходила взад-вперёд по комнате, прорезанной солнечными лучами, покачивая на руках тёплое круглое тельце и напевая машинально колыбельную Луизы. Наклонившись, прижалась щекой к пушистым волосёнкам Ханны.
Внизу негромко заурчал мотор джипа.
Я больше не видела Джерри. В сентябре он уехал в вашингтонский филиал Движения. Иногда интервью с ним - "молодым деятелем новой формации" - мелькали в прессе.
Ханна заканчивала школу. Позапрошлым летом, в свои четырнадцать, она вдруг быстро вытянулась и одновременно расцвела, приведя в остолбенение даже Рональда. Наш дом теперь наводняли орды подростков - её соучеников и просто знакомых - преимущественно мужского пола, не сводивших с Ханны восторженно-обалделых глаз. Она никого не выделяла, даже на улыбку была скупа, что меня, грешным делом, очень радовало.
А потом наш порог перешагнул Люк Стоун.
Боже, Люк Стоун!
К тридцати годам он обзавёлся репутацией прожжённого гуляки и бабника, участвовал в родео, работал ковбоем, строителем и каскадёром, был в Лагере Жёлтого Грома, когда тот создавался - с самого первого дня. И в тюрьме успел побывать, не без этого.