Страница 22 из 26
Из кафе на углу неслась разухабистая музыка. Какая-то цыганщина. На крыльце курили трое парней - один из них был в строгом чёрном костюме и галстуке-бабочке, который, впрочем, уже съехал набок и забавно торчал. Дверь кафе распахнулась, выпустив наружу особо громкий аккорд, взрыв хохота и раскрасневшуюся девчонку в белоснежном пышном платье, не скрывавшем, однако, явной беременности.
- Серёжа! - звонко крикнула девчонка, и Серёга оторопело моргнул. - Ну ты где? Меня сейчас красть будут!
- Я вот им украду! - грозно пообещал жених и, схватив невесту в охапку, прикрывая её полой пиджака, ринулся внутрь.
- Свадьба... - непонятным голосом сказал Серёга, смотря им вслед.
- Давай зайдём туда, погреемся, - решительно предложила Жучка, тронув его за рукав.
- Да там же всё занято... - вяло отмахнулся он, но потом, помедлив, повернулся к ней и заглянул в лицо: - Ты что, замёрзла?
- Ага! - поспешно согласилась она.
Он вздохнул:
- Ну пошли тогда...
* * *
В кафе было людно, шумно, пьяно и весело. В общем галдеже никто не обратил на них никакого внимания. Замотанная официантка собирала со столов грязную посуду. В углу маленького банкетного зала стоял синтезатор, на котором упоенно бренчала девчушка в облегающем блестящем платье, успевая при этом ещё и петь. Ей так же упоенно вторил черноволосый смуглый парень с гитарой наперевес.
- Я московский озорной гуляка,
По всему Тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою лёгкую походку.
Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне при встрече,
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит...
- О! Есенин! - изумлённо выдохнул Серёга Жучке, наклоняясь к её уху. - В таком месте. Здорово...
- Вообще-то это поёт группа "Дилижанс"! - крикнула она в ответ и махнула рукой, увидев, как он недоумённо заморгал.
Какая-то толстая тётка в лиловой кофте с люрексом и слишком короткой и узкой юбке, открывавшей лайкровые коленки, затащила их в хоровод, выплясывывший вокруг жениха и невесты, и они подчинились даже без сопротивления.
Эта слишком громкая бесшабашная музыка, наверняка резавшая Серёге уши, разожгла в крови у Жучки первобытно-весёлое пламя, отчаянный лихой азарт, так похожий на боевой.
Серёга растерянно улыбался, и, поглядев в его ошеломлённое лицо, она вдруг засмеялась:
- Что, музыкант, обалдел? Слушай-слушай! Вот это настоящий драйв!
Этот драйв кипятком бурлил в ней, когда она проталкивалась сквозь пляшущую толпу к девчонке у синтезатора:
- Сестрёнка, тебя как зовут? Света? Свет, "Да-люду" знаешь? Сыграй, я спою! И ты, бро! - она повернулась к смуглому пареньку, и тот расплылся в белозубой ухмылке, привыкший, видимо, к причудам поддатых гостей.
Жучка сбросила на чей-то стул свою куртку и стиснула в руке микрофон, видя перед собой только Серёгины округлившиеся глаза:
- Ты вошёл, а я лежала,
Ты спросил, а я дала,
Не подумайте плохого -
Авторучку со стола!
Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,
Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...
Её несло цветным и гулким, сумасшедшим вихрем, вокруг свистели и хлопали, а Серёга захохотал, закинув голову.
- Ой, цветочек, мой цветок,
Мой цветочек аленький,
Лучше маленький стоячий,
Чем большой да вяленький!
Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,
Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...
Кто-то выскочил в середину круга и отплясывал там, как заводной, но она по-прежнему видела только Серёгу.
- А невеста хороша,
А невеста вишня,
За кого она хотела,
За того и вышла...
Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,
Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...
Ой, да-нэнэ, ой, да-нэнэ...
Когда отгремело последнее "да-нэнэ", Жучка, с трудом переводя дыхание и безостановочно смеясь, отпихнула какого-то усатого дядьку, подлезшего к ней с поцелуями, поспешно поискала глазами Серёгу, не нашла и обмерла. А когда всё-таки увидела его, то почувствовала, что у неё подкашиваются ноги.
Стало страшно - до звона в ушах, до холода в пальцах.
Серёга стоял возле чернявого паренька-музыканта и что-то втолковывал ему, смущённо улыбаясь. Жучка расслышала только: "Вы отдохните пока, ага?"