Страница 211 из 242
Мысленно вздохнув, у Милы прощения попросив — мало ли, вопросы служебные, я Твёрду велел нечисть впустить: всё равно же не отвяжется.
И явилось его Злонравие к моему одру болезному. Вполне сообразно природе своей: с авоськой, полной какими-то зловредными плодами, утыканными столь длинными и лютыми шипами, что авоську начальство на отлёте несло.
— И что с вами делать, Ормонд Володимирович? — вопросил леший злонравный, дары свои жуткие на тумбочку уместя.
— Здравия вам, Добродум Аполлонович, — примером показал я начальству бескультурному, что делать надлежит.
— Здравия, Ормонд Володимирович, — буркнул Добродум. — Но вопроса моего это не отменяет. У вас, пусть не каждое посольство, твориться какое-то непотребье. Наука статистическая сие нормой считать не позволяет. И шутки ваши, о моей природе эфирной, пусть изящны, но уже приелись, — не дал мне ответить по сути Леший коварный. — Вас реально одного отпускать опасаюсь. Соседний Полис, пара часов с гаком пути, — начал перечислять, жалуясь уже вселенной Леший. — Так умудрились сына князя прихватить…
— Вообще-то, мне его всучили… — справедливости ради отметил я, но был перебит и клешнёй отмахнут.
— Непринципиально, — отмахнулся Добродум. — С вами он был. И вляпываетесь в натуральные боевые действия. И что с вами делать?
— Бес знает, Добродум Аполлонович, — ответствовал я. — До срока вами отведённого менее года…
— Только это и радует, — буркнул Леший, опять бескультурно меня перебив. — Ладно, выздоравливайте, у вас отпуск, по здоровью…
— По нездоровью, — уточнил я, очень культурно перебив начальство. — И Рагонежич-то этот как? В смысле посольство то справлено?
— Справлено, — отмахнулся Леший. — Всё, пойду я, выздоравливаете.
И срулил, оставив меня в думах. На тему, какого лешего припирался-то, тварь эфирная? Ну чтоб подозрения от своей злостной персоны отвести — это понятно. И тут взгляд мой упал на тумбочку, на которой щетинились жуткими шипами лешие дары в авоське. Это он что, добить меня, раненого, вознамерился?
Впрочем, явившаяся спустя минуту Мила, вооружившись ножом, жуткую обёртку с шипами срезала, зеленоватое содержимое на ломтики нарезала, да мне скормила. Хм, и вкусно даже, с некоторым удивлением отметил я.
А вообще, конечно, картина неприятная. Вон, Люцина, например, в тот же срок и в той же должности ни разу «Весту» служебную не достала. Хотя, у неё и начальство не только не змейское, но и по вопросам иным. Но, тот же Младен, за два года только бит был один раз (что я прекрасно понимаю), чем меня его змейство попрекало.
И прочие послы в заварушки попадают, но раз-другой за время службы. Правда гибунут, у нас за полгода поседение два трупа… хотя три, напомнил я себе.
Впрочем, что тут думать? О «невезухе» как у школьника нихонского, из анимации Мира олегова? Так коль так всё, ничего я не исправлю. А ежели меня как «концентратора аварий» за скобки вывести, так и логично всё выходит:
Леший есть заместитель Даросила Карловича по «острым» вопросам, соответственно дела, через него достающиеся, самые неприятные даже статистически. Объективно, есть некая «вуаль невезения», но сами события объективно возможны и обусловлены текущими реалиями. Да и реально, хоть неприятны, но не на каждое же посольство приключаются.
В общем, отслужу время остатнее, небось не помру. А далее и дела другие, поспокойнее будут. Надумал я эти мысли мудрые, овечку мою заботливую погладил, да и задремал. А проснувшись в ночи, обнаружил, вместо Милы, на кресле прикроватном Люцину. Признаться, сначала подумал, что снится мне, потом, по мере пощипывания и огляда эфирного, убедился что нет. Ну и закопошился, оторвав взгляд соученицы от книги, ей читаемой. А сам мордом лица изобразил вопрос, поскольку что сказать — бес знает.
— Я Милу спать отправила, — правильно интерпретировала мою физиономию соученица. — Она с тобой хотела, но я не дала — всё ж хребет нечувствительный… — не стала неделикатно недоговаривать он, но в целом было понятно.
Я, как бы это поделикатнее, в силу отсутствия контроля за телом, этим телом справлял нужды различные по мере их возникновения. Почистится эфиром это одно, но вот запереть их во сне, например, совсем другое, да и невозможное. Ну и желание Милы рядом быть весьма приятно, но вот последствия… В общем, в этом случае мне скорее благодарным Люцине стоит быть, отметил я.
— И да, здравствуй, Ормонд, — продолжила девица. — Ты сам-то как?
— Здравствуй, Люцина, — отвествовал я. — Сам-то я по-старому, — отметил я отсутствие чувствительности, впрочем, ранее трёх дней при предельном везении она и не вернётся. — А ты как?
— Да с тобой по ночам побуду, — ответила подруга. — Мила тебя одного не оставит, так пусть хоть поспит. Шок столба нервного до месяца длиться может, а то и два, — продемонстрировала она мне обложку читаемой книги. — А до обретения чувствительности лечить никто не возьмётся.
— Ясно, благодарю, — искренне поблагодарил я. — Но тебе всё же поспать надлежит. У тебя служба, да и слуги у нас есть, если что. Да и служанку-сиделку нанять можно.
— Ой, как будто ты «свою овечку» не знаешь, — фыркнула Люцина. — Никаких слуг, всё сама для своего «Ормоши». И так, почти час уговаривала спать лечь.
Ну да, было у Милы, как в подтверждение моего прозвища, некоторое непрошибаемое упрямство. Нечасто проявляемое, но тут уж либо смирится… либо не смириться, а переупрямить бес выйдет. Но Люцине бессонно ночевать тоже не дело, да и служба.
— Так, отговаривать тебя бессмысленно? — уточнил я на всякий, на что подруга головой помотала. — Тогда спи давай. А то на Миле двое хворых окажется. Бдеть надо мной к бесу не нужно, сама читала.
На что девица подумала, да и прикорнула в кресле. Вот ещё мороки мне прибавилось, вздохнул я, подло, эфиром, похищая томик у спящей. Интересно, потому что.