Ловушка

* * *

Слушая его рассказ, я глубоко задумалась о судьбах этих несчастных людей. Почему жизнь постоянно испытывает нас, а некоторым и вовсе не даёт шанса стать счастливыми? При этом чувствуют себя хорошо только грешники. Так в чём же смысл этой жизни? Я так и не могу понять, хотя и не живу больше. Просто существую...

– На сегодня достаточно! – весело сказал художник, собрав все свои инструменты.

– А что случилось после? – внезапно для него спросила я.

– Укурыш ещё долго ходил извиняться передо мной, хотя я сразу его простил. Ну, не умею долго держать зло на людей. Да и на Камиля было не за что... Согласен, он дико поступил, но не специально и не для того, чтобы причинить мне вред. На самом деле, он нормальный. Просто... травма чернокожего погубила не только его физическое состояние, но и психическое, – после этих слов мы сидели с Финном под той самой большой сосной. Он положил свою голову мне на колени, а я, в то же время, накручивала его золотой локон себе на палец. Тёплый летний ветер приятно дул в лицо. Был слышен шелест листьев, нежное пение птиц, свежий аромат хвои. Так тепло и спокойно. Не только внешне, но внутри. В самой глубине души. И даже не хотелось ни о чём разговаривать. Это спокойное молчание уже было разговором. Порой с человеком хочется не только разговаривать без конца. Его узнаёшь лучше даже не за громкими и весёлыми рассказами, а за умением красиво молчать. Именно в нём ты определяешь, твой ли это человек или нет. С Финном даже молчание приносит особое, ранее не испытываемое мной удовольствие. Оно особенное. И хоть я не умею читать мысли, всё равно понимаю, о чём он думает. Вдруг к нам подлетел Лель. Он начал беспокойно каркать и махать своими чёрными как смоль крыльями.

– Что такое, малыш? – спросила я птицу, пытаясь успокоить.

– Действительно, что это с ним происходит? Ранее я не замечал за ним такого поведения, – задумался художник. Лель подошёл ко мне ближе и клюнул в руку.

– Ауч! Лель, ты чего? – возмутилась я, на что он лишь каркнул и продолжил махать крыльями. Если честно, то я не понимала, что с ним творится. Ворон почувствовал это и тогда своим длинным клювом взял меня за указательный палец, будто пытаясь оттащить от того места, где я сижу, – малыш, ты хочешь мне что-то показать? – Лель снова каркнул и взлетел вверх.

– Наверное, нам стоит последовать за ним, – предположил Финни. Мы ступали за летящим вороном и наконец пришли к той злополучной поляне. Воспоминания резкой волной нахлынули на меня. Я опять вспомнила всё, что здесь происходило, будто бы вчера. Избиения, насмешки, боль, казалось, я даже ощущаю тот жар, что опаливал моё тело. Лель подлетел к обожжённому дереву, под которым я погибла, и склонился над его кроном, начав громко каркать. Мы с Финном подошли ближе.

– Как думаешь, что он хочет показать нам? – спросила я у парня.

– Не знаю, но сейчас проверим, – художник склонился над ним, просунув руку внутрь. Он морщился и что-то там искал.

– Ну как? Нашёл что-нибудь? – обеспокоенно спросила я.

– Сейчас! Кажется, мне удалось что-то нащупать, – через несколько мгновений он вытащил желтоватый череп, местами даже с коричневыми пятнами. В нём были всякие мерзкие насекомые. Вдруг, я почувствовала удар внутри себя. Что-то ёкнуло. Я подошла ближе и коснулась своего черепа. Яркой вспышкой ощутила боль во всём теле. Ужасную, пронизывающую. Я будто снова пылала, но уже изнутри. Мои ноги подкосились, и я упала на сухую траву. Финни присел рядом и обеспокоенно начал спрашивать:

– Белль, что случилось? С тобой всё в порядке?

– Финн, это... мой череп, – только молвила я. Парень удивлённо посмотрел сначала на него, потом на меня. В его испуганном взгляде я увидела ответ:

– «Нужно положить его к остальным останкам», – сказали мы одновременно. Художник набрал номер Лопе, и они договорились встретиться на кладбище. Парень должен был принести лопаты и фонарь. Мы с Финни молча подходили к воротам кладбища. Опять это унылое место... Оно заставило меня съёжиться, и Финн прижал меня ближе к себе, чтобы не было так страшно. Сегодня точно что-то произойдёт… Возле них уже стоял Лопе.

– Ну, вы, конечно, даёте! Это же вандализм, – с издевкой в голосе сказал парень. Ну не может Лопе без сарказма обойтись. Это как его второе «Я».

– Но ты же, почему-то, идёшь с нами, – ответила ему я.

– Ну, а как я вас самих брошу? Ещё начудите что-то и без меня. Как мне тогда это пережить? В дерьмо только вместе, – звонко рассмеялся Лопе. Мы подошли к моей заросшей могиле, и парни начали её раскапывать. Долго это было. Они иногда останавливались, чтобы перевести дыхание или же вытереть капли пота, что выступили на их утомлённых лбах. И вот я увидела полусгнившую торчащую из-под земли кость. Парни отошли в сторону, а я начала нервно разгребать руками землю и вскоре увидела свои останки. Мои кости просто закопали, даже не положив в гроб. Слёзы подступили к глазам, и я больше не могла себя сдерживать. Они поплыли ручьём по моим щекам. Как же это всё-таки странно и больно смотреть на свои собственные кости. Само понимание происходящего наводило невыносимую тоску и боль. Именно боль, ведь что может быть хуже этого зрелища? Вы только представьте на секунду, что увидели свои собственные останки. Угнетает, не так ли? А ещё… это необъяснимое чувство страха. Будто сейчас сама Смерть придёт в своих роскошных одеяниях и своим одним видом заставит Ваше сердце замереть уже навеки. Я взяла в руки свой череп, в последний раз посмотрела в эти две пустые глазницы, что когда-то глядели на весь этот ужасно красивый мир, положила к остальным останкам. Парни засыпали мои кости землёй и через несколько секунд... Ничего не произошло. Совсем. Финн и Лопе растерянно уставились на меня.