Сопротивление

Ата… Забыть её никак не удавалось. Как аромат парфюма, который заставляет оборачиваться в поисках знакомого силуэта при лёгком шлейфе, возникшем в воздухе. Она — как наркотик, зависимость от которой нельзя вылечить. Живая энергия, в которую хочется окунуться, как в чистое прохладное озеро после долгих блужданий по бескрайней пустоши и лабиринту серых муравейников мегаполиса.

Но спустя несколько лет зверь был принесён в жертву времени, и я понял, что значит «перегореть». Именно это и случилось: что-то внутри погасло, и меня задавила апатия. Я ничего не делал, ни о чём не думал и ничего не хотел. Абсолютно. Внутри стало пусто от тоски по тому, что так неожиданно и безнадежно потерял. Тогда же я вспомнил Лили и её чувства, которые не понимал раньше, когда присматривал за ней по просьбе Сееры. Мучения и одиночество в ожидании Деймоса были для неё сродни петле, затянутой вокруг шеи. Мне стало её поистине жаль.

Но у мрачного состояния были и свои плюсы: мне позволили посещать со всеми столовую и выходить во двор для прогулки. Поначалу никто не приближался, но время всегда затирает страницы, заставляя их желтеть. Вскоре меня и вовсе перевели из карцера в камеру.

Моим новым компаньоном стал молодой худощавый латинос с собранными в хвост волосами и бородой эспаньолкой. Он сидел на койке, привинченной к стене и молча читал Библию, когда меня завели.

— А ты знаешь, как разворошить кучу дерьма, — заговорил парень, как только дверь захлопнулась.

— Ну что за жизнь без представлений? — ответил я с натянутой улыбкой, садясь на свободную койку.

— О тебе ходит много слухов, — оторвавшись от книги, продолжил он.

— И что же говорят обо мне?

— Что ты — дьявол, приносящий исключительно несчастья.

— То, что ты видишь, зависит от того, как ты смотришь.

— Ты не дьявол, — согласился парень. — Дьявол — это падший ангел. А я видел настоящего ангела, и ты на него не похож.

— За всю свою жизнь я повстречал много верующих, и каждый из них заставлял меня смеяться. Когда я говорил им, что видел их Бога, они мне не верили.

— Ты сейчас делаешь тоже самое, — поставил меня на место сокамерник.

— Твоя взяла, — согласился я, будучи оскорблённым сравнением с человеком как таковым. — И где же ты его видел?

— Здесь. В тюрьме. В блоке «А».

— И что делает твой «настоящий ангел» в тюрьме?

— Никто не знает.

Я задумался: «Если латинос говорит правду, то один из Иных сейчас здесь. Интересно, кто…».

— Как погляжу, ты — человек опытный, — сказал я уже вслух. — Скажи мне вот что: могу ли я тоже его увидеть?

— Пути Господни неисповедимы. Дело лишь в цене.

— Ты молишься? — спросил я, всматриваясь в его глаза.

— Каждый день.

— Не знаю, слышит ли тебя твой Бог, но я тебя слышу. Ты не веришь в меня, но я перед тобой. Слушаю.

— Три местные.

— Ты о чём? Что за «местные»?

— Да-а-а, — протянул заключённый и отложил книгу. — Ты, старина, полжизни пропустил в своём карцере. В этих стенах целый мир со своими порядками и законами. Видимо, нужно провести экскурсию. — Он засмеялся. — И, похоже, тебе нужен хоть один друг, а то ты окончательно сойдёшь с ума в этих стенах.

— И ты будешь дружить со мной?

— Лоренсо Крус, — представился паренёк и протянул мне руку.

— Данталиан, — представился я, ответив рукопожатием.

***

И Лоренсо стал проводить мне краткий экскурс по местной живности. Мы пристроились на верхнем ряду скамей, чтобы видеть всех и каждого во дворе, и парень начал рассказ:

— В тюрьме воюют не банды, а расы. Испанцы делятся пополам: северные и южные. У чёрных несколько банд, но в последнее время все держатся вместе. Не пытайся понять, кто есть кто. Тебя ненавидят все.

Я пожал плечами, мол, ничего нового.

— Ещё есть скинхеды и белые, — продолжил друг, — они примыкают к арийскому братству. У них закон прост: тебе приказывают, ты исполняешь. Если откажешься, с тобой расправятся.

— Лучше расскажи мне то, чего я не знаю.

Парень глянул на меня, затем осмотрел двор и кое-что вспомнил:

— Несколько месяцев назад среди новоприбывших оказался первоклассный химик, загремевший сюда за производство наркотических веществ. Арийцы сразу же подмяли его под себя и подсадили на его дурь практически всю тюрьму. Она стала ценнее чего-либо. Теперь деньги не имеют никакой ценности, есть только «местная». Так прозвали это дерьмо стражи правопорядка. Некоторые надзиратели тоже на ней сидят, потому с ними можно договориться.

— О как! А это уже интересно. Продолжай.

— С тех пор как этот химик у арийцев на крючке, они всем и заправляют. Видишь того громилу в свастиках и без уха? Это Барби, он держит масть у арийцев. К слову, прозвали его так в честь Клауса Барби, садиста, замучившего во время Второй мировой немало людей до смерти. Так что шутки про кукол с ним не пройдут…