Сопротивление

Через несколько минут в комнату вошёл человек в строгом костюме и сел напротив, положив на стол бумажную папку.

— Детектив, — протянул я, улыбаясь, — вы уже не в той форме, чтобы гоняться за заблудшими овцами. Посмотрите на себя, вы уже не молоды. Зачем вам всё это?

— За всю свою службу, — ответил сыщик, — я повидал многое, но так и не понял, почему хорошие люди переступают черту.

— Беда не бывает случайной. Не всех ждёт счастливый конец.

Открыв папку, мужчина достал несколько снимков и разложил их передо мной.

— Зачем вы убили этих невинных людей?

— Невинных? — удивленно переспросил я. — Вы считаете их невинными? От вас скрыто больше, чем вы видите. Если бы вы однажды увидели ту чёрную изнанку общества, что вижу я, вам бы никогда не пришло в голову повернуться к людям спиной.

— И вы решили творить своё правосудие?

— Вы думаете, что вы на правильной стороне, потому что хотите в это верить. А так ли это?

Детектив пристально смотрел на меня в ожидании каких-либо объяснений. Но так и не дождавшись, сказал:

— Мы закончили. — И сложил снимки в папку.

Не упуская шанса, я начал шептать грех в его уши. Он замер, а затем медленно повернулся на мой голос и внезапно спросил:

— Это на каком языке?

Моему удивлению не было предела.

— Что происходит? — запаниковал я и, вскочив на ноги, попытался освободиться от наручников. — Вы даже не представляете, с кем имеете дело!

Дверь комнаты распахнулась, и забежавшие полицейские приложили меня головой об стол, схватив за руки.

— Уведите его, —приказал детектив, тяжело вздохнув.

***

«Вот он, тот самый момент, — размышлял я. — Новые незабываемые ощущения, когда охотник становится беспомощной жертвой». Массовое убийство… Такое громкое преступление журналисты, гоняясь за очередным заголовком, прекратят обсасывать ещё не скоро. Но местные власти так сильно не хотели раздувать шумиху, что вынесли приговор незамедлительно: «Пожизненное заключение». Дело закрыто.

Те, кто защёлкивает стальные браслеты на запястьях убийц — всего лишь кончики щупальцев огромной правоохранительной системы, чьи органы чувств в кабинетах дознавателей и сыщиков, а пищеварительные — в бесчисленных тюрьмах. Они имеют дело с итогом. Формальность, да и только. Ибо, заглядывая во мрак человеческой психики, рискуют увидеть отвратительные и даже чудовищные картины, из которых норовят вырваться ненасытные до крови чудовища, превращающие отцов семейств и добрых юношей в насильников, садистов, каннибалов, серийных и массовых убийц. И которых, до недавнего времени, освобождал я.

Покидая город на тюремном автобусе в компании других заключенных, я приметил байкерский бар у дороги и решил обязательно в него заглянуть, но позже. Ведь в тот момент я был в предвкушении новых забав, так как, утратив свои силы, получил взамен полный спектр эмоций и новых правил жизни.

По прибытию нас выстроили в шеренгу и ознакомили с заповедями данного учреждения. «О, да, — ликовал я, — побыстрей бы уже познакомиться с его жителями». После всех формальностей в виде тщательного обыска, преодолев множество коридоров и лестниц, мы наконец попали в долгожданный... Можно называть это место «дворцом лицемерия», можно — «болотом лжи». Кому как нравится. Я предпочитаю «театр абсурда».

Нас развели по камерам, в одной из которых меня встретили будущие соседи.

— Тесновато нам здесь будет, — осмотрев пространство, процедил я сквозь зубы. — Но мы же подружимся, верно?

— Ты кто, блядь, такой? — спросил один из заключенных, удивлённый моей наглостью.

— Новенький, — ответил я.

Через час из коридора послышался гудок, а за ним последовали быстрые шаги надзирателей. И, видимо заботясь о тех, кто не расслышал этот мерзкий звук, они стали стучать резиновыми дубинками по дверям камер и орать:

— Подъём! Подъём! Подъём! В карцер захотели?

Через минуту тюремщики загремели ключами. Дверь распахнулась.

— Какого… — в ужасе произнёс надзиратель.

На полу валялись окровавленные тела заключенных, а я стоял посреди камеры, весь забрызганный кровью, и вытирал руки об робу.

— Мне нужны друзья. А в сокамерниках я не нуждаюсь, — сказал я, сплюнув чужую кровь на пол и улыбнулся.

— В карцер его!

С того дня посещение карцера стало систематическим событием. Лишив меня силы, Ата выпустила на волю животное, долго пребывающее в заточении. Я, будто с цепи сорвавшись, стравливал банды, подстрекал их на стычки, устраивал бунты — в общем, веселился и наводил шороху при первой же возможности.

В этих стенах я был сродни чуме, которая распространялась по всем блокам тюрьмы в геометрической прогрессии. Жестокость? Нет, это не то слово. Гнев и ярость — вот что охватывало меня, и я желал их выплеснуть с силой, которую не мог ни контролировать, ни предсказать. В те минуты всё вокруг исчезало, и единственное, что я видел перед собой, — её лицо.