Тревога

Наконец, в-третьих, во тьме Юля ощущала чье-то присутствие. Уверена была, что здесь она не одна, что есть кто-то еще… в том числе совсем рядом. И не только потому, что запахи должны от кого-то или от чего-то исходить.

— Эй, — проговорила девочка, сквозь темноту обращаясь к тому, кто мог в ней затаиться, — кто вы? Кто здесь? И где я?

Но тьма хранила молчание. Тьма и не думала отвечать. Но как будто рада была помучить Юлю еще и ощущением одиночества.

Но девочка не сдавалась. Будь иначе, давно бы не выдержала нищей жизни с гулящей матерью и ее бесчисленными хахалями. И не то что из дому сбежала — мир живых бы покинула. Бросившись под машину хотя бы.

Но нет! Из двух сказочных лягушек Юле была ближе та, которая предпочла барахтаться, а не идти ко дну.

Решила побарахтаться и девочка. Принялась дергать ногами, раскачиваясь на удерживавшей ее руки веревке, словно на каком-то спортивном снаряде. Да, физру в школе она любила!

Барахтанье и раскачивание вскоре принесли плоды. Веревка оказалась не слишком прочной, а узел — завязанным наспех. Сначала из него выскочила одна Юлина рука. А потом и сама веревка с треском оборвалась. И девочка шлепнулась на пол… довольно мягкий, к счастью. Вероятнее всего, земляной.

Да и высота, с которой упала Юля, оказалась совсем небольшой. Полметра, может чуть больше. Тем более что дети на самом деле крепче взрослых. Бывало, та же Юля спрыгивала с высоты больше собственного роста — и не ушибалась.

— Эй! Эй! — снова повторила девочка, вглядываясь в темноту. Но по-прежнему не могла ничего разглядеть. И никто не спешил откликаться на ее голос.

Тогда Юля сделала шаг, другой. Выставив перед собой руки с растопыренными пальцами. Ощупывая погруженный во тьму мир вокруг себя.

И вскоре ее усилия были вознаграждены. Предмет… точнее два находившихся рядом предмета, на которые наткнулись пальцы девочки, не могли быть ничем иным, кроме как парой человеческих ног, только очень маленьких.

Парой ног… кого-то, кто висел так же, как давеча она!

— Эй! — почти крикнула девочка, обращаясь к обладателю ног. Да еще подергала одну из них за штанину, ткань которой нащупала.

Никакого ответа. С тем же успехом можно было теребить ногу куклы. Лишь тихонько треснула сгнившая ткань штанов. Да усилился запах пыльных старых книг.

Тогда Юля зашарила рукой, поднимаясь вдоль чужой ноги выше и выше. Пока не нащупала пальцы руки. И сразу почувствовала, что они какие-то тонкие и неестественно сухие — как будто из бумаги сделанные.

— Эй! Очнитесь! — позвала девочка. И, не дождавшись ответа, схватила чужую руку за кисть, потянула на себя…

Что-то хрустнуло — и Юля ощутила, как чужая кисть в ее руке внезапно потяжелела. Ненамного. Уж очень легкой была эта будто бумажная рука. Но теперь ее вес (даром, что скромный) ничего больше ее не удерживало. Ничего, кроме Юлиных пальцев.

Что это значило — девочка поняла, даже ничего не видя. Чужая рука оказалась настолько хрупкой, что кисть ее оторвалась от усилий восьмилетнего ребенка.

Но и это не заставило Юлиного товарища по несчастью — заточению во тьме — издать хотя бы тихий стон.

Потому что рука, которую нащупала девочка, оказалась рукой трупа.

Или чего-то хуже, чем труп.

Когда сей факт дошел до сознания Юли, она даже завизжать не смогла. Притом, что хотела. Но нахлынувший за осознанием ужас буквально сковал ее горло. А затем невидимыми пальцами сжал голову и сердце.

Все, на что хватило девочку — это отбросить засохшую кисть чужой мертвой руки прежде, чем снова отключиться.

В следующий раз Юля пришла в сознание ненадолго. Оттого, что кто-то… или что-то склонилось над нею, шепча:

— Какая нехорошая девочка! Ее приютили, но она хотела сбежать. Надо бы выпороть эту девочку… но я не сторонница телесных наказаний. Считаю, что даже плохие дети достойны любви. Даже плохих детей можно… и нужно любить. Любить… целовать.

Последнее, что почувствовала Юля — это как что-то холодное и липкое дотрагивается до ее лица.

Сегодня и сейчас

— Здравствуйте! Света дома? — как мог вежливо спросил Змей, когда в ответ на стук по калитке, с другой ее стороны отозвался голос. Мужской. И то ли старый, то ли прокуренный.

Дом номер восемьдесят, указанный искомой продавщицей в качестве места проживания, находился примерно в километре с небольшим от пешеходного моста — и Светиного места работы. То есть, удобно ей было на работу ходить.

Собственно, дом оказался одной из многочисленных избушек, коими эта часть города была стихийно застроена еще десятилетия назад. Точнее, половинкой избушки — с отдельным входом, двориком и даже огородом. Да и адресом, кстати. Вторая половинка нумеровалась как «восемьдесят-а».

— Какую еще Свету? — недовольно вопрошал голос по другую сторону калитки. — Мою супругу Зина зовут, а других баб здесь не бывает… отвечаю. Так что гнать на меня не надо.

— А как насчет дочери? — не унимался Змей.

— Какой на хрен дочери?! — прямо-таки возмутился его невидимый собеседник. — Сыновья у меня. Три пацана… одного за другим настрогал, как по нотам. Причем два взрослые уже. Не живут с нами.

— Ладно, спасибо, извините, — скороговоркой пробормотал Змей, отходя от калитки.

А потом произнес — ни к кому конкретно не обращаясь:

— Однако!

— Вот так продавщица, — вторил ему Крянев, — выходит, адрес неверный сообщила. И даже в паспорте умудрилась неверные сведения указать. Ну просто Бонни и Клайд в одном флаконе.

— Если бы! — его спутник вздохнул. — Если бы все было так просто.

Он уже подошел было к соседней калитке — попытать счастья там. Но когда до нее остался всего шаг, Алексей окликнул Змея:

— Погоди-ка… а там еще что?

Указывал Крянев на дом через улицу и примерно в двадцати метрах наискосок. Тоже деревянный, выглядел он посимпатичнее налепленных по соседству избушек. Не иначе, был когда-то особняком какого-то богатея. Судя по целым двум этажам, крыльцу с террасой и балкончику на втором этаже.

Вот только теперь краска на стенах облупилась, а окна стояли заколоченные. Как видно, прежние хозяева дома съехали, а новые не появились.

— Что там за номер… посмотри, — попросил Алексей своего спутника, поскольку сам орлиным зрением не отличался, не зря носил очки. — Вроде бы…

К слову сказать, поскольку район застраивался хаотично, и соседние дома могли отличаться по году постройки на десятилетия, такой же хаотичной была нумерация здешних строений. Так что рядом с восьмидесятым (к примеру) домом мог стоять… ну, к примеру, восьмой.

Как вот на этот раз. И Змей не преминул подтвердить подозрение:

— Хм… так восьмерка же! — воскликнул он, подойдя поближе. — И заброшенный. Блин… ну можно было догадаться!

Следом подошел и Крянев.

— Если уж эта Света ухитрилась прописаться в доме, который вообще жилым не является, — прокомментировал Алексей, — то добавить нолик в графе «прописка» для нее вообще пара пустяков.

— Что ж, я недооценивал тебя, бро, — Змей не скрывал своих чувств, главным из которых было уважение к партнеру по поискам, — голова у тебя варит, это видно. Мог бы инфоргом стать… не хуже Пифии.

Дверь в дом оказалась плотно прикрыта… но и только. Замок отсутствовал, а рейки, которыми она была якобы заколочена, оказались просто прибиты к двери — но не к стенам и косяку. Оставалось удивляться, как эту примитивную маскировку не разоблачили местные дети. Или местные же бездельники, любители бухнуть в укромном месте. И как иждивением всей этой публики старинный особняк еще не сгорел.

О причине Змей и Крянев догадались почти одновременно и независимо друг от друга. Местные просто могли… опасаться подходить к старинному заброшенному дому. Потому как было, чего опасаться.

Внутри ожидаемо оказалось темно и почти пусто. Никакой мебели. И никаких следов продавщицы и Юли не обнаружилось, пока двое поисковиков переходили из комнаты в комнату под скрип деревянного пола под ногами. Да шаря лучом света от фонаря Змея, извлеченного из все той же сумки, оказавшейся на диво вместительной.