Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 109

— М-м-м, да, — неопределённо брякнула Джилл.

— Я так понимаю, ты уже смотрела новости этим утром?

— Угу.

— Представляю себе, что ты чувствовала, бедняжка, когда слышала, как эти подлецы из «Ориона» врут всему миру, будто никакого похищения не было.

— М-м-м, да.

— Не беспокойся. У этих людей нет ни стыда, ни совести. Но вместе мы обязательно выведем их на чистую воду.

— Э-э-э … ты думаешь? — встрепенулась Джилл. — По правде говоря, я… немного того… как бы…

— Я понимаю. Это нормально, что ты боишься. Они этого и пытаются добиться. Хотят замять эту историю. Чтобы никто не дал показаний. Сашу и Сая они запроторили в тюрьму по фейковым обвинениям, Доминика — очернили обвинением в краже. Но есть ещё и ты. Совершенно невинный, добропорядочный, не замешанный во всей этой истории человек, который больше всего от них натерпелся. Вот уж не знаю, как они смогут откреститься ещё и от твоих показаний.

— Ну, насчёт «невинной» я бы не была так уверена, — с сомнением протянула Джилл, вспомнив несколько эпизодов своих приключений в «Городе грехов». — На каждого можно найти какую-нибудь грязь, если долго копать.

Мария сразу поняла, о чём она. Было заметно, что она уже успела изучить её досье. Мысль об этом немного взбудоражила Джилл. И всё же ей скорее льстило, чем настораживало, что эта состоятельная и красивая девушка из именитой семьи заинтересовалась тривиальной личностью Джиллианы Капур, которая прежде была интересна лишь семье и паре-тройке подруг.

— Да брось, Джилл. То, что ты жила другой жизнью в виртуальной реальности, тебя не порочит. Люди для того и используют виртуальную реальность, чтобы делать там вещи, которые не могут позволить себе сделать в реальности. Это законно и совершенно морально. Иначе в наше время считают лишь ханжи.

— Моя мама — одна из таких «ханжей». Говорит, что для моей кармы мысли и поступки в виртуальной реальности ничем не отличаются от реальных.

Мария понимающе улыбнулась и кивнула.

— Моя мама тоже придерживается несколько более консервативных взглядов, чем я. Родители часто бывают к детям излишне строги. Но из-за этого не стоит винить себя. Ты никому не сделала ничего плохого. А то, как с тобой поступили люди из «Ориона» — это просто чудовищно. У меня пробегали мурашки по коже, когда я слушала рассказ доктора Купера о том, что они грозили с тобой сделать. Это просто средневековое варварство! Нельзя позволить им выйти из воды сухими и дальше строить из себя законопослушную компанию.

Джилл сглотнула слюну, прежде чем ответить.

— П-понимаешь, Мария… м-м-м… ты всё говоришь правильно, и всё такое. Но я — не особо-то крупная рыба, понимаешь? Я никогда не высовывалась, не хотела никаких проблем. Приключений мне хватало в виртуалке. Ты-то сразу видно, леди из высшего света, бизнес, именитая семья, и все дела. Саша, моя подружаня — она да, она тоже крута, баба с яйцами. А я — по правде сказать, обычная чикса. А всё, что сейчас творится, о чём твой брат говорит в новостях… ну… э-э-э… это совсем не мой масштаб. Понимаешь?

— Я понимаю тебя, Джилл. Но я считаю, что ты недооцениваешь себя.

— П-правда?





— Мне ты вовсе не кажешься непримечательной личностью. Ты способна намного на большее, чем ты думаешь. Кроме того — мы с братом поможем тебе и защитим тебя.

Джилл глубоко вздохнула.

— Мама учила меня никогда не лезть в игры сильных мира сего.

В воспоминаниях Джилл мама предстала, как наяву — улыбчивая и радушная индийская женщина, чьё лицо преждевременно покрылось морщинами из-за тягот жизни, окруженная выводком чумазых детей, внимающих каждому её слову. «Никому не дано изменить мир щелчком пальцев. Пусть все эти болтуны-политики и дальше лгут, что они сделают это, или будут так самонадеяны, чтобы верить, будто они и правда это могут. Вы их даже не слушайте. Мы, простые люди, не может позволить себе ни вранья, ни самонадеянности. Мы должны честно работать, быть порядочными и открытыми сердцами друг к другу, делать маленькие добрые дела» — говорила мать.

Подумав немного, Джилл с сомнением добавила:

— Мама прожила всю жизнь в трущобах. Пахала как проклятая, чтобы прокормить и выучить семерых детей. И даже за границей Индии ни разу не бывала.

Некоторое время они молчали. Джилл вспоминала то время, когда, завершив контракт в ЮНИСЕФ, который она обязана была отработать, получив оплаченное за счёт международного гранта образование в AIIMS, решила уйти из гуманитарной сферы, и из медицины вообще. Это было чрезвычайным шоком для матери, которая годами жужжала в уши всем их родственникам и знакомым (а у этой сердобольной и общительной индийской женщины была по меньшей мере тысяча родственников и знакомых), что её любимая и самая одарённая дочь посвятила жизнь творению добра. Рассказать им, что расхваленная ею Джиллиана проработала на благо людей ровно столько, сколько была обязана по условиям университетского гранта, а остаток жизни решила посвятить себе-любимой? Что теперь её дочь использует развитый навык эмпатии и знание человеческой психологии, которые она приобрела при обучении на педиатра, не для помощи больным обездоленным детям, а для того, чтобы ловко обольщать клиентов и зарабатывать деньги в сфере виртуальных интимных удовольствий? Для Пуниты Капур это было выше её сил. И она предпочитала не говорить о своей любимой прежде дочери вообще.

Мать отличалась от неё во всём, начиная от своего понимания смысла жизни (самопожертвование и самоотверженное служение другим она ставила значительно выше стремления к личному счастью) и заканчивая отношением к технологиям (мать была убежденным биоконсерватором, и за всю жизнь не обзавелась ни одним имплантом, а Джиллиане позволила установить нейросеть только тогда, когда узнала, что это является обязательным условием для поступления в университет). Пунита никогда не желала и не пыталась понять, какие желания и стремления на самом деле движут Джиллианой. Никогда не допускала, что взгляды её дочери тоже имеют право на жизнь и заслуживают уважения. Она лишь ждала, когда Джилл приползёт к ней на коленях с раскаянием, чтобы великодушно принять её обратно под своё крыло, или, может быть — прогнать куда подальше, до тех пор, пока она не искупит свои грехи.

Мария чувствовала, что Джилл уже близка к нужному решению, но ей необходимо время собраться с мыслями. Электрокар, тем временем, приблизился к особняку. От латиноамериканки не укрылось, как индуска бросила на их дом полный восхищения взгляд.

— Джилл, мы с братом хотели бы, чтобы ты была на нашей стороне, — проникновенно сказала она, беря Джилл за руку, как старшая сестра младшую. — Мы позаботимся о тебе. Не оставим в обиде. Так уж вышло, что судьба забросила тебя в эту ситуацию, и вернуть всё как было не выйдет. Так давай попробуем видеть в этом возможность, а не проблему. Согласна?

Джилл закивала головой — вначале неуверенно, а затем всё решительнее.

— Да. Да, согласна, — наконец произнесла она.

Глава 14: Обратно в игру

Тюрьма Клерво, департамент Об, Шампань, Франция.

10 июля 2120 года. 14:15 по местному времени (12:15 по Гринвичу).

Саша никогда не думала, что попадёт в место, где за последние 150 лет окончила жизнь большая часть самых известных во Франции осужденных преступников, включая легендарного террориста Карлоса Шакала. Впрочем, женская секция зоны максимальной безопасности, где её содержали, мало напоминала о славной истории тюрьмы. Это был ультрасовременный комплекс, оснащённый по последнему слову техники и организованный так, чтобы исключить вероятность побега либо нанесения увечий кому-либо (включая самих себя) со стороны заключенных настолько неистовых и отчаянных, что содержать их в любом другом месте власти опасались.

В век нейросетей обеспечить безопасность было довольно просто. Никогда не дремлющий искусственный интеллект и дублирующие его сотрудники тюремной администрации контролировали все аспекты жизни заключенных благодаря прямой связи с их нейросетями и тысячам камер, расставленным в каждом уголке тюрьмы. Они были готовы просто-напросто «отключить», повергнув в паралич или сон, любого заключённого, который окажется достаточно глуп, чтобы буянить.