Страница 27 из 173
Я даже не знала, что на это можно сказать, но он придумал за меня:
- Остается смотреть перед собой. Пока мне нравится то, что я там вижу.
Вымученная улыбка появилась на его лице, и он коротко отсалютовал мне бокалом.
- Ну, еще вино хорошее, - немного смущенно заметила я. - Вот тебе еще плюс.
- Это ты ценно приметила, - согласился он, понемногу светлея лицом. Мы сделали еще по глотку, и я решилась задать уже несколько дней интересовавший меня вопрос:
- Как тебя вообще сюда занесло?
- Что ты имеешь в виду? - он явно машинально водил кончиком пальца по ободку бокала. Я напрягла свой словарный запас, но все равно уточнение получилось какое-то дурацкое:
- Ну, в политику.
- А, ты об этом, - заметив, что у меня заканчивается вино, он налил мне еще; судя по плеску в кувшине, там осталось меньше половины. - Не подумала бы, что я депутат, если б я не сказал?
- Только не обижайся… - начала я, но он меня перебил - совершенно буднично, без всякого раздражения:
- Я и не обижаюсь. Приезжаю в крепость, а меня там встречают: “Мальчик, ты кто?”. Зато как я мандат показал, сразу забегали: гражданин комиссар то, гражданин комиссар это… А у самих полный бардак, даже обмундирования нет, я сразу подумал, что с Дюмурье что-то…
“Нет, только не опять”, - подумала я. Пожалуй, в тот момент я ненавидела этого чертова генерала сильнее самого горячего французского патриота.
- Антуан, и все-таки, - напомнила я, всеми силами стараясь свернуть с армейской темы, - тебя тут все знают, как это получилось?
Компания за соседним столиком приглушенными голосами затянула какую-то песню. Антуан посидел немного молча, то ли слушая, то ли настраиваясь на нужный лад, а я в это время наблюдала, как хозяин заведения пытается установить свечу так, чтобы она освещала как можно больше пространства. Спустя полминуты мучений он додумался достать откуда-то из-за стойки мутноватое зеркало, и дело пошло веселее.
- Короче, дело было так, - Антуан поболтал остатки вина на дне бокала и допил их залпом. - Выбрали меня депутатом, приезжаю я, весь такой восторженный и полный решимости бороться за дело революции в Париж. Думаю: буду работать бок о бок с настоящими патриотами. Смелыми, решительными… ну, список можно продолжать.
Кто-то из посетителей, пьяный совершенно, вывалился из кафе, хлопнув при этом дверью так, что Антуан на секунду прервался.
- Так вот, - метнув недовольный взгляд в сторону выхода, продолжил он, - я еще две недели ходил со своими восторгами, а потом понял, что никому они тут ни на кой черт не сдались. Я суюсь что-то предлагать, а в ответ только и слышу: “Мальчик, ты кто?”. И ладно бы они что-то делали! Так нет, только сидят, чешут языками, что, мол, нам делать с Капетом?
- С кем?
- С Капетом, - повторил Антуан, наткнулся на мой взгляд и поправился, - ну с этим, бывшим королем. Все только о нем и трындели - как бы так сделать, чтобы и угрозы от него не было, и все по закону? Как будто проблем больше нет! А Капет тогда сидел в Тампле и только и ждал гильотины…
- И что в итоге? - заинтересовалась я.
- Ну, в общем, я до крайности дошел. Взбесился совсем. Решил: ладно, сейчас все им выскажу, а потом пусть хоть из Конвента за шкирку выкидывают, сил уже нет слушать эту трепальню.
Первый выпитый залпом стакан явно уже догнал его: Антуан ослабил завязанный на пышный бант галстук, прокашлялся и с тем ожесточением, с каким говорят обычно принявшие на грудь, когда пытаются что-то доказать, заговорил:
- Выбираюсь на трибуну, думаю: все или ничего. На меня никто не смотрит. Я от этого только больше бешусь. Ору: “Граждане! Граждане!”. Чуть “вашу мать” не присовокупил, честное слово. Тут они - ну, Болото, то есть, - наконец заткнулись, смотрят на меня, такое стадо баранов… И в этот момент…
Он замолчал, беззвучно шевеля губами в поиске подходящих слов. Взгляд его был мутноват, но вряд ли от вина - просто всей душой Антуан сейчас пребывал в том далеком моменте, который, как мне чувствовалось, все в его жизни перевернул.
- Не знаю, как объяснить, - наконец признался он. - Как будто в тебе что-то тлело, а потом - раз! - вспышка. Смотришь на них всех, кто ни черта сделать не может, и думаешь: кто, если не я? Понимаешь так ясно, кто твой враг, и что ты теперь жизнь положишь, но бороться будешь.
Он занес кувшин над бокалом, но с носика не сорвалось ни капли - остатки вина минутой ранее оприходовала я. Антуан обернулся к хозяину кафе и хотел ему что-то крикнуть, но тот уже несся к нам с новым кувшином.
- Это была лучшая речь в моей жизни, - мечтательно продолжил мой собеседник. - Не вру, это как будто не я говорил. Я даже в конце концов их уже не видел, только эту наглую капетовскую жирную рожу. “Да сколько можно, - говорю, - перед ним стелиться? Яиц у вас, что ли, нет? Он вас столько лет нагибал, и сейчас нагнет, если ему хоть шанс выпадет, а вы даже пальцем его тронуть боитесь! Вы тут о законе рассуждаете, а он бы вам без всякого закона головы порубил! Слушайте, либо мы его сейчас на царство возвращаем, а сами дружно отправляемся в задницу Сатаны, либо сами его туда отправим, благо за гильотиной далеко ходить не надо!”.
Закончив на такой патетической ноте, Антуан ударил кулаком по столу - несильно, но на нас всё равно покосились со снисходительными усмешками. Похоже, выпитое вино добралось до его головы в полном объеме. И до моей, кажется, тоже, ибо его монолог не показался мне смешным, даже наоборот, я прониклась.
- Так и сказал? - только уточнила я, поразившись, как отяжелел мой язык.
- Ну не совсем, - он моргнул и, кажется, кое-как вернулся в настоящее. - Но смысл был примерно такой, да.
Вино шло удивительно легко, и мы в очередной раз наполнили бокалы.
- А что было потом? - спросила я, начиная в полной мере жалеть об отсутствии закуски.
- Феерия, - гордо откликнулся Антуан. - Мне потом говорили, что громче хлопали только Мирабо в лучшие годы. Я-то думал, меня с такими речами на улицу попросят, а проснулся на следующий день - хозяйка этой дыры, ну, гостиницы, где я живу, встречает меня не “Паршивец, когда платить будешь?!”, - он настолько забавно передразнил старческий визг, что я глупо захихикала, мимоходом ощутив, что мозг уплывает от меня окончательно, - а “Доброе утро, гражданин депутат, будете кофе?”. Тут я и понял, что теперь все по-другому будет. Не знаю, как это и назвать - не везение, а что-то совсем другое. Верил бы в бога - решил, что у меня ангел-хранитель был в ударе.
- А про задницу Сатаны ты просто так сказал? - непонятно к чему спросила я. Антуан кивнул:
- Ну да. Услышал где-то, вот и привязалось с тех пор… но в Конвенте я такого не говорил, не подумай, я же не идиот.
- И не думаю я ничего такого, - рассмеялась я, подумав, до чего же пьяно, наверное, звучит мой смех.
- В Конвенте меня теперь “архангелом смерти” прозвали, - Антуан сжал губы, грозно сдвинул брови и мотнул головой, изображая надменный взгляд, но получилось скорее забавно, чем устрашающе. - Похож?
- М-м-м, - я понятия не имела, как выглядят архангелы, и ответила честно. - Не знаю. Но поклонницы у тебя есть. Я видела.
Антуан отчетливо содрогнулся.
- Да я тоже видел. Я их боюсь, если честно. Разорвут когда-нибудь на части, чтобы каждой по клочку от белья любимого депутата осталось.
- А зачем им клочок белья любимого депутата?
- А вот это я понятия не имею, - усмехнулся Антуан. - Наверное, вроде священной реликвии. Молиться будут. А я не хочу, чтобы на меня молились. Я же человек, в конце концов, а не труп засушенный.
Я обреченно поняла, что сейчас меня понесет, и я буду говорить все, что мне придет в голову.
- Нет, на труп ты не похож. Ты же не Робеспьер, в конце концов…
- Робеспьер? - Антуан чуть приподнял брови. - А он тут при чем?
- Ну, он… - я все-таки попыталась как-то профильтровать хлынувшие на язык слова, и выбрала из них самое, на мой взгляд, безобидное, - странный…