Страница 165 из 173
- Заговор возглавляли масоны? - спросила я. - Это они хотят вашей смерти?
Он даже не удивился, откуда я это знаю, просто кивнул. Не уверена, что у него осталась способность чему-либо удивляться.
- Они хотят захватить власть? - продолжила я и дождалась нового кивка. - Чтобы снарядить экспедицию на Мальту?
- Мальту? - Робеспьер поднял на меня взгляд, в котором мелькнула слабая озадаченность. - Этого я не знаю. Почему именно Мальта?
- Долго объяснять, - вздохнула я, радуясь тому, что удалось завязать какое-то подобие разговора. Сложно убеждать человека, который сидит, ни на что не реагируя. - Я потом расскажу.
- Как хотите, - Робеспьер пожал плечами и вздрогнул, потому что от резкого порыва ветра громко хлопнула, так, что зазвенело стекло, форточка. Казалось, он вот-вот разрыдается, и лишь гигантскими усилиями ему удается сохранить остатки самообладания. Не зная еще толком, что буду делать, я обогнула стол и приблизилась к нему.
- Почему вы не хотите подписывать?
Он издал звук, похожий то ли на смешок, то ли на сдавленный всхлип.
- Бесполезно, - ответил он так, будто это объясняло все. - Хватит.
За окном послышался какой-то шум - я посмотрела туда и увидела, что к площади приближаются какие-то люди. Я не смогла определить, друзья это или враги - раздались первые выстрелы, и они вернули мне прежнюю решимость. Времени было все меньше и меньше, надо было не упускать каждую секунду.
- Вы сдаетесь? - недоверчиво протянула я, сталкиваясь с отстраненным взглядом Робеспьера. - Просто так? Почему?
Он ничего не ответил, но это только подстегнуло меня:
- Там же, снаружи, люди, они в вас верят, они на вас надеются…
- Странно, - вдруг заметил он, не давая мне договорить, - очень странно слышать это от вас.
Не знаю, хотел он или нет, но у него получилось ударить в самое больное, и от этого удара я содрогнулась всем телом, разом вспомнив все, что произошло со мной за эти полтора года. Прежней жизни я уже почти не помнила - лишь эту, странную и сумасшедшую. Куда все ушло? И почему все не могло быть иначе? Если бы можно было как-то все переиграть, возможно, я бы сейчас не стояла тут, может, не было бы этого ужаса, может, никто бы не погиб…
- Подпишите, - деревянным голосом сказала я, хотя понимала каким-то шестым чувством, что уговорить Робеспьера мне не удастся. - Ради… ради… ради…
Он терпеливо ждал, когда я что-нибудь придумаю, и покачал головой, когда я понуро замолкла, так и не найдя слов:
- Ради чего, Натали? - и вдруг обронил странную, страшную фразу, которая звучала хуже смертного приговора, хуже стука лезвия гильотины, хуже всего. - В мире не существует ничего вечного…
Теперь выстрелы вперемешку с криками слышались в самом здании - было поздно, все было кончено, в этом не оставалось сомнений. Но это почему-то отнюдь не взволновало меня: слова, которые уверенно вырвались у меня, казались мне более важными, чем все остальное:
- Оно существует.
Робеспьер, уже начавший безвольно растекаться, возвращаясь к своему прежнему состоянию, резко поднял голову. Глаза его сверкнули.
- Что вы сказали?
- Оно существует, - повторила я, сама поражаясь, как эта мысль раньше не осенила меня. - Я держала его в руках. Оно спасло мне жизнь.
Робеспьер несколько долгих секунд смотрел на меня.
- Вы говорите правду? - отрывисто спросил он, медленно и будто несмело протягивая руку за пером.
- Мы же договаривались, - слова легко лились с языка, и я не сомневалась ничуть, - что я не буду пытаться врать вам.
За дверью поднялся невообразимый шум: кто-то пронзительно закричал, но крик оборвался, затопали тяжелые шаги, с каждой секундой приближаясь к двери нашего кабинета - последнему островку того, что Робеспьер так долго и тщетно пытался сохранить.
Не тратя больше слов, Максимилиан схватил перо и поднес его к бумаге, и на это последнее мгновение обратился в себя прежнего - бесценная, показавшаяся мне бесконечной секунда. Странно, но в этот миг я ощутила себя почти счастливой - как раз перед тем, как все рассыпалось и разлетелось в прах.
Незапертую дверь вынесли с одного удара, и в кабинет повалили солдаты. Робеспьер шарахнулся от стола, не успев закончить подпись, и это неожиданно привело меня в такую ярость, что я позабыла, что врагов толпа, а я одна, что меня сейчас в момент превратят в кровавое месиво: схватила со стола пистолет и недрогнувшей рукой направила его на одного из нападавших. Чтобы выстрелить, мне не хватило секунды.
- Натали, не смейте!
Вскрик Робеспьера, вскочившего со стула и вцепившегося мне в руку, почти заглушил ответный выстрел. Кто стрелял - я не видела, ибо, потеряв равновесие, увлекла Робеспьера на пол. Я не почувствовала боли, только на грудь мне вылился поток чего-то густого и теплого; Робеспьер весь сотрясся, я инстинктивно схватила его за руку и внезапно, ощущая, как он судорожно сжимает мою ладонь в ответ, подумала, что не хочу, чтобы он когда-либо отпускал меня.
========== Глава 32. Я не вернусь ==========
В помещении Комитета Общественного Спасения было сумрачно: большинство свечей погасли, но из-за окна пробивались первые, бледные солнечные лучи. Они слабо освещали лица всех собравшихся; и победители, и побежденные казались одинаково утомленными. Было очень тихо. Молчание нарушалось лишь шелестом бинтов и срывающимся, хриплым дыханием распластанного на столе раненого.
Робеспьеру прострелили челюсть; не знаю, моя ли это была пуля или чья-то чужая. Подписать обращение он так и не успел - когда нас схватили, он еще тянул руку за пером, будто это могло что-то изменить, но это было бесполезно, как, собственно, и все остальное. Антуан единственный из всех остался невредим - я видела, как он с презрительной миной, но абсолютно безропотно дает связать себе руки. Филипп Леба застрелился, и я чуть не споткнулась о его плавающий в крови труп, когда меня грубо тащили к выходу из ратуши. Рядом с ним лежало тело Виктуар - Кутон выполнил свое благородное обещание не потратить последнюю пулю на себя. Огюстен был жив, но не мог двигаться - у него были сломаны обе ноги. Нас с ним, очевидно, считали наименее опасными из всей компании и поэтому, приведя в Тюильри, оставили почти без присмотра, но я не нашла в себе сил заговорить с ним, ибо, как завороженная, наблюдала за тем, как Робеспьеру перевязывают окровавленное лицо. Кровь его была везде: на повязке, на руках врача, у меня на одежде, мерзко и мелко капала на пол с края стола. Я отупело смотрела, как расползается на мраморной плитке бурая лужица, и не могла поверить, что это - конец.
Что чувствует человек, когда сбывается самый страшный его кошмар? Как оказалось - ничего. Оказавшись в руках гвардейцев, я думала, что буду рыдать и биться в истерике, но все силы неожиданно оставили меня, и я, утратив всякую волю к сопротивлению, позволила вывести себя из ратуши и приволочь в Тюильри. Мне нужна была опора даже для того, чтобы стоять, и я привалилась к ближайшей стене, не заботясь о том, что оставляю на ней кровавые пятна. Просить воды, чтобы хотя бы вымыть руки, очевидно, было делом бесполезным, так что я лишь морщилась, чувствуя, как на коже собирается липкая корка.
- Смотрите-ка, - кто-то из столпившихся у входа санкюлотов решил, что сейчас самое время для демонстрации собственного остроумия, - его величеству надевают корону!
Я прикинула, что двух секунд мне хватит, чтобы подойти к столу, схватить первый попавшийся скальпель и метнуть его в шутника. Будет одним трупом больше - какая разница? Мне уже нечего терять. Меня скоро убьют.
Подумав так, я осталась стоять. Мне уже не хотелось глупой, мелочной мести. Не хотелось вообще ничего.
Приподняв голову, я встретилась глазами с Бийо и, готова поклясться, увидела в его взгляде что-то, похожее на сочувствие. Меня это не тронуло, и я сочла за лучшее продолжить наблюдать, как врач, пыхтя от возложенной на него ответтвенности, продолжает терзать свою жертву. Робеспьер хотя бы был без сознания - думаю, если бы он кричал, пока из него извлекали застрявшую пулю, было бы во сто крат хуже. Я представила это и дернулась, будто мне на затылок капнули ледяной водой.