Страница 137 из 173
Повернув голову, Максимилиан увидел, что к нему приближается Сен-Жюст. Огромных трудов стоило уговорить его остаться на праздник - срочно вызванный из армии после покушения Сесиль Рено, Антуан рьяно рвался обратно, горячо объясняя каждому, кто готов был его слушать, что сейчас он нужен на фронте как никогда. Но на праздник он все-таки пришел, специально для этого купив новую шляпу с пышным плюмажем и подпоясавшись тщательно отутюженным триколором. Первую речь Максимилиана он слушал, сложив руки на груди и щурясь от бьющего в глаза солнца, но Робеспьер чуял, что за кажущимся ледяным спокойствием Антуана скрывается целая бездна тревоги.
Он не ошибся.
- Что с тобой такое? - тихо осведомился Сен-Жюст. - Ты сам не свой.
- Все в порядке, - Максимилиан попытался улыбнуться. - Должно быть, я слишком взволнован…
- Нет, - упрямо проговорил Антуан, нахмурившись. - Я бы сказал, у тебя неприлично траурный вид для такого радостного события. Что произошло?
Максимилиан не хотел ему говорить. Рассказывать кому-то о глухом тупике, в который после долгих блужданий зашли его отношения с Натальей, казалось ему постыдным и смешным. А Робеспьер ненавидел быть объектом насмешек - его болезненное чувство собственного достоинство не выдерживало этого. А еще он терпеть не мог расписываться в собственном бессилии - а вывалить на кого-то свои переживания было ни чем иным, как этим.
- Ничего, - ответил он и хотел было подняться обратно на трибуну, но остановился. К ним уже катился Кутон.
- Антуан прав, - сказал он, останавливаясь рядом с Сен-Жюстом. - Ты выглядишь так, будто у тебя кого-то убили. В чем дело?
Максимилиан перевел взгляд с Антуана на него. Слова теснились в груди, слипшись в вязкий ком, и мешали дышать, но он запретил себе произносить их.
- Ни в чем, - обрубил он, отворачиваясь. - Слушайте, мне надо…
- А я знаю, в чем дело, - вдруг уверенно заявил Антуан, и Робеспьер проклял его внезапно проявившуюся проницательность. - Опять Натали что-то вытворила. Я прав?
При звуке ее имени внутри Максимилиана будто что-то надломилось, и он понял, что не может больше копить это все в себе - страхи, вопросы, эмоции требовали выхода, иначе просто грозили разорвать его напополам. Робеспьер нечасто ощущал потребность выговориться перед кем-то, но сейчас был именно тот случай. Ибо он чувствовал, что не унесет эту ношу в одиночку.
- Она вспомнила Ка… Демулена, - произнес он; одно имя, воспоминания о котором причиняли боль, сразу же потянуло за собой другое, и конца этой цепочке не было видно. - И его жену. Сказала, что хотела бы видеть их тут.
И посмотрел на соратников, про себя с ненавистью думая, какой же жалкий, должно быть, у него вид. Кутон крякнул. Антуан присвистнул:
- Вот оно что! Да уж, плохие дела… и что ты теперь будешь делать?
- Не знаю, - бросил Робеспьер, поводя плечами; в этот жаркий день его неожиданно стало морозить. Антуан собирался что-то сказать, но его опередил Кутон:
- Арестуй ее.
- Что? - такая мысль даже не приходила Робеспьеру в голову, и он впал почти что в ужас. - Арестовать? За что?
- За что угодно, - невозмутимо уточнил Жорж. - Это дело нетрудное. И я же не сказал “казнить”. Просто посадить под замок… на пару недель.
- И как, ты думаешь, это должно помочь?
Антуан слушал их обоих с открытым ртом. Робеспьер его понимал - он сам не верил, что говорит это.
- Ну, это может привести ее в чувство, - заметил Кутон. - И потом, ты защитишь ее от самой себя. По крайней мере, в Консьержери она не наделает глупостей, которые может наделать на свободе.
Кутон всегда был удивительно логичен. И сейчас Максимилиан не без страха признал себе, что он прав.
- Наверное… - начал он, но Антуан его перебил:
- Не надо никого арестовывать! - пылко воскликнул он. - Давай, лучше я с ней поговорю. Попытаюсь ей что-то объяснить…
Кутон недоверчиво хмыкнул, и Максимилиан разделил его настроение. Сам он давно понял, что объяснять что-то Натали - все равно, что пытаться втолковать прописные истины камню, древесному стволу или догорающей в лучах прериальского солнца атеистической Гидре. Антуан состроил умоляющее лицо.
- Хотя бы попытаюсь.
Максимилиан только безнадежно махнул рукой и принялся подниматься по скрипящим деревянным ступеням. Пусть Антуан делает что хочет, разговаривает с Натали, если ему так хочется. Сам Робеспьер давно уже оставил всякие попытки делать это.
Народ шумел и волновался, но определить, поддерживает ли он оратора, было по-прежнему невозможно. Максимилиан устремил взгляд на пеструю толпу и внезапно ощутил себя выброшенным с корабля за борт. Впервые в жизни он чувствовал, что больше ни в чем не уверен.
Я внимательно следила за любовными перипетиями Ринальда и Армиды, когда внизу послышался какой-то шум и оживленные голоса. Очевидно, семья Дюпле вернулась с праздника. Голоса Робеспьера не было слышно, и я, все еще перемалывая в себе остатки раздражения, с радостью подумала, что ему, возможно, придется задержаться допоздна. Отложив книгу, я спустилась вниз, где Нора, переставшая шипеть на меня по поводу и без повода после случая с Сесиль, встретила меня воркованием:
- Все прошло чудесно, зря ты не пошла…
Я поморщилась.
- Я тоже неплохо провела время.
- Рада за тебя, - мирно сказала Нора и подхватила на руки выбежавшего ей навстречу кота. Я рассеянно глядела, как она чешет ему за ухом, и думала - спросить или не спросить подробности праздника. С одной стороны, мне было любопытно, с другой - я не хотела как-то выказывать свой интерес к происходящему. По моему мнению, вообще вся эта затея с Верховным Существом отдавала бредом. Жаль, что Марат этого не увидел - он бы точно не оценил и, не стесняясь, разнес бы по кирпичикам воздушные замки Робеспьера.
Все расселись за столом, и я отправилась на кухню, чтобы помочь Норе соорудить ужин. Мы заканчивали второе - ради торжественного дня мадам Дюпле исхитрилась и достала где-то целую утку, - когда входная дверь открылась, и на пороге показался Робеспьер.
Меньше всего он был похож на триумфатора. Плечи его были опущены, точно что-то гнуло его к земле, шаги были нетверды, как у старика, а на лице отпечаталось выражение настолько гнетущей усталости, что все невольно перестали есть и замерли. Одного взгляда на вошедшего мне хватило, чтобы понять: что-то пошло не так.
- Боюсь, вам недолго осталось видеть меня, - проговорил Робеспьер надорванным голосом и сел на единственный свободный стул. Я заметила, что у него судорожно подергивается правое веко.
Месье и мадам Дюпле переглянулись. Нора испуганно спросила, вжимаясь в спинку своего стула:
- О чем ты говоришь?
Робеспьер поднял на нее измученный взгляд, и горестная складка, залегшая у его губ, стала еще глубже.
- Неважно. Забудь об этом.
Она замолчала, закусив губу. Глаза ее повлажнели, и мне на секунду показалось, что она сейчас расплачется, но ей удалось удержаться. Робеспьер подвинул к себе тарелку, но не притронулся к еде, даже вилку не взял. Похоже, никто и ничто не интересовало его.
- Натали! - окликнули меня от двери.
Я обернулась и увидела Антуана. Выглядел он, несомненно, бодрее Робеспьера, но это был не бог весть какой комплимент - бодрее Робеспьера выглядел бы любой труп. Сен-Жюст тоже был бледен, но в его облике не было ни единого следа апатии - напротив, он казался до крайности чем-то встревоженным.
- Натали, - Антуан изобразил свою любимую залихватскую улыбку, но она вышла настолько фальшивой, что я передернулась, - я завтра уезжаю, а мы давно не болтали… не хочешь пойти прогуляться? Выпьем где-нибудь в Пале-Эгалите…
Что-то точно было не так. Раньше Антуан никогда не позвал бы меня пьянствовать в присутствии Робеспьера - не хотел лишний раз нарываться на нотации о вреде подобного образа жизни. А теперь ему было все равно, что главный поборник морали во Франции сидит в паре метров от него. Робеспьеру, впрочем, тоже было все равно, он как будто ничего не услышал.