Лучший из худших

Последняя мысль вызвала у Эделин звонкий смешок. Вообще, настроение у молодой женщины было прекрасным, она давно не чувствовала такого воодушевления, которое залившая тело истома лишь подкрепляла. Впервые в жизни ощущая ту благостную слабость, которая следует за бурно проведенной ночью, Эделин едва ли не вприпрыжку спустилась вниз и отправилась делать себе кофе.

Забытая Робеспьером папка обнаружилась на столе. Почти с наслаждением Эделин перелистала бумаги, но сознание ее, заполненное мечтами о грядущем, не воспринимало ни единого слова из написанного. Эделин сама не заметила, как отбросила папку, будто ненужную вещь, и погрузилась в грезы с головой, опершись подбородком о сцепленные ладони. Свежий бриз вновь обдувал ее лицо, а впереди, на горизонте, маячили пока неразличимые в тумане очертания какой-то чудесной страны, где не будет надоедливых старикашек и наглых падчериц, зато в изобилии будет счастье, успех и мелкие, но непременно веселые и захватывающие приключения.

“Ехать прямо сейчас”, - тут же решила она, но неожиданно одернула себя: нужно сыграть роль до конца, подождать хотя бы месяц и лишь затем покинуть навсегда эту унылую, давно осточертевшую ей дыру. В первый миг Эделин приуныла, но не в ее характере было долго предаваться грусти: что бы с ней ни происходило, она всегда могла повернуть это к себе наилучшей стороной и была полностью уверена, что это - единственно верный способ смиряться со всеми жизненными несправедливостями. Вот и сейчас в душе ее, вымев оттуда подкравшуюся печаль, вспыхнуло радостное предвкушение. “Может, и не так хорош рай, как его ожидание”, - подумала Эделин. Пусть ей придется еще месяц побыть безутешной вдовой, но месяц траура обещал стать лучшим в ее жизни. Раньше она жила, надеясь на будущее счастье, но не зная, когда оно наступит; теперь заветный день был означен, и Эделин обязана была должным образом подготовиться к нему.

А это значило, что без милашки-адвоката будет не обойтись.

Он не показывался почти неделю, даже не высовываясь из дома, и Эделин от этого хотелось хохотать в голос. Кто бы мог подумать, что такие чувствительные души существуют и теперь, не истлев вместе со страницами старых книг? Ей приходило в голову шальная мысль навестить адвоката в его обиталище, но сделать это так и не удалось: одного взгляд на сестру Робеспьеру, приземистую и хмурую женщину, смотревшей на всех с холодным подозрением, будто у нее хотели что-то отнять, Эделин хватило, чтобы понять, что с этой особой лучше не связываться. В своем доме адвокат был в полной безопасности, у него был охранник лучше Цербера, и Эделин пришлось отступить, затаиться, исполнившись терпением кошки, выжидающей, когда мышь высунет нос из своей норы.

Вечно это, конечно, продолжаться не могло, и в понедельник Робеспьер явился в ратушу, еще более бледный и утомленный, нежели обычно. Очевидно, он не притворялся, а действительно заболел от пережитого потрясения. Эделин подстерегла его, когда он выходил из здания.

- Добрый день, мэтр, - произнесла она со сладкой улыбкой, заступив Робеспьеру дорогу. - Как ваше здоровье?

Он шарахнулся в сторону, точно увидев призрака.

- Вы так и не забрали свои деньги, - напомнила Эделин, доставая туго набитый кожаный кошель. Адвокат панически покосился на него, словно у Эделин в руках была бомба с горящим фитилем.

- Я не…

- Вы что, работали бесплатно? - усмехнулась Эделин, буквально силой разжимая ему пальцы. - Да берите же.

Рука его дрожала, то ли от волнения, то ли от холода - мороз за неделю лишь усилился, а Робеспьер не спешил сменить свой чудовищный плащ на что-нибудь более соответствующее погоде. Медленно взвесив кошель на ладони, адвокат произнес:

- Мне кажется, здесь…

- Да, немного больше, - кивнула Эделин. - Но считайте, что я добавила сверху… за другие услуги.

Ей ужасно хотелось чмокнуть Робеспьера в кончик носа - уж больно милый у него был вид, когда он навешивал на свое лицо суровое и непреклонное выражение.

- Мадам, - голос его звенел, - я не знаю, за кого вы меня принимаете…

- Не обижайся, милый, - внезапно заявила Эделин, отбрасывая официальное “вы”. - Мне очень, очень понравилось…

Он даже охнуть не успел, как оказался крепко прижат к щербатой каменной стене, и открыл рот, чтобы произнести что-то возмущенное, но Эделин не дала ему этого сделать, прижав кончики пальцев к его губам.

- Ты забыл у меня свои бумаги. Помнишь?

С бессвязным хрипом схватив ртом воздух, он кивнул. Эделин все-таки не удержалась и поцеловала его, отчего он весь сотрясся, и она не без удовольствия отметила, что он не на шутку напуган. Это было отлично - ей не хотелось долго спорить, ибо она начинала уже замерзать.

- Я забыла взять их с собой, - сказала она, коротко поглаживая застывшего Робеспьера по щеке. - Зайдешь и заберешь сегодня. А то я соскучилась…

Его лицо сравнялось по цвету с сыпавшим с неба мелкими пригоршнями снегом.

- Нет, я не…

- Придешь, конечно, - мягко придавила Эделин. - Не трать слова, еще пригодятся. Я буду ждать.

И, чтобы не терялось произведенное ею ошеломляющее впечатление, круто развернулась и направилась прочь. Робеспьер не побежал бы за ней - гордость бы не позволила. Поэтому Эделин, даже не оборачиваясь, знала, что он остался стоять на крыльце и, продолжая машинально сжимать в руке деньги, смотрит ей вслед.

“Вернется, - подумала она, растекаясь про себя от удовлетворения. - Конечно, вернется”.

Она была права - он вернулся. Пришел, воровато оглядываясь, передвигаясь перебежками от дерева к дереву, будто опасаясь, что его застанут за совершением преступления. В дверь он стучал мелко и нервно, но Эделин томила его ожиданием, хоть и заранее увидела приближение гостя из окна. Но ждала она не слишком долго, чтобы Робеспьер не передумал, и сразу с порога, не давая ему опомниться, утянула его в жаркий поцелуй.

- Позвольте, мадам, - пробормотал Робеспьер, задыхаясь, - мои бума… мадам, но дайте хотя бы воды…

Он сам уже был не рад, что пришел, и всеми силами пытался тянуть время - это было видно, как на ладони. Эделин не дала ему даше шанса на отступление, выдохнула “потом напьешься” и поволокла пойманную добычу в спальню.

В этот раз он был сверху, и Эделин смогла полностью сосредоточиться на собственных ощущениях, ибо тонкое и легкое тело ее партнера не весило почти ничего. Ей было хорошо как никогда, она шумно дышала, закрыв глаза, в моменты накатывающего удовольствия царапая любовнику плечи, и не сразу поняла, что на шею ей капает что-то густое и теплое. Сначала она подумала, что ей кажется - мало ли что привидится одурманенному ласками сознанию, - но потом, на третьей капле, все-таки приоткрыла веки и испустила пронзительный вопль.

Это была кровь. И все лицо Робеспьера было в крови, которая стекала тонкой струйкой по его губам и подбородку. Эделин, охваченная ужасом, не поняла сначала, что произошло, но она была слишком не в себе, чтобы думать - с силой, которой сама от себя не ожидала, сбросила тщедушное тело и проворно отползла на другой край постели.

- Что с тобой? - выкрикнула она не своим голосом. - Ты болен?! Что это?

Ошарашенный, Робеспьер прижал ладонь к лицу, тут же отнял ее и уставился на свои окровавленные пальцы.

- Это… это случается, - проговорил он, спустил ноги с кровати и потянулся к стулу, на котором была свалена его одежда. - Сейчас все пройдет…

- Ты бы хоть предупредил, чтоб тебя, - увидев, что на Робеспьера не нападает смертельный страх, Эделин поверила, что для него подобное происшествие находится в порядке вещей, и тогда ее ужас сменился адским недовольством. Даже страдальческий взгляд, обращенный на нее Робеспьером, не помог - молодая женщина была готова рвать и метать.

- Если бы вы мне дали хоть слово сказать…

- К черту разговоры, - дрожащей рукой Эделин стерла со своей шуи чужую кровь; ее передернуло, когда она почувствовала, как слипаются кончики ее пальцев. - Черт, все испортил… я принесу воды.