Лучший из худших

- Знаете, я должна перед вами извиниться. Поначалу я не приняла вас всерьез…

- Не стоит, - поспешно сказал он и вдруг спрятал взгляд, отчего стал похож на зажатую в угол стыдливую девицу. Поднявшийся в душе Эделин азарт зудяще царапнул ее изнутри. Волнения последних дней требовали выплеска, и ей пришла в голову мысль, что самое время учиться не отказывать своим желаниям. Теперь она могла отпустить на свободу все то, что до сих пор держала крепко-накрепко запертым, и начинать стоило прямо сейчас, пусть выпавшая цель - не лучшая, которую можно было бы выбрать. Впрочем, что-то особенное в Робеспьере было, в этом Эделин убедилась на суде: он был совершенно невзрачен, когда молчал, но стоило ему заговорить, и он преображался, как будто в нем зажигали яркий свет, и это завораживало, заставляло тянуться к нему, как к чему-то непонятному, но от того не менее прекрасному. Эделин не могла его упустить. Она бы себе этого никогда не простила.

- Я не поскуплюсь на вознаграждение, - заговорила она, коротко поглаживая тонкое запястье Робеспьера. - Назовите цену, и я ее уплачу.

Слова эти сопроводились жгучим и пронзительным взглядом из-под ресниц, в котором только слепой не увидел бы многозначительного обещания. Но Робеспьер замялся еще больше:

- Позвольте, я брался за это дело вовсе не из-за…

- А это вы зря, - жарко выдохнула Эделин, склоняясь над ним. - Берите, если вам предлагают.

От волнения у нее кружилась голова. Все это так напоминало прочитанный ею когда-то в юности роман, и она ожидала, что Робеспьер будет ошеломлен, растеряется на секунду, но затем природа свое возьмет, и на призыв Эделин последует страстный отклик, но адвокат повел себя совершенно неожиданным образом: попытался оттолкнуть Эделин с тем отчаянным ожесточением, с каким угодившая в руки настойчивого соблазнителя девушка сражается за свою честь.

- Да что ты?.. - вырвалось у Эделин против воли: ей пришлось схватить Робеспьера за руки и развести их в стороны, оставляя жертву полностью открытой и лишенной возможности защититься. Робеспьер трепыхался и бился, как поймнная в клетку птица, и на секунду Эделин засомневалась, не отпустить ли его, и пусть катится на все четыре стороны. Но эта мысль мелькнула в ее голове лишь на мгновение, безжалостно выметенная оттуда искушением склониться еще ниже и закрыть жадным поцелуем маленький, тонкогубый, панически скривившийся рот.

Робеспьер что-то замычал, напрягаясь и не поддаваясь. Но желание Эделин во что бы то ни стало сломить его строптивость от этого только усилилось. Последнее время в ее жизни было мало приключений - так что может быть лучше, чем укрощение маленького, но своенравного зверька?

- Прекратите, - пролепетал Робеспьер, когда Эделин начала лихорадочно целовать его щеки и скулы. Он уже не пытался вырваться: наверное, силы полностью оставили его. Зато его била крупная дрожь, которая дошла почти до судороги, стоило Эделин добраться с поцелуями до тонкой, изящной шеи, на которой лишь сегодня утром она мечтала затянуть смертельную петлю.

- Нет, прошу вас, - прошептал Робеспьер, как в бреду, - оставьте…

Надежды Эделин на то, что страх рано или поздно переплавится в страсть, не оправдались: сколько бы молодая женщина ни прилагала усилий, жертва не желала покоряться им, разве что, как подстегнутая хлестким ударом, вновь попыталась освободиться. Но попытки эти были явно машинальными, Робеспьер не сознавал уже в полной мере, что происходит: то, что Эделин выпустила одну его руку, чтобы расстегнуть тугие пуговицы на жилете, он даже не заметил.

- Не надо, - голос его сорвался, когда Эделин, почти разорвав воротник его рубашки, прикусила нежную белую кожу рядом с ключицей: там, куда пришелся укус, тут же начал наливаться краснотой полукруглый след, и Робеспьер, несомненно, почувствовав это, сотрясся от стыда. Но что-то уже было необратимо переломлено, и что именно, Эделин поняла, лишь опустив ладонь, которой она до сих пор оглаживала гладкий, впалый живот, чуть ниже.

- А, - ухмыльнулась она, с удовольствием глядя, как лицо Робеспьера заливает густая краска, - вот почему ты заматываешься…

Он понял, наверное, что отвертеться уже не удастся: плоть его предала, и все, что ему оставалось - прекратить отрицать очевидное и подчиниться. На секунду Эделин показалось, что Робеспьер сейчас расплачется, но он, конечно же, не позволил себе этого: смиренно закрыл глаза и застыл, как прихваченный параличом. Больше он не сопротивлялся, ни когда Эделин, у которой давно уже внутри все горело, раздела его, как куклу, ни когда она, решив не тратить лишнее время, бесцеремонно подняла юбку и, приспустив белье, опустилась на него сверху.

Это было волшебно - ощущать его в себе. Эделин мельком вспомнила свою первую брачную ночь: молодожен, несмотря на всю свою нежность, оказался почти бессильным, и ей, тогда невинной и не знающей почти ничего об этой стороне супружеских отношений девице, пришлось промучиться около часа, чтобы супруг стал способен выполнить свой долг. Совместные ночи после этого превратились в пытку для Эделин, и она ловила себя на том, что с завистью поглядывает на подруг, вышедших за ровесников, почти нищих, но наверняка способных на большее, нежели унылые телодвижения, которыми изредка награждал ее старикан. Сколько раз, лежа в одиночестве в постели, Эделин представляла рядом с собой кого-то молодого и крепкого - и вот, в качестве вознаграждения за все, что ей пришлось пережить, она нашла способ исполнить свою мечту.

С силой сдавив коленями бедра новоиспеченного любовника, она мерно приподнималась и опускалась, бесстыдно постанывала, утратив всякие остатки контроля над собой, чувствуя, как растекшийся по телу жар усиливается, грозя совсем скоро спалить Эделин дотла. Про Робеспьера она и думать забыла: он был совершенно неподвижен, не издавал ни звука, только коротко и болезненно вздохнул, когда пальцы Эделин оставили на его груди несколько косых красных полос. На миг молодая женщина со смехом подумала, а не упал ли он опять в обморок.

Глупо было думать, что он продержится долго: Эделин не успела толком войти во вкус, как по телу под ней пробежала новая волна дрожи, до сих пор зажмуренные глаза Робеспьера широко распахнулись, и стабый стон вырвался из его груди, когда его выгнуло навстречу Эделин и сотрясло в судороге удовольствия.

- Вот же, - разочарованно протянула Эделин, опускаясь на постель рядом с тяжело дышащим любовником. - Ты раньше никогда этого не делал?

С явным усилием он повернул к ней посеревшее лицо. Вид у него был утомленный и разбитый, не было в нем и следа блаженного удовлетворения.

- Никогда, - прошептал Робеспьер, ощупывая себя: интересно, надеялся, что от этого его тельце хоть на йоту изменится?

- Ладно, отдыхай, - разрешила Эделин, сгорая про себя от желания довести начатое до конца. - Потом продолжим.

На лице Робеспьера отразился неприкрытый ужас.

- Продолжим?..

- Ну да, - беззаботно проговорила Эделин, перекатываясь на бок и начиная вновь поглаживать его шею, беззащитную и уязвимую; Робеспьер от этого вновь задрожал, и женщина почувствовала, что начинает улыбаться. Ощущение власти пьянило не хуже крепкого вина из запасов покойного муженька. - Я же знаю, где у тебя слабое место, мой милый…

Он ничего не ответил, только коротко выдохнул, будто над его головой только что прозвучал смертный приговор, и Эделин решила немного его успокоить:

- Не волнуйся, тебе понравится.

Он, умница, не стал сомневаться вслух. Он вообще больше ни слова ни произнес за весь остаток вечера, и даже последнее “спокойной ночи”, которое удовлетворенная, опустошенная до дна Эделин пробормотала, уже проваливаясь в дрему, осталось без ответа.

========== Глава 4. Скатертью дорога ==========

С утра Робеспьер испарился, пока Эделин досматривала десятый сон: сквозь медленно рассеивающуюся дрему она слышала неясный шум и шорох, но ей было лень открывать глаза, поэтому адвокат скрылся, не встретив на своем пути каких-либо препятствий. Не обнаружив его, проснувшись, рядом с собой, Эделин не расстроилась. “Вернется, - подумала она с уверенностью, разглядывая себя в зеркало. - А нет - не беда. Не пойдет же он жаловаться, в конце концов”.