Лучший из худших

Мэтр должен был прийти в два, а Эделин засела в гостиной с половины, нервно потирая ладони друг о друга и не отрывая напряженного взгляда от часов. Стрелки ползли медленно, слишком медленно, и Эделин начала сомневаться, не испорчен ли механихм. Чтобы сидеть спокойно, ей приходилось прикладывать неимоверные усилия, но она твердо решила не тратить энергию понапрасну: на суде еще пригодится. Вдобавок надо было не выходить из образа - судя по тому, что удалось узнать о Робеспьере, он человек необычайной для своей профессии принципиальности, деньги его не интересуют, но подкошенной навалившимися несчастьями вдовушке он будет помогать изо всех сил.

Тихий стук в дверь раздался в тот момент, когда минутная стрелка указала на 12. Вечно куда-то опаздывающая Эделин не могла не восхититься такой пунктуальностью. “Что ж, - возникла у нее ободряющая мысль, - он ответственен и знает свое дело, это точно”. Поднявшись из кресла, она заторопилась к двери.

Речь у нее была заготовлена заранее, до каждого слова, до малейшего надрывного перелива в голосе: “Слава Богу, я так боялась, что вы не придете!”. Но все, что хотела сказать Эделин, застыло на языке, когда она увидела, кто стоит у ее порога.

Человеку, которого она увидела, открыв дверь, можно было дать самое большое двадцать - не спасал ни тщательно напудренный парик, ни преувеличенно строгое выражение на тонком бледном лице. Пришедший казался ребенком, вырядившимся во взрослую одежду, и Эделин недоуменно уставилась на него, понимая, что сбываются ее худшие опасения. Мэтр не смог прийти, прислал вместо себя помощника - заболел? Или Мари уже успела каким-то образом повлиять на него?

- Мадам де Лежер? - юноша церемонно поклонился ей. - Мои соболезнования.

Эделин чуть не спросила, к чему он это. Юноша смотрел на нее, будто чего ожидая. Глаза у него были серые, внимательные и какие-то печальные - в своей жизни Эделин навидалась и более красивых глаз, но почему-то именно от этих не могла оторваться, будто было в них что-то особенное, какая-то неземная печать.

- А вы… - вымолвила она, вспомнив, что надо отвечать. - А вы… вы от мэтра?

Юноша моргнул. С его светлых ресниц слетела и растаяла на щеке маленькая снежинка.

- Моя фамилия Робеспьер, - тихо сказал он. - Я могу зайти?

Эделин схватилась за дверной косяк, растерянно скользнула взглядом по тщедушной фигуре визитера. У нее в голове не укладывалось, что этот тощий юнец с невыразительным голосом будет представлять на суде ее интересы, соперничая с громогласной, прущей, как таран, Мари.

- Так вы и есть… мэтр? - глупо спросила она. Робеспьер переступил с ноги на ногу и отчетливо вздрогнул - на нем был штопаный в нескольких местах осенний плащ, который вряд ли мог защитить от декабрьского морозного ветра.

- Да, это я. Мадам Моль сказала, что вы заинтересованы в моих услугах…

Первым порывом Эделин было отправить этого юнца по известному адресу прямо с порога, но она вовремя опомнилась. Все равно никого лучше найти не удастся, а какая-никакая надежда перетянуть одеяло на себя, пусть даже такая хрупкая, все же лучше, чем вообще никакой.

- Да, заходите, конечно, - она отошла в сторону, и юноша шагнул в дом, не сдержал облегченного вздоха, попав в тепло. Эделин хотела помочь ему снять плащ, но он смущенно отказался:

- Благодарю, я сам…

Вслед за многострадальным плащом на вешалку отправился серый с красной каемкой шарф, при виде которого Эделин не ударжалась от вопроса:

- Ваша супруга связала?

- Нет, - холодно ответил адвокат, которого, кажется, задело такое вторжение в его личную жизнь. - Сестра.

- А-а-а, - мыследнно Эделин отвесила себе оплеуху: надо же было начать беседу с защитником с такой глупости! Впрочем, дело, верно же, было в том, что она никак не могла поверить, что этот юноша - юрист. Скорее уж случайный гость, заглянувший на огонек или заблудившийся и надеющийся на приют.

Шаги его были почти бесшумны, и Эделин, провожая его в столовую, исподтишка обернулась: не растворился ли он в воздухе, как привидение? Но нет, адвокат неотступно шел за ней, пытливо оглядывая высокие потолки, окрашенные лепниной стены, заставленные украшениями и посудой серванты: обстановка явно была ему непривычна. Усмехаясь про себя, Эделин подвела гостя к заставленному угощениями столу.

- Присаживайтесь, - пригласила она и сняла крышку с серебряного блюда с фаршированной уткой. - Будьте как дома.

Адвокат осторожно уместился на краешке стула, будто был готов в любую секунду вскочить в него. Не переставая очаровательно улыбаться, Эделин налила гостю вина.

- Лучшее из запасов моего бедного Анри, - вздохнула она, прикладываясь к бокалу. Но Робеспьер даже глотка не сделал, только еле коснулся вина губами и ответил сдержанно:

- Вы очень любезны.

“Ханжа, - сделала вывод Эделин, - Ну, по крайней мере, не запьет”. Сама она решила себе не отказывать и налила полный бокал, с траурным видом выпила.

- Бедный Анри, - сказала она и часто поморгала в надежде, что выступит слеза. - Он так любил этот сорт…

- Сочувствую вашей утрате, - Робеспьер принялся аккуратно уминать жареные овощи. - Вы не могли бы ознакомить меня с сутью дела?

Эделин скептически поглядела на него. Все ее существо, подстегиваемое здравым смыслом, бунтовало против того, чтобы вручать свою жизнь в слабые руки этого мальчишки. Так и подмывало спросить, сколько ему лет, но Эделин сочла это бестактным и решила зайти с другой стороны:

- Давно вы закончили обучение?

Вопрос был задан по-светски непринужденно, но Робеспьер все равно нахмурился. Кажется, понял, что за этим стоит.

- Год назад, - ответил он. Эделин ощутила в себе непреодолимое желание убить мадам Моль. Конечно, стремление помочь неудачнику-соседу заслуживало всяких похвал, но…

- И вы не остались в Париже? - спросила она вкрадчиво. Робеспьер ответил тут же, будто заранее готовил ответ:

- Я понял, что в своем родном городе принесу больше пользы служению справедливости.

Эделин еле удержалась, чтобы не поморщиться. Эту породу она хорошо знала - прекраснодушные идеалисты, обчитавшиеся новомодной философии, даже пару абзацев из которой Эделин не смогла осилить без отвращения, и возомнившие о себе и мире невесть что, не вызывали у нее ничего, кроме здорового смеха. Но одно дело - посмеиваться, не имея с этими дураками ничего общего, а совсем другое - жизненно зависеть от одного из них.

- Понятно, - желание выгнать адвокатишку только усилилось, и Эделин заставила себя успокоиться. Робеспьер тем временем очистил тарелку, коротко глянул на бокал с вином и потянулся к графину с водой.

- И все же, - с беспокойством сказал он, - могу я узнать суть дела?

Эделин с силой опустила бокал на стол, и от резкого звона адвокат вздрогнул. Время недомолвок кончилось.

- Извольте, - проговорила она, глядя своему собеседнику прямо в глаза. - Мой несчастный супруг оставил мне некоторую сумму денег и кое-какое имущество, а тут явилась девица, называющая себя его дочерью, и грозится вышвырнуть меня на улицу.

Робеспьер не изменился в лице и все тем же убийственно деловым тоном уточнил:

- Она упомянута в завещании?

- Нет, - почти рявкнула Эделин в ответ. - О ней там ни слова. Но ее это не остановит.

- Я понял, - после недолгого раздумья ответил Робеспьер. - Если можно, бумаги…

- Что?

- Бумаги, - терпеливо повторил он. - В первую очередь - копию завещания, свидетельство о браке, свидетельство о смерти вашего супруга…

Пути к отступлению теперь не было. Не говорить же ему было “пошел вон” после всего, что он успел узнать. Документы были у Эделин заготовлены заранее и сложены в аккуратную папку, и ее она протянула юристу.

- Держите. Имейте в виду, заседание через неделю.

- Я знаю, - бесстрастно отозвался Робеспьер, распутывая завязанные в узел тесемки. Его безжизненная холодность вконец вывела Эделин из себя, и она внезапно высказала то, что изначально не хотела говорить вслух.