Страница 4 из 10
- Имейте в виду, мэтр, - последнее слово она язвительно растянула, - от вас зависит моя жизнь.
Робеспьер медленно поднял взгляд.
- Простите?
- Если вы проиграете дело, - Эделин приподнялась от стула, и ее собеседник начал подниматься вместе с ней, - я останусь вовсе без средств к существованию. И виноваты в том, что у меня останется только один путь - в реку, - будете вы, и больше никто.
Кажется, адвоката ошеломили ее слова. Его ладонь, держащая папку, судорожно сжалась.
- Ну что вы, мадам, - пробормотал Робеспьер, - давайте будем более оптимистичны…
- О, я чрезвычайно оптимистична, - произнесла Эделин с усмешкой, наслаждаясь тем, что можно сбросить маску. - Если вы проиграете, клянусь, одними издержками вы не отделаетесь.
Казалось невозможным побледнеть больше, чем Робеспьер, но он сделал это - до того, что его щеки стали синеватыми.
- Двадцать тысяч годовой ренты, - чеканя слова, сказала Эделин, - будете выплачивать мне вы. Обещаю.
Наверное, голос ее звучал достаточно убедительно. В серых глазах на секунду метнулся ужас, и на миг Эделин увидела, как ее гость борется с желанием бросить папку и уйти. Но что-то остановило его в последний момент, и он остался сидеть. В его взгляде сверкнула сталь, и Эделин почти пожалела о сказанном.
- Не стоит угрожать, - мирно произнес Робеспьер, убирая папку в портфель. - Я и без этого приложу все усилия, чтобы помочь вам.
Эделин опустилась обратно на стул. От ее вспышки не осталось и следа, только пробежавшая по телу мелкая дрожь.
- Хорошо, - ей больше не хотелось спорить. Верить хотелось больше. - Я… если вы справитесь, я…
- Не стоит, - мягко ответил адвокат. - Я дам вам знать, как только со всем этим разберусь.
Эделин кивнула.
- Я буду ждать.
Она проводила его до двери и молча наблюдала, как он зябко запахивается в свой старый плащ. Ей захотелось улыбнуться, но получилось вымученно и глупо.
- Я на вас надеюсь.
- Я знаю, - ответил Робеспьер и, поклонившись на прощание, вышел.
========== Глава 2. Суд ==========
В зале суда было чудовищно холодно, и тщедушный адвокат то и дело заходился в сухом кашле. Эделин сидела, окаменев, стараясь не думать о том, что сейчас будет опозорена. Руки она держала сцепленными на коленях, ощущая, что ладони превратились в два куска льда. На Мари, трещащую о чем-то с прокурором - грузный и грозный, на Робеспьера он поглядывал с насмешливым снисхождением, - она не смотрела, потому что боялась встретиться с ней глазами. Страха, впрочем, Эделин не чувствовала. Только все ее внутренности поминутно скручивало в вязкий и холодный ком.
Вошел судья, старик с зеленоватым и утомленным лицом, и все встали. Робеспьер, тоже позеленев, почти подскочил, едва при этом не уронив стул. Эделин ощутила, что жизнь ее кончена. Ей оставалось только обреченно принимать то, что к ней стремительно приближается разинутая хищная пасть какой-то бездны.
Когда ей дали слово, она поняла, что не может ничего сказать. Только открыла рот и сразу же его закрыла.
- Несчастная убита горем, - подсказал Робеспьер, глянув на нее.
- Или язык проглотила, - хмыкнула Мари, вызвав в зале всплеск смешком. Судья нахмурился.
- Тишина! Мадам, вы будете говорить?
Все слова смыло из головы Эделин, и она смогла только мотнуть головой перед тем, как опуститься обратно на стул. Судья пожал плечами и вновь обратился к обвинителю, но Эделин из-за звона в ушах не слышала, что он говорит. Сквозь навязчивый шум до нее вдруг донесся тихий голос адвоката:
- Не волнуйтесь, мадам. Может, выпьете воды?
Язык по-прежнему не желал слушаться Эделин, и она снова покачала головой. Робеспьер вздохнул и принялся внимательно слушать прокурора.
Заседание продолжилось. Приступили к прениям. Обвинитель утверждал, что завещание месье де Лежера было подделано, и имя Мари было вычеркнуто оттуда вовсе не покойным, а его женой. Эделин вспыхнула. Неожиданный прилив злость заставил ее отмереть, как укол шила, разбудивший спящего.
- Ложь! - выкрикнула она. - Я в глаза не видела…
Робеспьер успокаивающе зашипел ей:
- Успокойтесь. Я это предвидел. Я все улажу.
- Предви… дели? - Эделин поперхнулась собственным голосом. Адвокат кивнул и поднялся.
- Позвольте, есть свидетель, который может подтвердить обратное.
Мари в вежливом удивлении приподняла брови, но спустя секунду на ее лице появилось неподдельно пораженное выражение. Вызывали мадам Моль.
- Где хранилось завещание месье де Лежера? - спросили у нее.
- В потайном отделении в ящике его стола.
- Знал ли об этом кто-нибудь, кроме вас и его?
- Нет, - был твердый ответ.
На этот раз бурно вскинулась Мари:
- Она лжет! Они спелись с этой потаскухой!
Робеспьер выразительно посмотрел на судью. Тот вздохнул и шумно ударил молоточком по деревянной подставке, отчего в ушах у Эделин снова зазвенело.
- Прекратите оскорбления, мадам!
Мари, казалось, хотела выкрикнуть что-то еще, но сумела взять себя в руки и даже пробормотала слова извинения. Допрос мадам Моль продолжился.
- Извлекалось ли завещание из ящика до смерти месье де Лежера?
- Нет, - отиветила мадам Моль с гордостью. - Я бы никому не позволила это сделать.
Робеспьер развел руками:
- Думаю, мы услышали достаточно.
Мари сидела с независимым видом. Губы ее беззвучно шевелились, но с них не слетело ни единого звука. Эделин медленно вдохнула, потом так же медленно выдохнула. В сердце у нее затеплилась надежда, что еще не все потеряно, но спустя полчаса она оказалась похороненной: споря с прокурором, Робеспьер охрип и прервался на середине фразы, с трудом набирая в легкие воздух. “Черт бы тебя побрал, - подумала Эделин бессильно, - и тебя, и твой чертов кашель”.
Поняв, что от адвоката ничего вменяемого больше не добиться, судья устало махнул рукой. В зале снова раздался смех, и ударил он Эделин не хуже плети. “Прощай, Новый Свет”, - метнулось у нее в голове, прежде чем ее сознание вновь выморозило отчаянием. Дело было проиграно безнадежно.
Торжество Мари было отложено. Объявили перерыв.
- Прос… простите, - просипел Робеспьер, доставая из портфеля фляжку и открывая ее. До Эделин донесся тонкий запах каких-то трав. - Последнее время такой ветер…
Выглядел он жалко: судя по нездоровому румянцу на щеках, к нему подступала лихорадка, но это не вселило в душу Эделин жалости. “Чтоб ты сдох в мучениях, - подумала она, глядя на адвоката с презрением, - а перед этим тебе вырвали язык”. Робеспьер опрокинул в себя содержимое фляги и вновь закашлялся: судя по всему, снадобье было не из приятных, но Эделин не было до этого дела. Ей не было дела ни до чего. Хотелось уйти домой, не дожидаясь окончания заседания, залезть под одеяло и лежать, никого не видя и ничего не слыша. Может, если в мире есть какая-то справедливость, Эделин умрет. Просто уснет и не проснется, как должно происходить с каждым человеком, перед которым жизнь запирается на все замки.
- Мадам, - неожиданно заговорил Робеспьер почти нормальным голосом, - я вам обещаю, что…
- Заткнитесь, - бросила ему Эделин. - Просто заткнитесь.
Если бы у нее остались силы, она бы свернула адвокатишке шею. Благо это было делом несложным: голова Робеспьера и без того будто держалась на тоненькой ниточке - всего одно резкое движение, и Эделин будет отомщена, хотя бы на одну десятую часть…
Не подозревая о том, какие мысли бродят в голове клиентки, адвокат углубился в чтение бумаг. Несколько листов, покрытых ровными, убористыми строчками, выскользнули из его рук, и Эделин наклонилась и подобрала их.
- Что это? - без интереса спросила она. Робеспьер, что странно, не торопился забирать у нее бумаги.
- Моя заключительная речь. Если вам интересно, - тут он смущенно потупился, будто звал Эделин на свидание, - можете почитать.
Эделин покосилась на него, затем на исписанные листы: идеально ровные абзацы, ни единой помарки, буквы так и жмутся одна к другой, словно боятся не уместиться.